представляю тот же интерес, как мадам Вырубова и Бадмаев, связь которых с Распутиным есть общеизвестный факт.
Мы решили не рисковать и отложить поездку за границу, по крайней мере на некоторое время, пока выяснится и обстановка в Финляндии, и возможность безопасного проезда. Тем временем приехал с Кавказа брат жены и стал нас всячески уговаривать поехать на Кавказ, в Кисловодск, где жизнь течет так мирно и даже приятно, где продовольствия вдоволь и где «крепкое терское и кубанское казачество не допустит никакого брожения и проявляет удивительную преданность порядку и нерасположение даже к бредням Временного правительства».
Этот разговор в связи с решением выехать из Петрограда повлиял на нас. Нам удалось получить отделение в спальном вагоне, и 29 октября старого стиля, то есть всего пять дней спустя после того, как власть перешла в руки большевиков, мы выехали на Кавказ.
Перед отъездом мы поехали проститься с внуками на Конногвардейский бульвар и совершили эту поездку под выстрелами на Невском, и в особенности на углу Морской; оказалось, что в это время брали приступом гостиницу «Астория», как центр скопления «буржуев».
Москву мы проехали также под раскаты артиллерийских выстрелов, — шли бои в разных концах города. Курский вокзал был пуст, из вагонов никто не выходил и публику не пускали на вокзал. Мы ждали, что к нам придет проститься близкая нам старушка М. К., но ее на вокзале не оказалось. Послали мы было телеграмму в Тулу М. Н. Утиной и ее сыну, прося их выехать повидаться с нами на вокзал, но их также не оказалось. Очевидно, телеграф не действовал.
Ночью под Орлом наш вагон чуть было не разбили. Встречный поезд потерпел какое-то небольшое крушение, нас остановили в пути; было совсем темно, и никто не знал, что именно произошло, как и то, что в потерпевшем поезде были раненые. В двери нашего вагона раздавались неистовые стуки, приправленные бранью. Кто-то требовал, чтоб вагон был открыт, иначе его разнесут в щепки. Пришлось подчиниться этому требованию, так как стекла тормозной площадки летели уже вдребезги, — к нам ворвалось несколько человек, требовавших, чтобы мы взяли несколько человек раненых и доставили их в Орел. Это требование было, разумеется, исполнено, трое потерпевших было нами принято, поезд тронулся; раненые оказались легкими, мы сдали их в Орле на станции и продолжали путь вполне благополучно до Ростова. Тут нас ждало первое испытание.
Когда поезд подошел к станции, то прежде всего нашим глазам представилась невероятная толпа, сквозь которую не было никакой возможности пробраться, а выйти было необходимо, так как нам было заявлено, что спальный вагон дальше не пойдет, ибо с 1 ноября (а это было как раз 1-е число) движение спальных вагонов отменено, и служащие железной дороги не допускают пропуска вагона по Владикавказской дороге. Было прибавлено, что «господа буржуи могут проехаться и в простом вагоне».
На меня было возложено попытаться уладить неожиданный конфликт. Будучи и лично заинтересован в его ликвидации, я пошел разыскивать начальника дороги, которого знал по прежним моим поездкам по этой дороге. Он немедленно приехал на станцию, проявил полную готовность помочь нам, но сказал, что не имеет более власти на дороге, так как комитет служащих явно настроен враждебно по отношению к нему. Начались наши общие мытарства по станции. Около вагона стояла толпа и требовала выгрузки наших вещей; рядом на соседнем пути стоял готовый паровоз под парами, чтобы вести поезд.
Сначала объяснения носили явно непримиримый характер. Какие-то делегаты заявили мне, что они не допускают движения по своей дороге спальных вагонов, уменьшающих состав поезда в ущерб интересам народа, который должен ютиться в набитых вагонах, тогда как «господа изволят почивать в роскошных отделениях». Но наши аргументы о том, что публика не виновата, что ей дали спальные места за очень большую плату, и сама ничего не отнимает ни от кого, тем более что ей не было заявлено об этом при отправке, и, во всяком случае, такое распоряжение может иметь значение только с того момента, как в месте отправления будет уже известно о состоявшемся изменении правила, никому еще не известного, видимо, производили некоторое впечатление.
Кто-то из нас спросил даже делегатов, кто же вернет нам деньги, заплаченные за проезд до Кисловодска, и прибавил, что, вероятно, господа делегаты признали бы несправедливым, если бы они наняли извозчика и заплатили ему деньги вперед за конец, а он на половине дороги выбросил бы их из экипажа и предложил сесть на дроги с капустой, которые дотащили бы их до места.
Этот простой аргумент, видимо, подействовал. Делегаты ничего на него не ответили, и старший из них, все время направлявший прения, заметил — «пожалуй, что это и так», но он не знает, согласятся ли товарищи машинисты с таким рассуждением. Мы все подошли к паровозу. Машинист, слышавший нашу беседу, сказал, что «народ, взявший в свои руки управление дорогою, должен быть прежде всего справедлив, и если заключен договор на переезд в спальном вагоне до Кисловодска и деньги заплачены, то нужно выполнить договор и уже потом ведаться с теми, кто потворствует буржуям», но этого спора он один решить не может, и нужно спросить делегатов от депо, которые сейчас на собрании в котельной мастерской; мы попросили его посоветоваться с господами делегатами.
Он согласился, сошел с паровоза и через несколько минут вернулся в сопровождении 8 или даже 10 человек, с которыми, видимо, успел по дороге переговорить, так как один из вновь прибывших от имени делегации заявил, что они находят справедливым требование пассажиров, уплативших деньги за проезд, и готовы вести паровоз со спальным вагоном в поезде, но сейчас отправляют телеграмму с протестом в министерство, так как считают, что оно вообще не имеет права продавать места на такое расстояние и должно спрашивать дороги об их согласии.
Наше дело было выиграно, мы не вступали более в спор насчет удивительной теории, только что нами выслушанной, делегация подала каждому из нас руку, не обратив, однако, никакого внимания на начальника дороги, все время молчаливо присутствовавшего при наших пререканиях; кое-кто из служащих предложил нам даже помочь снова загрузить в вагон вынутые уже из него вещи, и мы благополучно отправились в путь. Все благодарили меня за участие в переговорах, и мы без всякого приключения доехали до
