– Начиная с Клода Ансельма.
– Ох, это, видимо, проделал бы папочка, в одиночку. Допуская, конечно, что это был и впрямь первый номер в той серии, а не просто нападение случайного грабителя, как все тогда полагали. Папаша люто ненавидел Ансельма. Они работали вместе, так что он знал, как тот обычно действует. Он бы выследил этого мерзавца и убил бы его, а потом смылся бы оттуда, зная, что его никто никогда не станет подозревать. Но, предположим, я узнал бы об этом. Может, я виделся с ним сразу после убийства и заметил что-то, что навело бы меня на такую мысль. Может, когда он избавлялся от орудия убийства. Окровавленная клюшка для гольфа вполне подошла бы. Ну, и заставил бы его рассказать мне правду, и он заставил бы меня согласиться держать язык за зубами. Конечно, у меня не было бы никаких проблем в смысле моральной стороны дела. А потом эта бредовая выдумка Роузи вдохновила бы нас и инспирировала продолжение. Папаша ведь однажды такое уже проделал, не так ли? Так почему бы ему не повторить это, особенно если я буду ему помогать? Да еще и опубликовать на следующий день в колонке личных объявлений ту строчку из песни, намекнув на то, что Ансельм был скверным игроком в гольф. В те времена ничего не стоило тиснуть такое объявление анонимно. А потом, после этого, мы бы поставили перед собой более сложную задачу, и это был бы настоящий вызов. Например, предсказать убийство в газетах еще до того, как мы его совершим. Может быть, у меня возникло такое желание, чтобы доказать папочке, что я и впрямь хороший актер, что я могу нацепить какой-нибудь жуткий парик и совершить праведное убийство и отлично замести все следы… Слушайте, а ведь из этого может выйти отличная история, забойный сценарий! Я уже почти жалею, что это не происходило в действительности. Ну, посмотрим, что там у вас есть еще?
– Моник Флоре.
– Ах да, та сучка… Это могла быть лично моя работа. Я бы изменил внешность, так чтобы никто меня не узнал, – актеру это сделать нетрудно; даже бездарному, как сказал бы мой папочка. Может, начернить лицо?.. Нет, в Гарлеме так рисковать нельзя. Но можно наклеить усы, волосы зачесать как-то иначе, подкрасить их под седину, чтобы выглядеть старше… Я отправился бы в «Савой» и танцевал бы там с нею под оба джаз-банда…
– А откуда бы вы узнали, что она будет в «Савое»?
– Я бы назначил ей там свидание, представился бы чужим именем, обронил ненароком несколько известных имен, чтоб она решила, что я тоже из театрального мира, предложил бы помочь в дальнейшей карьере или еще что-нибудь, сообщил бы, что моя жена меня не понимает. Моник перед этим вздором ни за что не устояла бы. Она однажды даже пыталась подставить и захомутать моего папашу. Вы про это не знали, да? Если б она преуспела, это убило бы мою мать, но он умудрился вылезти из этого дерьма до того, как оно его полностью накрыло. А потом мы бы вместе вышли из «Савоя» и пошли гулять по улицам, и я высматривал бы удобный случай и возможность, а потом столкнул бы ее под поезд подземки.
– В это вечернее время на платформе не было бы много народу. Вы бы здорово рисковали.
– Ну, раз уж мы пришли к этому решению, неужели вы думаете, что мы бы так уж беспокоились насчет риска? Как бы то ни было, у меня были все шансы проделать это и позже, если в тот момент платформа оказалась почти пустой. Но нужно было проделать это именно в тот вечер, ведь сообщение уже появилось во всех газетах, а вряд ли стоит платить за рекламу спектакля, а потом его отменять.
– А как насчет Эстерхази?
– Это сделал бы папочка. Меня в то время и в городе-то не было. Эстерхази любил всякие истории в духе плаща и кинжала. Если б папочка позвонил ему и договорился тайно встретиться в какой-нибудь дешевой и малоизвестной гостинице, он явился бы туда, несмотря на землетрясение. И никому бы про это не сказал ни слова. Я получил кое-какие знания о воздействии разных лекарственных препаратов во время своего краткого пребывания в медицинском институте, и они пригодились бы, чтоб изобразить естественную смерть. Я объяснил бы папаше, как все это проделать, и это стало бы моим вкладом в общее дело. Папаша напичкал бы его снотворным, вытащил бы его оттуда через черный ход и зарыл бы его в снегу, как покойника. Причина смерти: обморожение.
– Трудная задача для человека его возраста.
– Себ, вы же должны помнить, какой сильный был мой папочка. А Эстерхази был размером с мелкого жокея. Так что папа вполне мог справиться.
– А как со Сперлоком?
– Хм-м… да, это было посложнее, не правда ли? Застрелен насмерть, оружие не найдено, копам пришлось признать, что это убийство… И как, черт побери, мы сумели бы это проделать?!
– Хотите сказать, что вы в тупике?
