Процедура продолжалась. Из строя выходили рабочие, получали свою ежедневную «дозу» и становились обратно. Но примерно пятнадцать процентов из них от машины сегодня не получили ничего. Их забирали охранники и помещали в клетку.
Наконец, все было закончено. Но рабочие не расходились. Включились дополнительные прожектора, залившие ярким светом клетку и находящихся в ней людей — они отчаянно кричали, хватались за прутья, протягивали руки по направлению к уезжавшим машинам. Когда скрылась последняя, на лицах этих рабочих появилось выражение поистине безумного страха. Они с ужасом чего-то ожидали и, по-видимому, проклинали столь стремительно несущееся время…
Шли минуты… Наконец, то один, то другой рабочий начинали издавать невероятно громкие вопли, полные невыразимой муки. Они падали на землю и корчились в ужасных судорогах — их конечности буквально выворачивало в суставах…
Денис много повидал, особенно за последний год, но он никогда не видел и не слышал, чтобы люди так мучились, так кричали от боли… Однако самым страшным было не это — на лицах остальных рабочих, смотревших на эту ужасную картину, было отчетливо видно выражение удовлетворения и превосходства. Сочувствия не было ни у кого. Сегодня лично у них все в порядке — а это самое главное!
Денис не выдержал и бросился прочь от этого страшного места… Наконец, он покинул пределы Москвы и углубился в темную лесную чащу…
В свете полной луны всю ночь шел и шел он на восток, не останавливаясь ни на минуту… Наконец, на горизонте заалела заря, и Денис, найдя укромное место, лег спать.
Проснулся он от человеческих голосов. Но это не были агенты режима. Его окружали примерно двадцать человек всех возрастов — мужчины, женщины, дети… На них была камуфляжная форма, а в руках мужчины держали оружие.
— Ты кто такой? Откуда? Сколько тебе лет? — спросил у него человек, которому на вид было примерно пятьдесят лет. Он единственный не был в военной форме — на нем была ряса священника с большим металлическим крестом на груди.
— Денис Лебедев. Из Москвы. Одиннадцать.
— Меня зовут отец Серафим. А это — отряд «странников». Мы — скитальцы, гонимые властью антихриста. Но с нами Бог… Ты православный?
— Да. Правда, в церковь не хожу, но крещеный.
— И не надо ходить. Экуменисты поклонились антихристу… Как ты тут оказался?
— Я беспризорник, мои родители погибли год назад… Вчера была облава, и меня забрали. Полицейские поставили мне какую-то печать на лоб и ладонь… Мне удалось сбежать от них…
Отец Серафим поближе подошел к мальчику. При помощи увеличительного стекла на его лбу и руке были обнаружены едва заметные красноватые пятна. Прошло бы еще немного времени, и они бы исчезли совсем.
— Они тебе насильно это сделали? — спросил отец Серафим.
— Конечно. Я сопротивлялся, как мог, но меня держали за руки и за ноги четыре человека…
— Это печать Зверя. Ее можно прочитать со спутника. Поэтому тебе нельзя пойти с нами, если только ты не согласишься ее удалить…
— Я согласен!
— Подожди, — сказал священник. — У нас нет никакого обезболивающего, а тебе нужно будет обработать примерно восемь квадратных сантиметров кожи. Клеймо глубоко проникает в нее. Будет больно, очень больно…
— Ничего, потерплю. Не ходить же мне всю жизнь с клеймом, — сказал Денис…
…Когда рука и лоб зажили, мальчик включился в общую работу — ловил рыбу, собирал грибы, орехи и ягоды, учился ставить капканы на зверя и стрелять. Ему сшили одежду из камуфляжной ткани и дали новые кроссовки все это они недавно забрали в одном поселковом складе. Отец Серафим, бывший офицер-спецназовец, учил его рукопашному бою и метанию холодного оружия.
Отряд был всегда в движении. Зимой питание было скудным, и им приходилось отнимать продукты и вещи при нападении на одиноко стоящие малолюдные поселения. Правда, сейчас было лето, и недостатка не ощущалось… Они не ставили своей целью убивать врагов или совершать диверсии. Они были странниками, а не партизанами. Единственное, чего они хотели, — чтобы их оставили в покое. Они не хотели подчиняться власти изуверов. Их оружие было только для защиты от карателей. Таких, как они, на необъятных просторах оккупированной России насчитывалось много. Отряды, как правило, возглавлялись бывшими военными или не смирившимися с экуменической «унией» простыми священниками.
