друга в неправильности показаний. Не хочется вспоминать этих черных дней. Лично я не испытал на себе всей прелести разверстки контрибуции, так как после опроса о том, что я имею в наличности, я предъявил неоплаченный мне отделением Азовского банка аккредитив на 10 000 рублей, из которого не нашли возможным взять что-либо, но объявили мне, что с меня взыскивается в уплату контрибуции 3000 рублей, которые я могу уплатить поручением Государственному банку взять из моего вклада процентных бумаг на хранении.
Я беспрекословно подчинился этому требованию, хотя до нас в то время еще не дошел декрет об аннулировании всех государственных займов и ценностей, выпущенных акционерными предприятиями, да и возможность такого аннулирования никому не приходила в голову. В уплате такой контрибуции мне выдано было удостоверение с прибавкою, что за мной не числится никаких сборов на общественные и народные нужды.
Приблизительно в то время, как весь Кисловодск переживал контрибуционную эпопею, я проходил как-то утром через вокзал, отличавшийся уже давно полным отсутствием поездов и даже отдельных вагонов, и был до крайности поражен, увидев на путях потрепанного вида вагон Международного общества спальных вагонов. Подойдя к нему, я нашел, что он заперт, проводника нет и никто на вокзале ничего не знает о его появлении. В конторе начальника станции, где со мною всегда были, по старой памяти, вежливы, мне сказали, что «приехала шведская миссия за господином Нобелем, чтобы везти его прямо в Швецию, по требованию тамошнего правительства».
Я побежал в Гранд-отель к Э. Л. Нобелю, но получил от него в ответ, что он решительно ничего не знает и ни о каком вагоне ничего не слышал.
На другой день он пришел ко мне на дачу Кабат и сказал, что приехала не шведская, а швейцарская миссия, с каким-то господином Гутом во главе, и она прибыла за семьей его брата Густава, а вовсе не за ним, и что он и не собирается никуда уезжать.
Я узнал, что господин Гут остановился в гостинице «Россия», разыскал его и узнал тут же от него, что никакой шведской или швейцарской миссии нет, а существует он, господин Гут, с женою, пробирающиеся из Владикавказа в Петроград. Они имеют поручение от своих друзей вывезти из Кисловодска не столько самого Э. Л. Нобеля, сколько жену его брата и некую мадам Г., жену компаньона Гута по содержанию маленькой комиссионерской конторы на Невском проспекте.
Из первых наших разговоров выяснилась любопытная сторона современных нравов и нового порядка вещей. Мадам Гут проводила лето в Анапе и после окончания лечебного сезона соблазнилась рассказами какого-то терского генерала о прекрасных условиях жизни во Владикавказе, под охраною терских казаков. Поехала туда на месяц, но не смогла выехать и осталась на всю зиму. Такой же участи подверглась в Кисловодске, но, по-видимому, по другим причинам, жена компаньона Гута мадам Г., и все попытки ее отца склонить ее вернуться в Петроград для переезда, обеспеченного ей с детьми оттуда за границу, не приводили ни к какому результату. Тогда отец мадам Г., вместе с некоторыми близкими, собрали 20 000 рублей, воспользовались ловкостью Гута и с помощью ее получили в их пользование вагон Международного общества спальных вагонов, потрепанный с виду, но вполне исправный для передвижения, и снарядили господина Гута в далекий путь.
Любопытная фигура этот господин Гут. Швейцарский подданный, женатый на француженке, плохо говорящий решительно на всех языках, чрезвычайно ловкий и вкрадчивый в личных отношениях, он имел какую-то особую сноровку втирать очки всевозможным большевистским провинциальным агентам. Благодаря этому свойству, он устроил какое-то невероятное удостоверение о том, что он командируется, с разрешения швейцарской миссии, на Кавказ для собрания сведений о проживающих на Кавказе швейцарских подданных и для вывоза их в Петроград. Как получил он бланк миссии, кем он был подписан, я не знаю, но видел не раз этот любопытный документ и могу только сказать, что он был весь испещрен всевозможными печатями швейцарской миссии разных цветов на всех страницах, наверху, внизу, на полях и так далее, и на вопрос мой, для чего это нужно, я получил ответ, что это очень действует при осмотрах в пути всякими красноармейцами и мелкими агентами власти.
Во время нашего переезда в Петроград мне пришлось дважды воочию убедиться, что это было на самом деле так.
После первого нашего знакомства и в особенности, когда мне удалось ближе познакомиться с господином Гутом и его женой, начались мучительные мои попытки получить возможность переезда в Петроград в этом случайном вагоне. Не стоит передавать всех перипетий, тянувшихся более двух недель. От Гута я получил полное содействие и должен отдать ему всю дань моей благодарности, и могу и теперь сказать, что не помоги он нам выбраться из Кисловодска, мы, несомненно, погибли бы там в водовороте событий, нагрянувших на этот несчастный город тотчас после нашего отъезда. И тут, как и во многом, случай, а я говорю счастливый рок или просто милость Божия — помогли нам.
Одни за другими лица, имевшие преимущество перед нами, стали отказываться от выезда из Кисловодска. Первым отказался Э. Л. Нобель и сказал притом, что просит отдать предпочтение, перед всеми просящими о местах, мне с женою. До последней минуты отказывалась ехать мадам Г., и под предлогом неразрешенности ее вопроса два отделения не были пущены в общий оборот, в котором соревновались в стремлении сорвать наибольшую взятку агент Общества спальных вагонов, настаивавший на его праве распределять места, и какие-то служащие железной дороги, требовавшие себе тоже несколько мест в вагоне, под весьма простым аргументом: «Не пустим прицепить вагон к поезду, если не получим мест для нашей продажи».
Около 10 мая все пререкания были улажены, отделения расписаны, мне выдали билет на мое отделение, и оставалось только ждать выезда. Прошла неделя, и никаких поездов далее станции Минеральные Воды не было. Наконец, утром 15 мая Гут пришел ко мне и сказал, что получил категорическое обещание, что наш вагон будет прицеплен в Минеральных Водах к первому сквозному московскому поезду после почти месячного перерыва в сообщении с севером.
Днем мы уложили все, что только можно было поместить в нашем отделении, для безопасности оплатили весь багаж сбором, как бы он шел отдельно от нашего купе, провели последний вечер вместе с нашими близкими и к двум часам дня 16
