Машка ведь всё равно не знает
смысла этого слова.
– Длянь, – вдруг соглашается дочка.
Роман пристыженно спохватывается, прижимает её к себе.
– Нет, нет, нельзя так говорить. Она же твоя мама.
– Моя мама – длянь? – переспрашивает дочка, радостно улыбаясь и, видимо, находя в этом
слове что-то забавное, особенно с тем мягким искажением, как это выходит у неё.
– Нет, нет, забудь, что я сказал. И никогда так не говори.
Во всех деталях вспоминая последние дни перед отъездом Нины, он и сейчас не находит в её
поведении чего-либо необычного или настораживающего. Такой уж он слепец! Но какая
притворщица она! Он так лгать не умеет. Конечно, он мучит её, но мучит больше правдой, чем
ложью. А если лжёт, то потом просто болеет от этого, изводя себя десятками оправдательных
доводов. Нине же обмануть как вздохнуть. Уж в чём-чём, а в этом-то женщина совершенней.
422
Рациональный мужчина пытается быть последовательным хотя бы перед самим собой, а женщине
с её эмоциями последовательность ни к чему. Женщине обманывать проще, можно даже сказать,
естественней, органичней. Вот почему Зинка, укравшая книгу, легко клянётся матерью, а Нина
легко соглашается на поездку к тётке в Казань, думая при этом о другом маршруте. Подлость на то
и подлость, чтобы не знать границ, не признавать друзей, жён, мужей – никого. Она
непредсказуема, как болезнь и всепроникающа, как старость. А главные носители подлости и
неискренности – женщины. Вот что печально…
…С самого тёмного утра в пространство вокруг дома был влит густой туман, который теперь
тает и светлеет. Накормив детей, Роман бесцельно бродит по ограде – квадрату – штакетником
огороженной степи, чтобы хоть как-то развеять боль, однако сердце тянет всё так же, если не
сильнее. И никакое время его, оказывается, не лечит. Комнатные тряпочные тапочки уже хлюпают
от росы, лицо окропляют мелкие капельки тумана. В стороне села туман, оседая клоками, остаётся
и в низинах, и на вершинах сопок. Но сегодня этой красоты будто и нет. В доме кричит Федька –
надо возвращаться к нему. «Кажется, призадержался я здесь, – холодно и отрешённо от своей
родины и от всей своей сегодняшней жизни с женой и детьми думает Роман, оглянувшись на
крыльце, – не достаточно ли и того, что я здесь прожил?» Но эта мысль какая-то как бы случайная,
почти не его, пришедшая неизвестно откуда.
Войдя в дом, он механически берёт на руки плачущего Федьку и ходит, баюкая его. Сам не
замечая того, на ходу выдаёт Машке сразу весь ящик с её игрушками. А потом продолжает ходить
с сынишкой, баюкая и баюкая его, уже давно заснувшего.
Днем, улучив момент, он едет в село и покупает бутылку сухого вина – водки в магазине нет.
Конечно же, это не выход, но выпить немного не помешает, чтобы прожечься изнутри, чтобы хоть
как-то затупить мысли, режущие, как по живому. Когда из магазина проезжает мимо Матвеевых,
тётка Катерина, как раз вышедшая за ограду, машет рукой. Видя, что он подворачивает к ним,
Катерина возвращается на веранду и приносит телеграмму. Телеграмма от Смугляны (да и от кого
ещё ей быть?): «всё нормально целую детей нина».
Так, значит, это называется «всё нормально»? А на штемпеле что? Казань… Как это Казань?! Он
что же, всё придумал? Хотя телеграмму можно дать и проездом с вокзала. В эти дни они как раз
должны Казань проезжать. А ещё, если вдуматься, почему не просто «целую», а «целую детей»?
Да потому что не смеет она включить в круг целуемых и его, находясь рядом с другим. Её
подсознание правдивей её самой.
Вечером, когда Машка, ковыряясь в каше, уже едва не засыпает за тарелкой, Роман
распечатывает бутылку и наливает стакан.
– Папа пьёт вино, – почему-то обиженно сквасив губки, констатирует Машка этот факт.
– Пьёт, доча, пьёт, – соглашается Роман, сглатывая комок в горле от внезапной жалости к себе.
Как понятен сейчас Серёга, словно живущий в нём какой-то частью своей недоожитой жизни. «Но
тебе-то было в сто раз тяжелее, – говорит ему Роман, – у тебя не было детей. Хотя, если их не
было, то уйти, наоборот, куда легче – привязки нет. А уж меня-то с этого света никакими силами не
стянешь… Нет таких сил, Серёга, нет! И никогда не будет! Хотя как справиться со всем этим – я
пока не знаю. Значит, я буду стойким и не зная, зачем это нужно. Просто так. Из одного голого
принципа. Других-то доводов у меня всё равно не осталось».
Не выспавшись ночью, он весь день ждёт вечера, чтобы наконец-то отключиться. Но сна нет и
сегодня. И тут как некое спасение в половине четвёртого ночи вдруг приезжают спецы из
электросетей. В их приезде есть что-то мистическое. Сначала в рваном сне – куски всяких мыслей,
видений, и вдруг в эту кашу вплетается гул машины за окном, свет фар, мечущийся по спальне,
яростный лай Мангыра на улице. А когда Роман, ещё ничего не понимая, не понимая даже того,
спит он или не спит, выходит на крыльцо, то с подножки «колуна» спрыгивают и идут к нему
покачивающиеся силуэты. Вообще-то, как выясняется, спецы должны были приехать ещё днём, да
по дороге остановились на речке – сильно уж место красивое попалось. Думали, что остановились,
чтобы порыбачить, а оказалось, чтобы неожиданно напиться. Добравшись до подстанции, они
заваливаются кто где: водитель Гоха – в своей родной кабине, рыжий и веснушчатый электрик – в
будке среди верстаков и железа, их руководитель Юра Соболинский бросает на пол матрас в доме,
в комнате связи.
Провозившись с их устройством (если только это можно назвать устройством), Роман
возвращается домой уже в пятом часу, падает на кровать и наконец-то уходит в сон, как в толстый
слой пуха. А с трудом выскребаясь из него в девять часов утра, поражается собственному
умонастроению. Почему-то ему становится очевидным, что жену свою ему не выгнать – для этого у
него не хватит ни сил, ни решимости. И это даже при том, что она сейчас с другим. Но оставаться
одному совсем не хочется. По большому-то счёту, он во всём виноват сам. Это он сделал её такой.
Это он испортил её, заразив своими в чём-то, может быть, и впрямь развратными взглядами. А тут
Штефан – довольно необычный мужчина, если непредвзято взглянуть на этого венгра. Так что
понять её можно… Понять-то можно, но как успокоиться? Как быть с этими тонкими нервными
переживаниями?
423
Дети ещё спят, но за
