мы тоже очень любим, ты должна это понимать, но выбор только за тобой. Каким бы он ни был, знай, что мы его всегда примем.
– Осталось сделать его.
– Тебя никто не торопит. И выходить замуж так рано тоже никто не гонит. Ты можешь остаться с Сашей, но отменить свадьбу. Я уверена, он поймёт и зла держать не будет. Или же можешь дать себе возможность попробовать что-то другое. Дать не разуму, но чувствам править этот бал.
Издаю губами протяжный звук, напоминающий сдувающийся шарик.
– И где ты была раньше со своей мудростью? – заваливаюсь назад со скулением, плюхаясь на постель. – Эдак полгодика назад.
– Я была здесь. Только ты не спрашивала совета. Проблема горячих умов: вы считаете, что вас никто не понимает, но забываете, что родители тоже были когда-то юными и опрометчивыми.
– Не забываю. Просто думала, что у меня всё под контролем.
– Под контролём у неё, ну-ну, – насмешливо похлопывают меня по коленке. – Я и в "немножко за сорок" не могу-то такое с уверенностью заявлять, а она в…
– Эй, хозяйка, – перебивает нас голос зашедшего в дом Тимы. – Вы где? – не стучась, он беспардонно просовывает голову в дверной проём. – О, вот вы где. Мне нужен топор.
– Зачем? – спрашивает мама, пока я притворяюсь мёртвой, но искоса всё же поглядываю в его сторону.
– Харакири себе делать. За тупость. Чё? Да дров наколоть велели.
– Посмотри под лестницей, где короб с луком.
– Понял, – будто выковыривая остатки еды из зубов, коротко бросает он и исчезает из виду. – Нашёл, – ещё через несколько секунд разносится его звонкий крик и снова хлопает входная дверь.
– Мне кажется, скоро проблема решится сама, – невесело замечаю.
– Почему?
– Потому что он даже не посмотрел в мою сторону.
– А на что ему любоваться? На валяющееся тело? Иди, поговори с ним.
– Не хочу… Я боюсь…
– Топора в его руках?
– Нет. Боюсь того, что он может сказать.
– Волков бояться – в лес не ходить. Давай, давай, – меня практически скатывают с кровати. – Иди, доченька. Разбирайся с личной жизнью. Заморочила бедным парням головы, умей расхлёбывать последствия.
– Не поняла: ты меня ругаешь или поощряешь?
– Мотивирую, – да, шлепок по заднице однозначно мотивирует. Неохотно поднимаюсь на ноги и плетусь на выход.
Крыльцо к этому моменту меняется до неузнаваемости. Никаких завалов, места – танцуй ламбаду. А ведь свалка здесь складировалась сколько я себя помню. Запасные колёса и проржавевший металлолом настолько облюбовал здешний угол, что на деревянном настиле остались следы первичной, ещё не выжженной солнцем краски.
Сто процентов, папа себе теперь новое занятие найдёт: шкурить и лаком снова покрывать. Или припряжет "бесплатную татуированную рабочую силу" Дачный сектор, конечно, та ещё кабала. Бесконечный ремонт, конца которому никогда не видно.
"Бесплатная татуированная рабочая сила" обнаруживается возле теплицы. Разносит дрова в щепки. Ещё и без футболки. Жара, весь вспотевший, мышцы напряжены… это слишком. Впору печатать и продавать в массы календарь: "сексуальные деревенские будни".
Подхожу к Нечаеву, но что собираюсь ему сказать – всё так же не знаю. Разговор с мамой слегка зашевелил мозговой процесс, сдвинув его с мёртвой точки, но это всё-таки дело не сиюминутное. Чтобы она не говорила про сердце и другие органы, здравый смысл тоже имеет право голоса.
– Наши-то где? – меня замечают, но не оборачиваются.
– Ушли на речку. Софа ещё нацелилась до коровника дойти, рилс поснимать.
– Прикол. Бодатым хана. Не удивляйтесь потом, если они перестанут давать молоко. А ты чего не пошла?
– Тебя ждала. Где ты был?
– Думал.
– Что-то надумал?
Занесённый топор так и не находит следующую цель. Тим опускает его и, закинув на плечо, подходит ко мне, окатывая меня дурманящим мужским запахом. Дровосек, блин из фильмов для взрослых.
– Что я идиот.
– Самокритично.
– Зато честно.
– Сдаёшься?
– И не подумаю. У меня ещё в запасе целая неделя. Не знаю как, но буду выкручиваться.
Упрямый, какой же ты упрямый, Нечаев. Откуда же в тебе столько упёртости? И нет, у тебя в запасе куда больше, чем неделя. Только знать об этом пока никому не стоит. Сначала мне нужно закончить прерванный вчера разговор кое с кем другим…
* * *
Знакомый до мурашек двор. Старенький, сохранивший эхо прожитых лет, но тщательно приведённый в порядок. Баба Клава, как человек старой закалки, не любила нововведения. Даже когда ей провели водопровод она до последних своих дней упрямо мыла посуду в тазиках. Потому что привыкла.
Внутри маленькой избушки тоже сохранилась аутентичность. Крытая веранда с крыльца выводила в небольшое помещение с низкими потолками. Большие картины, много иконок, ажурные салфетки на всех имеющихся поверхностях, включая, смотрящийся как бельмо, новенький плазменный телевизор, наполеоновские шапки подушек на узкой металлической кровати и, конечно же, особый запах. Многие называются его "запахом старости".
Что теперь будет с домом, я не знаю. Родители Саши живут в городе и сюда возвращаться не планируют. Он тоже не хочет прозябать здесь, его судьба расписана на много лет вперёд. Скорее всего, участок просто продадут и тогда безвозвратно уйдёт целая эпоха.
Сашу нахожу в "нашей" комнате. По сути, в его, но я сама столько раз ночевала здесь будучи мелкой. Вместе с ним, на разобранном старом диване. В те годы ни о какой аморальщине не шло речи: мы строили из баррикад и простыней шалаши и развлекались до самого утра, рассказывая всякие страшилки.
Позже, уже после того как мы начали встречаться и он приезжал на каникулы, я, конечно, тоже частенько оставалась. Засыпать в обнимку ― что могло быть приятнее? А утренний секс? Осторожный и тихий, чтоб не разбудить бабу Клаву? Такой адреналин-то.
Больше чем уверена, всё
