И пёс скорее по-детски заплакал, чем завыл. «Чё, чё ж теперя будет? – почти человеческим испугом засверлило его мысли. – Разве только кинуться под колесо… Ну и чё? Переедет меня и двинется дальше… Тупая жертва!» И глянул на рычаг коробки передач, которым Руслан не раз ставил на ночной «прикол» машину. Не зная толком, как это делать, захватил его головку всей пастью и со скрежетом перевёл аж в положение задней скорости. Джип дёрнуло так, что работающего между передними креслами пса перекинуло хвостиком к лобовому стеклу. Почти взмыленный страхом и трудовым усердием, он так и остался лежать до появления людских голосов. Только завидя чуть не влетевшего в кабину хозяина, оторвал свою мордашку от железной ручки. Опёрся на неё передними лапами и, гордо подняв голову, впервые огласил всю эту округу уже по-взрослому радостным лаем.
– Спасибо тебе, Марсик, ты мой необыкновенно сообразительный дублёр! – с возгласом чмокнул его в прохладно-влажный нос всё ещё дрожащий от волнения хозяин.
Вытер вспотевший под кудрявой чёлкой лоб и впервые посадил лабрадора рядом с собой, в пассажирское кресло. Вроде как в качестве уже не только «дублёра», но и обхитрившего саму беду штурмана…
Поэтический эпилог
Как уже подчёркнуто в моём прологе, этот рассказочный блок имеет лишь «начало без конца». Можно было к размещённым в нём повествованиям добавить ещё десятки, а то и сотни других. Показать вполне очевидную и чаще всего очень скрытую от наших не всегда внимательных глаз взаимосвязь человека со всеми обитателями земной планеты. От вездесущих мурашей и лесной мошкары до гигантского слона или от только что пробивающейся к свету травинки до неохватного одним объятием векового дуба. От прогнозирующего хорошую погоду сверчка до зорко охраняющего свои владения орла и от невзрачной лужицы до пересекающих экватор океанов. От радующих глаз и душу аквариумных рыбок до самых хищных акул и китов.
Но как нельзя объять необъятное, так и описать всё это одним разом и в одной скромной книжице тоже невозможно. Даже при самом фантастическом желании и наличии должного материала. Поэтому и просто хочу здесь заметить главное своё наблюдение – всё в этом мире, включая в первую очередь и нас, словно связано одной огромнейшей силы пуповиной. Пуповиной Земли.
И все мы, её творцы, потребители или просто обитатели, существуем лишь в теснейшей (пусть даже неосязаемой) гармонии друг с другом. И часто тоже не всегда осознанно, но впадаем в такое состояние, что умей выражаться поэтически, тут же потекли бы из всех уст, гортаней, ручейков и прожилок также и рифмованные строки.
Но воспроизвести и такой всеобщий «гвалт» природы здесь тоже физически невозможно. Поэтому попробую компенсировать такую «невозможность» хотя бы своей очень скромной и нередко даже корявой поэтической подборкой. Стихотворной подборкой, вобравшей в себя самые разные периоды моей полувековой творческой жизни…
Стихи
Дорога к слогу своему
К стихам шагал я через степи,Сквозь гул чумазых тракторов.В стихи входил,как входят в небоЛучи ночных прожекторов.
Входил натруженно и робко,Беря на ощупь каждый слог.его испытывал на прочность,Рифмуя с твёрдостьюдорог.
Искал в обыденности тихойРисунок образов таких,Чтоб сердце,слушая, притихлоИ лунный ветерза окном притих.
Искал…А ночь нещадно подгонялаМеня, как всадник рысака.А я к утру лишь написал начало:«Не зри на жизнь тысвысока».
Первый снег
Первый снег,как первое письмоПосле расставаний долгих.Мне легко и так тепло,Хоть и сжалсяртути столбик.Снег,как шаловливое дитя,Льнёт к щекам,дыша прохладой —Будто сновадетство у меня,И большеничего не надо…
Мне по душе
Тугих ветровРастрёпанные косыМеня со свистомХлещут по лицу.Глотая пепел,Гаснет папироса…Я пособляюПлотничать отцу.
А мой верстак —Простейшее строенье:На козлах —Сороковка и тиски.И стружки нежные,Ну, как бы с леньюКолечкамиПолзут из-под руки…
А солнце жарит,Потом обдавая.Я в сотый разБерусь уж прикурить…А мой рубанокОднотонно напеваетКакой-то шифр«пышь-жить», «пышь-жить»…
Мне по душеОтцовская работа,Такой негромкий,Вездесущий труд,Где многоточьяТрудового пота,Как стружки,Высыхают на ветру.
