ПАТРИК: Сейчас? Он работает. Он актер.
ВОН: Он участвует в этой репетиции?
ПАТРИК: Нет, нет. Он… он сейчас не участвует ни в каком шоу. Он должен был танцевать свинг в мюзикле «Медовый месяц в Вегасе», но тамошний хореограф его просто ненавидит!
ВОН: Ну и где же он?
ПАТРИК: Он поет на улице. И еще ездит на поезде и поет песенки из репертуара Гилберта и Салливана[45].
ВОН: Ну хорошо. Я пошлю кого-нибудь, чтобы его разыскать, и мы все это проверим. (Достает свой телефон, чтобы сделать звонок.)
ПАТРИК: Послушайте, детектив. Детектив! Я никогда в жизни никого не убивал!
ВОН: В таком случае вы свободны.
ПАТРИК: Правда?
ВОН: Сядьте, пожалуйста.
Луч прожектора, направленный на ПАТРИКА, теряет яркость, и он неохотно садится, а ВОН продолжает стоять в пятне света. Выдав в телефон инструкции, она перемещает внимание на левый задний край сцены, куда падает новый луч прожектора, освещая МАРКУСА ВОУВЕЛЛА, перевозбужденного и чрезмерно изображающего жуткие эмоции.
МАРКУС: Я просто… Я просто… Я просто не могу поверить! Мертвый? Клейн мертв?! Не может он быть мертвым! Я хочу сказать, у меня такое ощущение, что он сейчас здесь, в этой самой студии!
ВОН: Вообще-то, мистер Воувелл, мы еще ждем приезда коронера. А мистер Клейн все там же, рядом с автоматом с «Доктором Пеппером», если вам хочется его увидеть.
МАРКУС: Ох, бог ты мой, нет уж, спасибо! Я такого не выдержу. Просто это так печально, так ужасно странно! У меня раньше никто из знакомых не умирал. Мой друг Ригоберто был однажды серьезно болен, и он был уверен, что у него рак. Он со всеми нами распрощался, со всеми по очереди, а потом доктор сказал, что это у него несварение желудка и ему просто нужно получше пережевывать пищу. А ведь он был так близок к смерти! Ужасная история!
ВОН: Мистер Воувелл, кто вчера присутствовал на репетиции?
МАРКУС: Вчера, вчера… О’кей, давайте поглядим… Мы репетировали второй акт, вторую сцену. Такая отличная сцена! Сидни выдает эту свою шокирующую речь, а потом поворачивается к Клиффорду, смотрит на него и продолжает: «Всё. Мой монолог закончен. Теперь твоя очередь говорить». И тогда Клиффорд – это я, я играю роль Клиффорда – такая прекрасная роль! – я говорю: «Надеюсь, ты пожалеешь это прелестное личико!» Мне страшно нравится эта фраза. Страшно нравится! Это такая прекрасная пьеса!
ВОН: Никогда ее не видела.
МАРКУС: Ох!
ВОН: Я не часто хожу в театр.
МАРКУС: А жаль!
ВОН: Я видела фильм «Король Лев».
МАРКУС: Ох! Не правда ли, роскошный фильм? Не правда ли, просто потрясающий?
ВОН: Э-э-э… Чтобы львы пели? Нет, я в такое не верю. Итак, кто вчера присутствовал на репетиции?
МАРКУС: Верно, верно, верно, верно. О’кей. Я, это очевидно, плюс Льюис Кэннон, он играет Сидни. Вы про него слышали.
ВОН: Нет.
МАРКУС: О’кей, ладно. Он актер. Потом Патрик Уолфиш, конечно, он же помощник режиссера. И Элси, она режиссер. И мистер Клейн. Продюсеру вовсе не обязательно присутствовать на репетициях, но он всегда тут. Ага, всегда. Но вот теперь он мертв – нет, не могу поверить, что он мертв! Это так… так…
ВОН: Печально, да, вы уже это говорили. Маркус, вы получили вчера вот такое сообщение?
Поднимает телефон, как в прошлый раз.
МАРКУС (читает, сперва поражен, потом приходит в ужас): Нет! Погодите… погодите. Ох, боже мой! Патрик убил Клейна! Патрик его убил! Это чистое безумие! Он убил его? Помощник режиссера убил? Да зачем ему это делать?!
ВОН: Хороший вопрос. У вас есть идеи, почему мистер Уолфиш мог желать смерти мистера Клейна?
МАРКУС: Нет! Мистер Клейн был потрясающий человек! Прекрасный человек! Прекрасный! Его все любили! Все!
Свет гаснет, оставляя плачущего Маркуса, а на авансцене слева мы видим Элси Вудрафф.
ЭЛСИ: Этот человек был настоящим чудовищем. Совершеннейшим чудовищем. Если б мне пришлось составлять список самых отвратительных людей в мире, я бы первым поставила Клейна, а вторым – того парня из церкви, который пикетирует похороны солдат, потому что, видите ли, считает, что Господь ненавидит голубых. Или, возможно, вторым был бы Башар Асад[46], а потом этот малый из церкви. Но Клейн точно был бы первым!
ВОН: Значит, вы рады, что его убили, мисс Вудрафф?
