видел никогда. Что за черт? Снова запустил руку в мешок, нащупал толстую книгу и, еще не видя ее, решил, что это Библия. Конечно же, у всякого старца-странника должно быть Писание. Но оказалось, это «Наш край. Путешествия по Восточной Сибири» неизвестного мне автора. Зачем мужику-сибиряку таскать с собой сочинения какого-то краеведа? Следующим предметом была папка с картами – несколько листов разного масштаба. Насколько можно было понять при беглом осмотре – карты этого края, бассейна рек Уды, Бирюсы и Ангары. На одной карте, наиболее крупной, был поставлен крест и прочерчен маршрут к этому кресту из некоей точки в тайге – по-видимому, из той, где мы находились. И снова кристалл того же размера. Еще охотничий нож в кожаных ножнах. Еще солдатский котелок, ложка, моток веревки, кожаный мешочек на шнурке …
Только я собрался заглянуть в мешочек, как почувствовал спиной чей-то взгляд. Это доктор Боткин приподнялся в телеге. Подошел ко мне, стараясь не шуметь.
– Что там у него?
– Черт знает что.
– Я так и думал, – прошептал доктор.
Я развязал шнурок на горловине кожаного мешочка. Вдвоем с доктором мы, толкаясь головами, пытались разглядеть, что там внутри. Я рискнул вытряхнуть на ладонь содержимое мешочка. Это были какие-то семена, круглые, как горошины, и того же размера, но черного цвета и сморщенные.
– Что это? – спросил я.
– Похоже на черный перец.
Я взял одну горошину и поднес ко рту. Доктор остановил мою руку, вцепившись в нее железной хваткой.
– Вы с ума сошли! Неизвестно, что это! – прошипел он.
Конечно, он был прав. Даже не знаю, что на меня нашло. Я ссыпал горошины обратно в мешочек. Снова пошарив в котомке, вытащил на свет топорик и изогнутый корень дерева странного вида, сухой и гладкий. Больше в котомке ничего не было.
– Странный набор для странника, – прошептал доктор.
– Странный набор для кого угодно …
Из папки с картами я взял одну – ту, что с пометками, свернул ее и сунул за пазуху.
– Он же заметит, – прошептал доктор.
– Плевать. Что он сделает? Государю пожалуется? Тогда ему придется объяснить, что он за странник такой, странствующий по военным картам.
Запихнув все содержимое обратно как попало, я завязал котомку и бросил ее под телегу.
Мы сидели с доктором у тлеющего костра. Я разглядывал карту.
– Этот крест обозначает скит.
– Вероятно.
– Евгений Сергеич, вы ведь хорошо знали Распутина. Это он?
– Это не может быть он, потому что я сам обследовал его тело в мертвецкой. Государь не доверял официальному следствию и попросил меня лично освидетельствовать труп Распутина. Но … сейчас, когда я смотрю на него, я… – Доктор покачал головой с недоумением. – …Я вижу, что это он … иногда …
– Иногда?
– Честно говоря, довольно часто … Но ведь этого не может быть?
Доктор спрашивал меня. Меня! Я ответил вопросом на вопрос:
– Как вы объясните, что Алексей пошел на поправку?
– Так же, как и раньше. К медицине это не имеет отношения. Это сила внушения, психологический эффект, вызывающий ремиссию – временное улучшение. Но оно скоро пройдет и приведет к еще более острому течению болезни. Это всегда так было. Распутин приходил во дворец и снимал боль, останавливал кровотечение, но скоро Алексею становилось еще хуже, чем было, и этим уже должен был заниматься я.
– Кто бы ни был этот Распутин, он ведет нас на погибель. Его нужно остановить, – сказал я.
– Согласен. Я уже говорил Бреннеру, что в этом деле вы можете на меня рассчитывать. Но пока Алексею легче, Государь и Государыня не внемлют никаким доводам.
Я услышал тихий шорох. Оглянулся и увидел спину Распутина, уходящего во тьму. На плече у него болталась котомка …
На следующий день вечером впервые после поезда ужинали раздельно: Семья – в своем чуме, и доктор с ними, а трое слуг и четверо офицеров – у костра.
Ели в молчании. Разумеется, никто не подавал виду, что это разделение на два стола что-то значит. Так ведь и должно быть при дворе. Я смотрел на лица товарищей, невозмутимо жующих. Они, конечно, чувствовали то же, что и я: нас, офицеров, окончательно перевели в разряд слуг. В наказание за недоверие к Распутину?
С ночи он не появлялся. Государь несколько раз выходил к нам, выражал беспокойство. Государыни с тех пор, как она вошла в чум, никто из нас так и не видел.
Но тут к костру вышел доктор, а потом и Царевны – все четыре. Сразу стало веселее.
После ужина вышел и Государь.
– Господа, где же наш Странник?
– Последний раз я видел его прошлой ночью. Ушел в лес, – доложил я.
– Странно все это, господа, – сказал Государь и обвел нас четверых испытующим взглядом, будто подозревал в чем-то.
Из чума вышла Государыня. Демидова и Трупп бросились поддержать ее под руки. В свете костра было заметно, что она нездорова гораздо более, чем обычно. Голос ее дрожал не то от слабости, не то от возмущения.
– Господа, пропал человек! Может быть, он лежит где-то со сломанной ногой без помощи. А вы сидите здесь … Стыдитесь, господа!
– Аликс, прошу тебя, – сказал Государь по-английски.
– Утром необходимо начать поиски, – настаивала Государыня.
– Будет исполнено, Ваше Величество! Сделаем все, что в наших силах. Мобилизуем тунгусов, прочешем окрестности, – сказал Бреннер.
– Пожалуйста, капитан. Надеюсь на вас.
Раньше Государыня надеялась на меня.
– Ваше Величество, Старец не первый раз уходит и возвращается. Позвольте допросить его, – сказал я, обращаясь к Государыне.
Бреннер нахмурился – я нарушил субординацию. А Государыня даже не взглянула на меня, будто и не слышала. Все это заметили. Конечно, Старец наябедничал. Сволочь!
Александра Федоровна удалилась в чум в сопровождении горничной, опираясь на руку лакея. Государь последовал за ней. Принцессы щебетали в четыре голоса, товарищи мои смеялись вместе с ними, а я не хотел ничего слышать, не мог говорить. У меня отобрали драгоценность – Ее доверие.
– Что с вами? – тихо спросила Настя.
– Ничего, все в порядке, – сказал я.
– Нет, не в порядке. Я же вижу.
– Оставьте! – Это прозвучало грубо.
Настя обиженно вздернула носик.
В ту минуту я не мог думать ни о Насте, ни о ком другом. Видел только измученно лицо Ее Величества, потухшие глаза. Да ведь она врагом меня считает! Я должен объясниться, но как? Она не выходит из чума. Через Настю попросить аудиенции? Нет, я ей только что нагрубил. Лучше через Татьяну.
– Татьяна Николавна, позвольте на два слова! – сказал я негромко, стараясь не привлекать внимания остальных.
Татьяна
