кресла и удивительным образом скользит ко мне на своих пятнадцатисантиметровых золотых шпильках. Протягивает мне руку и лукаво улыбается.
– Меня зовут Даниэлла, и ты только что стала интересной.
– Кхм, спасибо. – Я улыбаюсь и с важным видом возвращаюсь с ней к столу в таких же высоких серебристых туфлях-лодочках. Возможно, я предпочитаю расклешенные сарафаны, но мне не привыкать расхаживать на высоких каблуках.
Маркус выглядит скучающим, как всегда.
Я с важным видом подхожу и встаю у стола напротив Николаса.
– Ну?
– Что «ну»? – Он с равнодушным видом поигрывает кроваво-красной жидкостью в своем бокале, но от меня не укрылось то, что его взгляд не может оторваться от моих обнаженных бедер.
– Ты передумаешь?
Он выдерживает паузу, делая неторопливый глоток. Затем наконец ставит бокал на стол.
– Оставьте нас, – говорит Николас, ни к кому конкретно не обращаясь. Картер и Даниэлла обмениваются быстрым взглядом и уходят, не говоря ни слова, но Картер подмигивает, проходя мимо меня. Маркус ворчит себе под нос, но тоже уходит.
Когда мы остаемся одни, Николас указывает на пустое место рядом с собой. Я заставляю свои ноги уверенно двигаться, хотя здравый смысл пытается превратить их в свинец. Усевшись, одергиваю юбку, но на самом деле она не предназначалась для такой позы, и прохладные бархатные подушки щекочут мои ноги. Я скрещиваю ноги и предпринимаю еще одну попытку одернуть юбку. Она отказывается идти на компромисс.
– Удобно? – спрашивает Николас. Тень веселья тронула его губы. Он знает, что мне совсем неудобно.
– Лучше и не придумаешь.
Он ухмыляется.
– Теперь ты передумаешь? – Я тянусь к столу и небрежно поднимаю оставленный Картером бокал с вином, как будто не вижу в этом большой проблемы. Я держу бокал, собираясь с духом.
Пальцы Николаса смыкаются вокруг моих и вынуждают вернуть бокал на место, но я все же успеваю уловить слабый запах меди.
Николас отпускает меня и откидывается назад, словно и не заметил моей попытки кое-что сделать.
– Проблема была вовсе не в том, как ты выглядишь. – Николас пристально изучает мое лицо, и неизвестно, что он видит в обведенных черным глазах и выкрашенных красным губах, но его глаза сужаются. – Почему ты хочешь стать вампиром?
Мое сердце колотится от этого признания в сочетании с запахом меди, все еще щекочущим ноздри. Я не могу поверить, что Николас произнес это слово. Он, должно быть, планирует убить меня – так или иначе. Я сглатываю, пытаясь заставить пересохший рот говорить.
– Я же сказала: хочу жить вечно.
– Я тебе не верю. Ты слишком печальна… Смена одежды не может скрыть ту печаль, которую ты носишь в себе. Я знаю такую печаль – проходил такое раньше. – Судя по его голосу, он и сейчас проходит. – Люди, которые знают эту печаль, на самом деле не хотят жить вечно, а если и хотят, то они дураки. Ты считаешь себя такой, Виктория?
Конечно, он прав. Я не хочу жить вечно со всей этой болью и печалью, кипящими внутри. Попытка держать их в себе – постоянная, изнурительная битва, которую я продолжаю проигрывать, но в этом-то и дело. Вся моя боль связана с одной вещью: смертью. Если мы с папой избавимся от нее навсегда, я перестану грустить, буду спасена. Но я не знаю, как объяснить это Николасу, не открываясь ему до конца.
– Разве вампиры не могут отключить свои эмоции?
– Ты смотрела слишком много фильмов. – У него усталый голос. Николас откидывает голову на спинку кушетки и закрывает глаза. – Так вот чего ты на самом деле хочешь. Я могу в это поверить, но не могу дать то, что ты хочешь.
– Нет. – Я пытаюсь восстановить контроль над собой, потому что позволила Николасу увидеть во мне слишком много. – Я хочу жить.
Ныряю в свой колодец печали и пытаюсь найти ту часть себя, которая когда-то любила жить. Знаю, что эта частичка еще существует во мне, даже если я больше ее не чувствую. Отворачиваюсь, чтобы Николас не видел всей боли, которую мне приходится преодолевать, чтобы найти частичку радости и поделиться с ним.
– Я хочу стоять в лунном свете летней ночью. Хочу, чтобы осенний мороз покусывал меня сквозь свитер, хочу танцевать со снегом под полной луной, хочу, чтобы весенний ветерок так сильно раздувал мою юбку, что приходилось бы придерживать ее руками… И я хочу проживать эти моменты вечно.
В конце мой голос дрожит, и мне приходится сглотнуть ком в горле, чтобы не позволить ноющей внутри печали вскипеть и заглушить слова рыданиями. Потому что в этом и заключается проблема эмоций: все или ничего. Вы не можете выбирать, что именно хотите чувствовать.
Николас резко открывает глаза и на мгновение встречается со мной взглядом.
– Докажи мне это, – требует он.
– Как?
Как можно доказать, что любишь жизнь? Особенно когда она выпотрошила тебя самым ужасным образом.
Николас снова берет свой бокал и некоторое время болтает остатками жидкости, прежде чем осушить его. Наконец его губы изгибаются в легкой улыбке, и он поворачивается ко мне.
– Я предлагаю тебе испытание… игру, если хочешь. Как долго ты пробудешь в городе?
– До утра вторника.
– Сойдет, – кивает он. – Каждый день я буду ставить перед тобой задачи: маленькие испытания, которые нужно выполнить, чтобы показать мне, как ты наслаждаешься жизнью. Каждый раз, когда правильно выполнишь задание, я буду давать тебе подсказку, которая поможет обрести то, что ты ищешь.
– И что это будут за задания?
– О, я еще не решил. – Его улыбка становится коварной.
Меня так и подмывает отказаться. У меня нет времени на игры, но если речь о моем призе, есть ли у меня выбор на самом деле?
– Договорились. – Я протягиваю руку, и Николас пожимает ее. – Когда я получу первое задание?
– Утром. Иди и отдохни немного, – говорит он с таким видом, словно я и впрямь смогу теперь уснуть.
Я тянусь к своей сумке за телефоном.
– Значит, ты мне позвонишь?
– Боже милостивый, нет. У меня нет телефона.
Я замираю со своим телефоном в руке, наполовину вытащив его из сумки.
– Ты шутишь?!
Николас сверкает неестественно белозубой улыбкой.
– Я старомоден.
– Как же ты собираешься давать мне задания?
Он выуживает из заднего кармана брюк черный кожаный бумажник и вручает мне очередную белую карточку с другим адресом.
– Это книжный магазин в Квартале. Я оставлю тебе записку в одной из книг… Ты поймешь, в какой именно.
– Каким образом?!
– Не стоит недооценивать себя.
– Я редко это делаю, – парирую я и поднимаюсь на ноги, хотя мой желудок отяжелел от сомнений. – Знаешь, все