и процитировали ее фразу: «Мы уверены, что тот, кто учится ориентироваться на местности, сможет лучше ориентироваться и в жизни». А еще она сказала, что «в тот момент, когда они выходят на открытую местность, на свободу, они начинают улыбаться. Это потрясающе: такое простое действие – и такой сильный эффект».
Третьим результатом была страничка Лиат на «Фейсбуке», но просмотреть ее можно было, только имея свой фейсбучный аккаунт. Нива точно позабавилась бы, увидев, с какой легкостью я враз отбросил свои принципы и зарегистрировался в социальной сети, которую в спорах между нами называл «колоссальной тратой времени» и «слабым подобием настоящей общественной жизни».
Через пять минут аккаунт «Пола Муад’Диба» – так звали главного героя «Дюны» – был создан, секунду спустя я был уже на страничке Лиат, где мне открылось настоящее сокровище.
Снимки Лиат из разных экзотических уголков мира – я был впечатлен тем, что она так любит Латинскую Америку, – каждый раз с новой прической: ее волосы то собраны в пучок на макушке, то заплетены в десятки мелких косичек, то в одну толстую косу, а вот коса уложена вокруг головы, как у Юлии Тимошенко. Под некоторыми фотографиями – коротенькие тексты, на удивление искренние, вроде записей в виртуальном дневнике. Я жадно их читал. Два из них так меня тронули, что я скопировал их себе в отдельный файл, чтобы потом иметь возможность перечитывать когда захочу. Первый был написан, видимо, в годовщину смерти ее отца:
«Папа научил меня не терять голову. Папа научил меня, что математика – это, в сущности, философия. Папа научил меня, что обувь прежде всего должна быть удобной. Папа научил меня, что побеждает тот, кто получает больше удовольствия. Папа научил меня завязывать шнурки особым узлом, который никогда не развязывается сам. Папа научил меня, что просить прощения не стыдно. Папа научил меня, что над всем, абсолютно над всем можно смеяться. Папа научил меня, что говорить правду важно, но не обижать ближнего иногда важнее. Папа научил меня, что любить – это сходить с ума. Но это не повод, чтобы не любить. Папа умер десять лет назад, и с каждым днем я скучаю по нему все больше».
Читая эти слова, я не мог удержаться от мысли: а что написали бы обо мне Яэла и Асаф? Что они могли бы рассказать о том, чему научились от меня? Если они действительно чему-нибудь научились.
Второй текст, который я скопировал, был написан после того, как Гильад Таль, интерн в том отделении, где Лиат работала раньше, покончил с собой.
«Как это так? За девять лет учебы мы уделили от силы неделю эмоциональной стороне профессии?»
И потом:
«Больше всего меня бесят те, кто „в шоке“ оттого, что Гильад покончил с собой. Я в шоке оттого, что вы в шоке. Если вы подвергаете людей такому сильному психологическому давлению на протяжении долгого времени, не обеспечивая им никакой поддержки, очевидно же, что будут те, кто сломается. Кровь Гильада на вас!»
Моя Нива думала точно, точно так же, как и ты, хотелось мне сказать на следующий день у прилавка с кофе, но я удержался. Чтобы не признаваться, что тайком ее читаю.
И наверное, все чувства между нами оставались бы при нас и не проявлялись еще долго, если бы не еще одно большое желание, которое у меня вызывала Лиат, – защитить ее от любых невзгод и от всех, кто мог бы ее обидеть.
* * *
Профессия врача считается надежной: вроде как она освобождает человека от финансовых забот – мечта любой еврейской матери. Но мы забываем о долгих годах учебы и ординатуры – в это время студент не зарабатывает вообще или зарабатывает очень мало. Как должен выдержать эти годы тот, кто не родился с золотой ложкой во рту? Например, тот, у кого отец так и не оправился после смерти одного из семилетних детей-близнецов и мать еле тянула семью, работая секретаршей оркестра на радио, подрабатывая уборщицей в богатых домах в Рехавии. Она вынуждена была приучать детей собирать обмылки и делать из них целый кусок мыла, отрезать носки у ботинок, чтобы в них можно было ходить летом, часами сидеть и стирать ластиком все пометки в учебниках, чтобы их можно было потом продать за копейки в «Моше Хай – новые и подержанные книги» на тихой пешеходной улице.
К концу первого месяца наших с Нивой отношений я был на грани банкротства.
До тех пор две работы, на которых я трудился, – кассиром в кино «Эдисон» и ночным сторожем в Верховном суде – позволяли мне вносить платежи по образовательному кредиту и вести скромную студенческую жизнь. Но Ниву тянуло к культуре. А меня – к Ниве. И я был вынужден покупать билеты в театр «Хан»[70], на концерты в Конгресс-центре[71], на лекции в Доме писателя и на экскурсии в Израильском музее[72]. А после духовной пищи нужна и телесная, правда? Одних только впечатлений недостаточно. И за неимением выбора я платил, чувствуя, как у меня сжимается диафрагма, за пирожки в кафе и ужины в ресторане.
Надо сказать, Нива всегда предлагала заплатить за себя сама. Но я всякий раз отвергал это предложение, хотя и знал, что ее родители – состоятельные люди и что они не позволили бы ей скатиться в такую финансовую пропасть, в которой оказался я. Как-то утром в воскресенье[73] меня разбудила Геула из банковского отделения Гивъа-Царфатит[74] и пригрозила, что, если я продолжу расходовать деньги в нынешнем темпе, банку придется заблокировать мой счет, и намекнула, что, если бы она не училась с моей мамой в одном классе в гимназии, она бы уже это сделала. Без предупреждения.
В то утро, придя на учебу, я увидел, что при входе на факультет на пробковой доске, рядом с объявлениями об отмене пар и переносе экзаменов, висит еще одно, новое, с номерами телефона на отрывных прямоугольничках…
* * *
Официально родственники могут посещать больных в отделении с двенадцати до двух и с четырех до семи. Фактически же они там постоянно. В палатах. В коридорах. Стучат в дверь ординаторской. Толпятся вокруг сестринского поста. Тянут тебя за рукав. Загораживают тебе путь. Требуют индивидуального подхода. Требуют второго мнения. Кричат: сестра! Сестра! Или: брат! Брат! Говорят по телефону. Говорят друг с другом. Говорят и говорят, главным образом – чтобы заглушить беспокойство за судьбу своих близких.
Я не учился психиатрии. Но мне кажется, к DSM[75], библии душевных расстройств, нужно добавить еще одну категорию, касающуюся родственников пациентов. Сразу скажу: я ни
