class="p1">Вот ради чего он явился! Ему зачем-то нужно привести Семью в то место.
Распутин продолжал:
– Негоже Государю бегать, тем более – за границу. Нужно переждать. Скит в тайном месте, там никто не найдет Семью до весны. А место там святое, намоленное. Там все хворобы проходят, моя сила целительная там возрастет, и Алеша от своей болячки насовсем исцелится.
Никакие доводы Бреннера – мы не знаем ничего про этот скит, зима здесь суровая, у нас нет продовольствия – не действовали, да Их Величества и не слушали. Они были словно под гипнозом: Алеша там исцелится! Он и так уже ходил без палки и даже просился в седло! А уж там, в намоленном месте … Что мы тут могли возразить?
Напрасно я ловил взгляд Государыни. Она больше не смотрела на меня и не ждала от меня никаких знаков. Я уже не облечен ее доверием? Все-таки пожаловался Старец.
После завтрака и недолгих сборов мы выступили обычным порядком: четыре подводы и четверо верховых. Половинкины проводили нас с облегчением: ночное самоубийство сильно их напугало. Поручика Хлевинского мы с Каракоевым похоронили на рассвете подальше от заимки.
Август 1918 года
Иркутская губерния
Они выскочили на тропу неожиданно – олени. Перед первой телегой шагали Николай и старец. Они теперь каждый день часа по два-три шли вдвоем, беседовали. И вдруг низкорослые северные олени – пять или шесть – выбежали и остановились, с любопытством глядя на обоз.
– Капитан, стреляйте! – крикнул Николай.
Свежее мясо никогда не лишнее. Бреннер и Лиховский, ехавшие верхом, выхватили револьверы и открыли беглый огонь. Два оленя свалились, остальные скрылись в ельнике. И тут же грохнул винтовочный выстрел. Лошадь под Лиховским пошатнулась и рухнула.
– Ложись! – крикнул Бреннер.
Вторым выстрелом была свалена лошадь из упряжи головной телеги. Все легли в телегах, а Николай и Распутин так и стояли на тропе в полный рост – Распутин выступил вперед и закрыл собой царя.
Анненков осадил своего коня перед ними, заслоняя от ельника, и выстрелил куда-то в елки наугад.
– Государь, укройтесь за телегой! – крикнул Бреннер, бросаясь к лежавшему возле мертвого коня Лиховскому.
Старец громко выкрикнул что-то на непонятном языке, и из ельника ему ответили.
– Не стреляйте! – закричал старец по-русски. – Это тунгусы!
– Почему они стреляют? – спросил Бреннер.
– А зачем вы убили их оленей?
– Их оленей? – удивился Бреннер.
Среди елок показался стрелок с карабином – типичный сибирский кочевник, одетый в парку из оленьей кожи, несмотря на еще теплую августовскую погоду.
Ванюшка-шаман обошел нарты с тушами двух оленей.
– Много мяса пропало, – сказал он сокрушенно. – Зачем оленя стреляли?
– Повторяю: мы не знали, что это ваши, – сказал Бреннер.
– А чьи?
– Мы думали – дикие.
– Диких от наших не отличаешь, – сказал Тыманча и покачал головой.
Оба сносно говорил по-русски – Ванюшка-шаман и Тыманча-охотник.
– Дикие здесь не водятся, – продолжал Ванюшка-шаман, – а все не дикие – наши.
– Наши, наши, – подтвердил Тыманча.
Голова Ванюшки была седой наполовину. Тыманче могло быть от двадцати до сорока. Вчера он привел царский обоз в стойбище. Это он был в ельнике, когда русские устроили стрельбу. За тушами оленей съездили, но они уже смердели.
– Надо хоть шкуры снять. Давай… – сказал Ванюшка Тыманче и добавил что-то по-своему.
Тыманча достал нож и сделал первый разрез на брюхе оленя. Вонь стала нестерпимой, и Анненков с Бреннером сбежали к чумам. Ванюшка-шаман поплелся следом.
– Этот олень кушать нельзя. Царь кормить хорошо надо, другого оленя надо резать.
В стойбище царя не то чтобы узнали, но поверили на слово. Весть об отречении сюда еще не дошла за полтора года.
– Царь кормить надо… – говорил Ванюшка. – Много оленей.
– Вам заплачено золотом, – сказал Бреннер.
– Золото нельзя кушать, – сказал Ванюшка.
– Зато можно купить ружья и патроны.
– Ружья и патроны можно, – согласился Ванюшка. – Зимой по насту до города быстро. Ружья – хорошо.
В стойбище было семь чумов. В одном поселили Романовых. Русские поставили свой лагерь вокруг этого чума, в стороне от тунгусов. Старец и остальные спали под телегами у костра.
– Ваше величество, прошу прощения! – Бреннер стоял у входа в чум, закрытого кожаным пологом.
Вышел Николай. Он сменил гражданский костюм на свой обычный: фуражка, мундир с полковничьими погонами.
Тут же подошел старец, хотя его не звали.
– Ваше величество, я бы хотел переговорить с глазу на глаз, – сказал Бреннер и посмотрел на старца.
– Хорошо. Пройдемся, – сказал Николай.
Река изгибалась и петлей охватывала стойбище, расположенное на мысу. На той стороне высились сопки, заросшие соснами. У воды носились ребятишки, бросали друг в друга арканы.
Николай и Бреннер шли по берегу. Ванюшка-шаман с любопытством смотрел им вслед.
– Парнишку лечить надо, – сказал он Анненкову и кивнул в сторону царского чума.
– Не твое дело, – сказал старец.
– Я могу, – сказал Ванюшка Анненкову, игнорируя старца.
– Ты, бесовское отродье! Ты кого шаманить вздумал? Наследника царя православного? – зарокотал старец. Он был вдвое выше Ванюшки, и тот смотрел ему в живот, ленился задирать голову. – Без тебя есть кому лечить, – заключил старец и пошел к лесу, заложив руки за спину.
– Плохой человек, совсем плохой, – сказал Ванюшка, когда старец отошел на приличное расстояние.
– Почему? – спросил Анненков.
– Я шаман тут. Зачем такой человек царю?
Это был вопрос.
– А не знаешь, где-то недалеко есть скит староверов?
Ванюшка удивился:
– Знаю. Плохое место.
– Плохое?
– Плохое.
– Потому что там православные жили?
– Потому что там православные умерли. Я сам православный, крещеный.
– Умерли?
– Семья была большая. Все умерли.
– От чего?
Ванюшка пожал плечами:
– Плохое место.
– Расскажи царю об этом.
– Зачем царю?
– Мы туда идем.
Ванюшка замотал головой:
– Туда не надо ходить! Плохое место! Этот ведет вас туда?
– Этот …
– Плохой человек ведет вас в плохое место!
Тыманча сдирал шкуру с оленя. У реки в высокой траве бегали царевны с тунгусскими ребятишками. Царевич сидел на камне и улыбался. В русском лагере у костра колдовали с обедом повар Харитонов, лакей Трупп и горничная Демидова. В телеге сидел доктор Боткин и писал карандашом в блокноте. На реке тунгусы в лодке выбирали сети.
Из записок мичмана Анненкова
4 августа 1918 года
…Я подошел к телеге, где рядом с лакеем Труппом спал Распутин. Его котомка лежала тут же. Я осторожно потянул за лямку и вытащил котомку, развязал горловину и нащупал внутри … камень. Пальцы скользнули по гладкой поверхности – при свете костра я увидел черный кристалл величиной с два моих кулака. Тяжелый. Я таких не