– Нет-нет, дайте минутку подумать… Здорово получается, правда? Нам и в случае со Сперлоком пришлось бы действовать вместе. И опять-таки папаша был вполне в состоянии устроить встречу тайком, может быть, в гостинице возле Гармент-дистрикт.
– В «Макалпин», например?
– Ага, надо признать, это был бы весьма подходящий ход. Но скорее где-нибудь подальше, чтобы не так бросаться в глаза. Ну-ка, посмотрим… Я бы купил целую стойку с одеждой, набитую длинными пальто, чтобы потом спрятать за ними труп, и спрятался бы в каком-нибудь укромном месте – например, за мусорными баками позади отеля. А папаша тем временем занимался бы отстрелом Сперлока, незаметно для окружающих выманив его на лестницу черного хода, а потом помог бы мне спрятать тело. Мы могли бы даже подвесить его на стойку между этими пальто, но, наверное, это не сработало бы. Если б кто-то начал толкать стойку, чтобы поставить ее туда, где ее потом обнаружили, он сразу понял бы, что она какая-то необычно тяжелая, так что его вполне могли потом принять за убийцу или соучастника. Эти стойки – вполне привычное зрелище на улицах в том районе, любая из них совершенно не бросается в глаза, почти невидима, как почтальон в известном рассказе Честертона. Мне пришлось бы толкать стойку и высматривать себе путь скорейшего ухода с места преступления, а потом я оставил бы стойку и предоставил бы копам полную возможность найти тело и потом чесать в затылке. А папочка мог бы избавиться от револьвера любым доступным способом.
– Остается один Джентри.
Тут Артур широко и насмешливо мне улыбнулся.
– Вам придется устроить спиритический сеанс, чтобы выяснить про него. Я был далеко от места убийства, так что папочке пришлось бы справляться самому. Тут можно только сказать, что у него был опыт работы на воде и вообще он был сильный, несмотря на возраст. Он вполне мог найти подходящий способ. Ну, вот вам и все дела. Именно так все это и могло быть проделано – если б это проделали мы.
– Но вы это не проделывали.
– Черт побери, конечно, нет.
– Ну, продолжая наши гипотетические предположения, подумаем, почему вы остановились, если уж все это проделали, и проделали успешно?
– Черт, я и не знаю… Может, мы планировали кое-что еще, но так и не осуществили. Могу спорить, нашлось бы немало других мерзавцев, которых нам хотелось бы прикончить, но мы не смогли придумать способа, как это сделать безопасно.
– Безопасно для вас?
– Для невинных посторонних людей. Сами-то мы никогда не были в полной безопасности. Это отчасти и вызывало такое возбуждение! Мы могли бы уделать кого-то еще в память о Дэнни, в апартаментах которого и зародилась мысль об этой серии убийств. А как это лучше всего проделать, если не столкнуть, например, какого-нибудь мерзавца с верхнего этажа Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы он расплющился о тротуар внизу? Конечно, такое трудно осуществить, да и не могли мы позволить, чтобы наша жертва прихватила с собою нескольких несчастных пешеходов внизу. Это превратило бы нас в убийц, а не в благодетелей общества, не так ли? Но если б мы сумели проделать такую штуку с Эмпайр-стейт-билдинг, то непременно опубликовали бы в газетах ту строчку из мюзикла «За счет города». Там, помните, моряк получает увольнение на берег на двадцать четыре часа и читает в своем путеводителе, что непременно должен посетить Вулворт-тауэр, откуда открывается самый лучший вид на город, а женщина-водитель такси говорит ему: «Это не самое высокое место в городе».
– Если б так оно и произошло, как вы считаете, кто-нибудь мог бы вас вычислить?
– Только не копы и не какой-нибудь писатель-детективщик, это уж точно.
– Нет, кто-то из близких. Ваша дочь Элинор, например. Она ведь тоже из бродвейского театрального мира.
– Она выросла от ролей инженю до ведущих ролей, а потом от ролей мамаш до древних старух, и видела все лживые театральные штучки, которыми мы пробавлялись. Хорошее слово – лживые. Сплошь «Кошка на раскаленной крыше». Ее бы это отнюдь не шокировало, она бы нас не выдала. Если б все так и было, вы ж понимаете… Можно мне еще бокал этого бренди, Себ?
Мы в тот день расстались совершенно по-дружески. Признался ли Артур, хотя бы косвенным образом, во всех убийствах, совершенных Бродвейским Палачом, или это была просто игра двоих старых чудаков, забавлявшихся, чтобы весело провести время? Артур уже умер – а ведь в тот день в «Плэнтейн-Пойнт» он казался мне таким здоровым и полным сил! Так что никто из участников той вечеринки у Дэнни не дожил до сего времени, кроме меня самого. Если это был еще один способ связать нас с моей правнучкой, мне это вполне подходило. Эван начала проявлять интерес к музыке, созданной задолго до ее появления на свет, стала прослушивать старые записи с участием тогдашних звезд на любых нынешних устройствах для прослушивания, что были в ее распоряжении, открывая для себя биг-бэнды, свинг, классический джаз. Именно на это я и рассчитывал, когда задал ей задачку с теми старыми песенками.