Но преступная мондиалистская власть не хотела смириться с тем, что есть люди, не признавшие ее, не поклонившиеся ей. Непокорных искали, за ними охотились, их отслеживали со спутников и летательных аппаратов. С пойманными странниками делали все, что хотели…
Порой опережая преследователей всего на несколько часов, отряд все время шел вперед — по лесам, лугам, полям, переправляясь вплавь через реки. Вместе с ними шел и Денис. Ему уже исполнилось двенадцать. Тяготы походной жизни с ним делила одиннадцатилетняя сирота Аленка Иванова. Дети сильно привязались друг у другу. Без лишних слов понимая друг друга, они вместе добывали пищу, вместе шли вперед и вместе отдыхали, наслаждаясь той свободой, что была пока у них… Они уже не могли прожить друг без друга ни минуты. Каждый из них, не задумываясь, взял бы на себя боль другого и отдал бы за другого свою жизнь. Они радовались каждому проведенному вместе дню и были счастливы. Если бы им не помешали, они, повзрослев, непременно полюбили бы друг друга чистой и светлой юношеской любовью…
Они все еще думали, что вся эта бескрайняя земля по-прежнему принадлежит им…
Каждый вечер они благодарили Бога за еще один прожитый на свободе день и молились об избавлении земли от антихриста.
Денис наизусть запомнил слова Апокалипсиса: «И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя Зверя, или число имени его.» Это уже случилось. Случилось потому, что в далеком девяносто первом году народ поверил врагам, что он якобы плохо живет, и помог им уничтожить свою народную власть. С тех пор русские сократились до пятнадцати миллионов, а скоро им суждено было исчезнуть полностью…
В тот последний вечер, как всегда, они молились. Денис, стоя на коленях, вместе со всеми повторял:
— Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога…
И тут с неба послышался рев. Вокруг них на бронированных автолетах кружили вооруженные до зубов каратели. Денис вместе со всеми начал стрелять по ним из автомата, но пули отлетали от брони… Каратели метнули газовые гранаты, и все потеряли сознание…
Через несколько часов, очнувшись, они обнаружили себя запертыми в темноте, в каком-то каменном помещении без окон. Это был подвал усадьбы американского помещика Сэмюэла Коэна. Правда, он не всегда был американцем — когда-то он жил в России и именовался Самуилом Коганом… В Америке стало жить тесно, а тут как раз Россия — спасибо Президенту Путину — стала частью единого государства… Правда, на правах колонии, но богатым американцам именно это и нужно…
Их, двадцать два человека, вывели во двор и построили перед помещиком, сидящим в кресле на возвышении. Это был сорокапятилетний плешивый субъект маленького роста с уродливой, омерзительной рожей…
— Господи, спаси и сохрани… — прошептала Аленка, увидев Коэна. — Мне страшно, Дениска. Он не пощадит нас… Мне страшно…
— Не бойся, — ответил Денис, взяв ее за руку. — Пока я с тобой, можешь ничего не бояться. Я никому не дам тебя в обиду, обещаю…
— Как вы, голодранцы, посмели участвовать в гражданском неповиновении? Как вы осмелились без моего разрешения находиться на моей земле? Все эти поля, леса, луга и озера на пятьдесят километров в округе принадлежат мне, и только мне! Я заплатил за это многие миллионы долларов! — в бешенстве набросился помещик на отца Серафима.
— Пусть Господь будет тебе судьей, — не ответив на идиотские вопросы захватчика, твердо сказал священник.
— Ах ты, святоша! Хочешь умереть мучеником? Пока что я буду твоим судьей! Сдохни, гой!
По его сигналу головорезы сорвали с отца Серафима крест и рясу и затолкнули в клетку с голодными свирепыми собаками специально предназначенной для подобных целей породы… Аленка в ужасе отвернулась и уткнулась лицом в грудь крепко обнявшего ее Дениса…
— Так, ваш блаженный отче отправился в рай… — с нескрываемым удовлетворением сказал Коэн через несколько минут. А что мне делать с вами? По закону тот, кто находится нелегально на частной земле, переходит во владение к собственнику этой земли…
Он встал и прошелся перед пленниками, внимательно разглядывая каждого. Наконец, он остановился возле Дениса и Аленки.
