там, где я работаю.
— Повсюду?
— Везде и все они выглядят так.
— Я верю тебе.
Он смеется. — Что я могу сказать? Я человек, который любит хорошие вещи. Изысканные, утонченные, аппетитно выглядящие вещи. — Он смотрит на меня так, будто хочет съесть меня так же сильно, как и еду.
— Ты думаешь, у тебя аппетитный дом?
— Ты делаешь его таким, мисс Риччи.
Я беру вилку и протыкаю один из черри-помидоров в салате. Мой взгляд скользит от моей миски к нему, в то время как он не сводит с меня глаз.
— Не знаю, стоит ли мне благодарить за это. — Я нервно хихикаю, искренне желая, чтобы меня здесь не было. Это определенно сбивает меня с толку, и я уже и так не в себе после встречи с Домиником.
— Ничего не говори. Это была констатация факта. Мои факты. Спасибо, что пришла на обед. Я действительно думал, что где-то в хорошем месте было бы неплохо, и сегодня хороший день. Я всегда обедаю здесь, когда у меня есть такая возможность. Напоминает мне Францию.
— Франция? Я могу себе представить, как ты везде ездишь.
— Ты права, но я люблю виноградники в Провансе, один из которых принадлежит мне и который я начал с нуля. Это все, что ты можешь себе представить, холмы и прекрасный пейзаж.
— Звучит потрясающе, — улыбаюсь я.
— Так и есть. Пожалуйста, ешь. Не позволяй мне останавливать тебя. Я просто вижу, что это победа для меня — видеть тебя в моем доме. Подумал, что дам тебе почувствовать, где ты будешь со следующей недели. — Он поднимает свой бокал в мою сторону, и я делаю то же самое.
Мы едим, и минуты идут. Я говорю об Италии, чтобы заполнить молчаливую неловкость, но Жак чувствует, что со мной что-то не так.
— Ты самое интересное существо, с которым я когда-либо сталкивался, — заявляет он после того, как я заканчиваю рассказывать о своей степени.
— Действительно?
— Да. Я, наверное, думал, что после получения такой степени ты станешь учителем, но, похоже, ты вполне довольна работой на Массимо.
— Думаю, я начинала с того, что хотела стать учителем. Я люблю читать классическую прозу и поэзию, но у меня не было способностей к преподаванию. — Это не так. На самом деле, я не уверена, что это было.
Думаю, это было связано с тем, что я не совсем понимала, чем хочу заниматься в жизни. Как и большинство людей, я поступила в колледж в восемнадцать лет. Это было всего через три года после смерти моих родителей. Я все еще была в полном беспорядке. Я начала по-настоящему выздоравливать только после того, как закончила колледж.
— Полагаю, когда знаешь таких людей, как Д'Агостино, ты готова к жизни. — Что-то мелькает в его глазах, что я не могу точно определить. Это заставляет меня думать, что он выуживает информацию. Хотя я не уверена.
— Они были добры ко мне.
— У меня тоже были люди, которые были добры ко мне, — говорит он, и, конечно, первое, что приходит мне на ум, — это Ричард Фенмуар и тот депозит в двадцать миллионов долларов. Это было одно доброе дело, которое меня очень заинтересовало.
— Например? — пытаюсь я говорить непринужденно. — Я всегда представляла Жака Бельмона великаном, которому не нужно, чтобы люди относились к нему хорошо.
Хотела бы я спросить. Хотела бы я прямо подойти и спросить его, чего я хочу. Мне просто нужно больше узнать о Ричарде Фенмуаре. Он ли приказал убить моих родителей? Это он?
Кто знает, какой ящик зла я бы открыла, если бы спросила? А спрашивать здесь, в доме Жака, может быть не очень хорошей идеей.
Думаю, если я так думаю, то, возможно, я не совсем верю, что он не опасен.
— Семья, — отвечает Жак, одновременно с этим развеивая мои надежды.
— Это хорошо. Д'Агостино для меня как семья.
— Семья. Это интересно. То есть ты никогда не была связана ни с одним из них?
Он хочет узнать информацию, и я не совершу ошибку, думая, что он не знает ответа на этот вопрос.
— Почему? Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Я слышал кое-что о Доминике Д'Агостино. Источники говорят, что вы были близки до его ухода. Я просто пытаюсь убедиться, что не сую руки к чужой девушке. — Он имеет это в виду буквально. — И не той, с которой я веду дела.
Я очень надеюсь, что не выгляжу так, словно чувствую себя виноватой.
— Тебе не о чем беспокоиться, — лгу я и думаю, что мне удается его убедить, поскольку я ухмыляюсь, чтобы похвалить его поступок.
— Я очень надеюсь, что нет. — Проблеск тьмы в его глазах — словно предупреждение, к которому мне нужно прислушаться.
— Конечно. Я просто работаю на Д'Агостино.
— Видишь, это другое дело. Ты близка и работаешь на них, так что меня сбивает с толку, зачем тебе нужны такие деньги, которые может принести аукцион, — говорит он, и моя грудь сжимается.
— Что? — Я не отрываю от него взгляда.
— Я не дурак, Кэндис. Такая женщина, как ты, не пошла бы на такой аукцион ради развлечения.
Я смеюсь, и этот звук сбивает его с толку. — На самом деле, я смеюсь, — говорю я. — Ты прав. Женщина вроде меня не устраивает такие мероприятия, но иногда наступает время перемен. Мне не нужны деньги. Это просто что-то другое.
Один взгляд на эти прищуренные глаза, и я понимаю, что он мне не верит.
Он наклоняется вперед, и внезапно его теплая рука ложится мне на бедро, медленно поднимаясь все выше и выше, пока не касается кружева моих трусиков.
Я смотрю на него без всякого выражения, словно он меня не пугает.
— Знаешь что? Мне плевать, — хрипло говорит он более глубоким голосом. — Неважно, что ты задумала. Я просто хочу тебя трахнуть, и я всегда получаю то, что хочу. Теперь, когда ты подсадила меня, мисс Риччи, ты собираешься играть в оставшуюся часть этой игры по моим правилам. Ты хочешь, чтобы я сделал на тебя ставку? Это очевидно. Чего я не знаю, так это почему. И мне плевать. Я положил на тебя глаз с того момента, как мы впервые поздоровались. Но я хочу сначала увидеть, что там выставлено, прежде чем делать какую-либо ставку.
Боже мой… Что это, черт возьми, такое?
Краска отхлынула от моих щек, и моя кровь закипела от его слов. Его слова вернули меня в состояние Кэндис, экономки. Маленькой служанки, у которой не было хребта.
Предупреждающие колокола звенят в моем сознании, словно церковные
