над кем не насмехаюсь. Я сам полгода провел с Нивой в онкологическом отделении (Яэла приходила туда лишь дважды и оставалась недолго. Асаф только звонил по скайпу. Может, мы недостаточно ясно объяснили им, насколько тяжело ее состояние. Может, мы и сами не хотели признавать, насколько оно тяжело. А может, как говорила Нива, мы слишком хорошо внушили им важность самореализации).
Так или иначе, страхи, которые мучают тебя у постели больного, дни, которые тянутся в основном в ожидании, отчаяние, оттого что у врачей есть дела поважнее и ты не получаешь немедленного ответа, – все это я испытал на своей шкуре. Сомнений нет, это целый букет ощущений, и они вместе с жизнью в стране, которая и так постоянно держит тебя в стрессе, могут кого угодно сломать и заставить жаловаться, спорить, кричать…
Но крики, доносившиеся в тот день от сестринского поста, заставили меня тут же прервать обход и поспешить туда. Я услышал какой-то необычный тон. Разнузданный. А может, я что-то ощутил шестым чувством.
Лиат стояла, облокотившись на стойку, а какой-то мужчина лет тридцати схватил ее за воротник и сыпал в ее адрес такими ругательствами, которые мне даже трудно повторить. Но тем не менее я их повторю.
– Сука ты, – говорил он ей. – Потаскуха. Моя мама здесь с утра, и нам постоянно говорят «еще минуточку», так что или ты подойдешь к ней сейчас, или я трахну тебя прямо здесь. На столе.
Лиат остолбенела. Спортивная девушка, острая на язык, просто застыла (как однажды застыла Нива, вообще-то уверенная в себе, когда ее командир в армии, будь он проклят, заперся с нею в штабе. Такой инстинкт. Природный. Отвратительный. Чтоб он пропал в ходе естественного отбора).
Я схватил парня за плечи и со всей силы оттащил его от Лиат.
Долгие годы я не участвовал ни в каких драках, последней была большая драка после игры в Катамоне[76] в 1974 году. И тогда, когда я противостоял болельщикам «Бейтара», и сейчас, лицом к лицу с этим парнем, когда он замахнулся на меня кулаком, во мне пробудилось страннейшее ощущение – предвкушение боя.
Но тогда мне стукнуло двадцать два, за плечами у меня была проклятая Суэцкая битва в Войне Судного дня[77], я был разозлен и сам нарывался, а сейчас мне шестьдесят восемь, у меня хрупкие кости, я тяжел на подъем и все еще не оправился после смерти Нивы.
* * *
В процедурном кабинете Лиат обрабатывала мне раны – над правой бровью и на левой щеке. Мы сидели в креслах между тележкой с медикаментами и кушеткой, очень близко друг к другу, и до меня доносился запах ее дыхания и духов. Пульс у меня участился. Сильно. И я надеялся, что она этого не услышит. Мы не разговаривали. За все время, что она лечила меня, мы не произнесли ни слова. Я – потому что у меня язык прилип к гортани, она – потому что была занята: сначала дезинфицировала, потом осторожно накладывала повязки.
Я подумал: с тех пор как Нива ушла, никто не прикасался ко мне с такой нежностью.
И еще: тот, кто не испытывает нежных прикосновений, черствеет изнутри.
И потом я подумал, что, если она еще чуть-чуть наклонится, ее правая грудь коснется моего левого плеча.
Завершив процедуру, она немного отодвинулась и удовлетворенно посмотрела на меня.
– Я потрясена, – сказала она, взглянула мне прямо в глаза и спросила: – Скажите, а вы не боялись? Он выглядел довольно… страшно, этот кабан.
– «Я не должен бояться. Страх убивает разум». – Это я процитировал «Дюну».
– «Страх – это малая смерть, грозящая полной гибелью. Я встречу свой страх лицом к лицу. Я дам ему дорогу – надо мной и во мне. А когда он пройдет, внутренним оком я разгляжу его след…»[78] – продолжила она цитату и остановилась, предоставив мне ее закончить.
– «Где прошел страх, ничего не будет. Останусь только я», – сказал я.
И, не дав мне времени отреагировать, она наклонилась ко мне, легко поцеловала в щеку и сказала: спасибо. И вышла из кабинета.
* * *
В комнатке лежали порнографические журналы. «Плейбой», «Пентхаус». Но я еще в юности не мог понять того магического действия, которое порнография оказывает на моих друзей. Почему женщина, с которой я незнаком, должна меня возбуждать? Более того, как разумный человек может не осознавать, что большинство женщин, снимающихся для этих журналов, – объекты эксплуатации и свидетельство тому – пустой отчаянный взгляд, который они устремляют в камеру?
Я всегда предпочитал закрывать глаза и представлять что-нибудь. В банке спермы я тоже так делал.
Я представлял себе, как Нива моется. Представлял, как вода скользит по рельефу ее тела, собирается в ложбинках и течет по потайным руслам.
Колба очень быстро наполнялась.
Обычному человеку за порцию спермы платили 500 лир. Если же донор был врачом – 1000. По тем временам это были огромные деньги.
Предварительно доноров основательно обследовали. И на каждом этапе служащий – каждый раз новый – повторял тебе условия, чтобы убедиться, что ты осознаешь последствия:
1. Донору ничего не будут сообщать о женщинах, которые получили его сперму. Их личность останется в тайне.
2. Имя и другие личные данные донора не будут сообщаться никому и останутся в тайне.
3. Если биоматериалом еще не воспользовались, донор вправе его забрать.
Я никогда не рассказывал Ниве об этом. Бывало, собирался – но всякий раз что-то меня удерживало. Может быть, страх остаться непонятым: я боялся, она не поверит, что причиной была не только нужда, но и память о моем покойном брате. А может, страх перед ее возможной реакцией. Или же дело просто в том, что порой мы предпочитаем не рассказывать другим о своих поступках, потому что иначе наши поступки станут еще более реальными.
Подчеркну: этот секрет не омрачил наших отношений и не вбил между нами клин. Во всех счастливых семьях есть свои секреты.
Но в иные ночи, особенно когда наши птенцы уже вылетели из гнезда, Нива ворочалась в постели, пыталась заснуть, потом зажигала ночник, шла на кухню, наливала себе воды, выпивала, шла в гостиную, доставала какой-нибудь альбом и, листая фотографии детей, мысленно упрекала меня в том, что они решили жить далеко от нас. В такие ночи, когда я ждал, пока она вернется в постель, и мысленно упрекал ее в том же самом, в голове моей мелькала мысль: может быть, у меня есть еще один ребенок? Если да, то где он сейчас? С кем он?
* * *
И тут