ЭЛСИ: Этого я не говорила. Смерть – это отвратительно! Но я не стану по этому поводу рвать на себе волосы, это все, что я хочу сказать. Он был скверный продюсер и скверный человек.
ВОН: А почему же тогда вы стали с ним работать?
ЭЛСИ: Ну, детектив, вы когда-нибудь слыхали про деньги? Это такие тонкие зеленые бумажки; людям они нужны, чтобы платить за разные вещи. Я вот живу в Уильямсберге, в доме без лифта, и это мне обходится в две штуки в месяц. Мне нужна работа. Кроме того, мне нравится эта пьеса. Клейн был безмозглый идиот, но сама идея возобновить постановку «Смертельной ловушки» в качестве экспериментальной малобюджетной драмы и не на Бродвее была отличной. Правда, некоторые были с ним не согласны.
ВОН: Да неужели? И кто такие были эти некоторые?
Яркий луч прожектора, падавший на Элси, ослабевает, а освещавший Патрика, наоборот, становится ярким. Патрик здорово раздражен.
ПАТРИК: А я никогда и не скрывал своего мнения! Возобновить постановку «Смертельной ловушки» было неверным решением. Это было сентиментальное решение Клейна, ему очень нравилась эта пьеса, но у него не было никаких шансов заинтересовать ею современную аудиторию.
ВОН: И почему?
ПАТРИК: А она устарела, вот почему. Там сплошь электрические пишущие машинки, копии текстов, напечатанные через копирку, домашние телефоны… Кому это теперь интересно?
ВОН: Вы полагаете, что современная публика не знает, что такое домашний телефон?
ПАТРИК: Ну, конечно, знает. Но это делает пьесу несовременной. Она уже стала ограниченной и скучной. Я говорил Клейну: давайте поставим что-нибудь такое, что зацепит зрителя. Я говорил ему: хотите поставить триллер, так давайте поставим Мартина Макдонаха. Или Белбера. Давайте поставим Сару Рул[47]. Давайте поставим «Гамлета», черт побери!
Луч прожектора снова перемещается на Элси.
ЭЛСИ (закатывает глаза): Неужто он полагает, что в «Гамлете» нет никаких устаревших понятий? Вы когда в последний раз ели поминный пирог, детектив? Когда вы в последний раз дрались на рапирах и кинжалах?[48]
ВОН: Что-что?!
ЭЛСИ: Вот именно! Для сведения: я вовсе не удивлена, что Патрик убил Клейна.
ВОН: Я не говорила, что это он его убил.
ЭЛСИ: Что?
ВОН: Вы считаете, что артистические разногласия могут стать достаточным основанием для убийства, мисс Вудрафф?
ЭЛСИ: Нет. (Внезапно поняв, что ее загнали в угол.) А почему вы спрашиваете?
ВОН (листает свой блокнот): Как у вас складывались рабочие отношения?
ЭЛСИ: С Клейном? Почему вы об этом спрашиваете? Вам кто-то что-то сказал?
Свет прожектора, освещавший Элси, меркнет и ярко освещает Льюиса Кэннона. Тот смотрит поверх своих солнечных очков с таким видом, словно сейчас раскроет важную тайну.
ЛЬЮИС: Они хорошо сработались, ладили друг с другом? Нет, мадам, они вовсе не сработались. Точно не сработались. И вот еще что. Я за многие годы навидался трений между людьми и плохих актерских составов. Этот состав был плохой. Очень плохой.
ВОН: Извините, погодите минутку. Вас зовут мистер Кэннон, верно?
ЛЬЮИС (не веря своим ушам): Ух! Это шутка, что ли? (Не глядя на Вон.) Нет? Бог ты мой, это просто невероятно! С вашей стороны, я хочу сказать. Для вас невероятно. Невозможно! Ну ладно, о’кей. Хорошо. Да, меня зовут Льюис Кэннон. Я получал множество наград. Я был удостоен премий Драматического клуба. (Снова смотрит мимо нее.) А вы даже не знаете, что это такое. Я просто в ужасе! Послушайте, милочка, я в прошлом году получил Первый приз зрительских симпатий!
ВОН: А что это такое?
ЛЬЮИС: «Парни и девчонки»[49]. Опять снова-здорово? (Напевает тихонько:) «А у меня тут лошадь есть…» Не знаете?
ВОН: Я не люблю театр.
ЛЬЮИС: Неужели?
ВОН: Когда я смотрю какую-нибудь пьесу, то думаю, что если бы эти люди и впрямь были так хороши, они выступали бы по телевидению.
ЛЬЮИС: Вы поосторожнее, моя милая! А не то вас тут кто-нибудь прибьет.
ВОН: Итак. Вы сказали, что отношения между мистером Клейном и режиссером, мисс Вудрафф, были несколько напряженными.
ЛЬЮИС: Напряженными? Это не то слово. Они были отвратительными! Они были… ну, я вам сейчас расскажу. Я одно время работал в театре «Паблик» с Тони – это Тони Кушнер, – и мы репетировали, и я ему кое-что новое предложил…
ВОН: Извините. (Достает свой телефон.) Алло?