Взрослые сны
По ночам какие-то мальчишкиКо мне приходятбосоногою толпой.Как герои из любимой книжки,Меня уводят спящего с собой…
Ведут в поле,где уж травы сбритыИ пахнет свежеюковыльною копной.Там играем в прятки самобытно,Влезая в стог тот прямо с головой.
Потом бежим,лохматые, босые,По густой щетинистой стерне.Аж кровь от бегапод рубахой стынет,А мы бежим вперед, к луне…
Но, просыпаясь,каждый раз я ощущаю,Что я на месте – в комнате своей…Нет, это детствоочень часто навещаетСвоих ушедшихс возрастом детей.
Материнский подарок
Трудный год.За окошками мглачёрным вороном крылья развесила.Мать, сутулясь, стоит у столаи мешает мучнистое месиво…
Мы следим за её колдовством:теста клокпревращается в сдобу.В хате будто бы вдруг рассвело —пирожки отрубные мы пробуем…
А мать довольноглядит на мальцов,аж от радости тают морщины…Был наш праздник,а узнали потом:это ж просто её именины.
Так может случиться
Я знаю,так может случиться:Меня ты разлюбишь, уйдешь…И не будут встревожены птицы,Не охватит округу всю дрожь.
И жизнь потечёт беспрерывно,Как и буйная наша река…А я,постояв у обрыва,Не кинусь во тьму свысока.
Не буду ни мстить,ни выслеживать,Ни встречи случайной искать.Не крикну вослед тебе:«Беженка!..»,Приложив: «едри твою мать».
А просто печаль ту ребячьюСожму я с подушкой в кулакИ выдохну сердцем горячим:«Ты прости,Если что-то не так».
Одну лишь тебя…
Моя земля,принимай моё тело,Как невеста меня принимай.Пусть травы, как платье,шуршат оробелоИ будет свидетелемблизости… май.
Меня не страшись —я не дьявол непрошенный,Одежду твою с тебя не сорву,А просто, землицамоя ты хорошая,Я скину пиджаки глазами – в траву.
И руки раскину,и мысли расслаблю,Всем телом прижмусья к твоим бугоркам —По жилам пройдётсяприятная слабость.И буду шептать:«Ты моя на века…»
А ты мне ответишьвзаимностью женскою —Жарою полдневной меня спеленав…Застенчиво спросишь:«На ком же ты женишься?» —«Одну лишь тебяот рождения знал!»
Грустная переписка
«Зрасвуй, сын,какой ни есть – сыночек!Шлю, сокол мой,тобе я письмецо.Ты уж не брани меня за почерк:Грамотейка – не моё лицо.
Я стара. Отец ужеть недюжий.Ползуть в избёнку малые рубли.И снега богатые навьюжены —Зову чужих сынов,чоб отгребли.
Изба, и та, бедняга, еле дышить.К окошку попримёрзли хворые цветы…Ай, сынок-сынок,ты слышишь, слышишь?Куды ж вы разлетелись все, куды?
Говорять,тут баить вся деревня:Ты хошь каким-то грамотеем стать.Почти не ешь и дюже мало дремлешь,Супротив Богастал стишки складать.
Ой, сынок-сынок,Господь с тобою!Закинь ты енту бесову игру.Не волочись с дырявою сумою,А ворочайсь в родимую дыру.
Мы тут тобе невесту заприметим,В конторке место подберем…Ворочайсь скорей,наш блудный ветер!Целуем крепко.Дюже ждем».
«Земной поклонТебе, мамань-старушка!Сыновний поцелуй, родная мать!Я знаю, истощалась уж избушка,И некому в хозяйстве пособлять…
Но ведь и мы, птенцы, непостоянны:Взмах крылом —И разлетелись кто куда.Нас манят Афродиты,влекут Анны,Зазывают океаны, города…
Вот так и я,Лишь чуть окрепший сокол,Твой блудный ветер,С детства – на лету.Вперившись взором жаднымв стёкла окон,Какие-то стишкиаж под есенина плету.
Но вот плету, кажись, ещё чертово:Пока не в каждой строчкеЕсть моя душа.Ну, как будто в огороде и корова,А выйду выгнать – нет там ни шиша…
Но я ещё вернусь к твоим морщинам,Когда устануот дорог и строк.Я ворочусь к домашнему камину…А пока прости:Я – «блудный твой сынок».
Сельский колодец
