кулаком бьет, что для личных нужд траву растит. Второй дружбой с полицейским прикрывается. Карелин тогда закусился сильно. Спрашиваю, тебе-то это зачем? Пусть служба собственной безопасности хлопочет. А его разве остановишь! Я часто думал потом…
Он намеренно замолчал и затянул паузу ровно настолько, чтобы почувствовать ее любопытство. И чтобы оно было озвучено.
– И о чем же потом часто думали, Алексей? – Она шагнула к своей машине. – Говорите. У меня время не резиновое.
– Да так, ерунда… – он потопал скользкими подошвами по снегу, пальцы ног промерзли так, что, наверное, гремели, как пластмассовые. – Думал, что если бы Карелин так не подставился, то он своего соперника точно посадил бы.
Она встала как вкопанная. Медленно повернулась. И рассматривала его с таким интересом, с каким ни одна женщина его никогда прежде не рассматривала. Потом хмыкнула раз, другой, третий. И неожиданно зашлась злым отрывистым смехом.
– Другими словами, вы сейчас сливаете мне моего коллегу, вашего теперь уже соперника? – резко оборвала Маша смех, снова возвращаясь к тому месту, где он стоял. Прошипела ему в лицо: – Не выйдет, Окунев. Осипову такие проверки устраивали, что даже на полиграфе проверяли. Он чист. А оболгать можно любого!
– Да, согласен.
Он хлопнул в ладони просто для того, чтобы почувствовать, что кисти не отмерзли и все еще принадлежат ему и не готовы быть ампутированными от обморожения.
– Согласен. Оболгать можно любого. И даже Карелина, каким бы чистым он ни казался.
Окунев внимательно наблюдал за тем, как Климова садится в машину, отъезжает со стоянки. И только тогда, когда задние фонари ее машины скрылись за углом дома, он с ненавистью прошептал:
– Сука!
Глава 19
В свой выходной она проснулась лишь на пять минут позже обычного. Дотянулась до телефона, тот лежал на самом краю тумбочки. Конечно, смахнула его на пол спросонья. Подняла. Увидела, сколько времени, и простонала:
– Маша, ну чего тебе не спится?
Со стороны кухни подал голос Рыжий.
– И тебе тоже? – адресовала она вопрос коту.
Она скинула с себя одеяло, опустила ноги, нашарила тапки. Шаркая, поплелась в кухню. Кот хотел воды. Всю вылакал.
– Рыжий, какие мы с тобой неугомонные, – причитала Маша, наливая ему воду в поилку. – А все почему? Потому что нервы у нас с тобой расшатаны. Потому что личной жизни нет никакой. Была бы у нас с тобой семья с голодным мужем и орущими детишками, не вскакивали бы так рано. Радовались бы каждой минутке на подушке. Так?
Кот согласно мяукнул и опустил рыжую морду в поилку. Розовый язычок замелькал.
– Конечно, так…
Маша залила воды в кофеварку. Всыпала кофейных зерен. Подставила чашку, нажала кнопку.
– Вместо того чтобы наслаждаться выходным, Рыжий, я вскакиваю ни свет ни заря. И готовлю себе кофе в половине седьмого утра. Разве это порядок?
Кот на мгновение поднял морду от воды. И, как ей показалось, отрицательно мотнул лохматой башкой.
– И я говорю, не порядок.
Она взяла в руки чашку с кофе, замерла у кухонного окна.
А за окном были утренние сумерки. Те самые, когда зимы уже нет, а весны еще не видно. Когда под ногами и колесами страшно хрустит подмерзший к утру лед. И воздух морозный, но уже не тот, что в январе. И ей еще вчера утром показалось, что она чувствует горьковатый аромат разбуженных тополиных почек.
– Что мне делать, Рыжий? – спросила она между третьим и четвертым глотком крепкого несладкого кофе. – Что мне делать, если я страшно хочу его увидеть! Так же нельзя. Это же…
Это было неправильно. И она это понимала. Никто не одобрил бы ее романа, если бы он вдруг случился. Особенно родители! Мама бы пришла в ужас и проплакала бы неделю. Не такой судьбы она дочери хотела.
К слову, когда Маша решила пойти служить в полицию, были те же слезы и такие же слова.
Кот, напившись, вальяжной поступью добрался до ее ног и закружил между ее щиколоток.
– Рыжий, только ты меня понимаешь. – Она допила кофе, поставила чашку на подоконник и грустно усмехнулась. – Интересно, я одна прошу совета у своего кота? Или есть еще такие дурехи?..
Звонок Осипова раздался в самый неподходящий момент. Она только-только вернулась из магазина. Пополняла недельный запас продовольствия для себя и для кота. В рабочие будни час толкаться с тележкой между прилавками было некогда. И она как раз собиралась приготовить что-нибудь затейливое. Какой-нибудь гуляш, к примеру. Она вообще-то не любила и не умела готовить. Но под диктовку из интернета, считала, и Рыжий смог бы.
Так вот, хотела похлопотать по дому. Потом погулять. Может, к родителям съездить, хотя у мамы сегодня по расписанию бассейн, а у отца шахматы с соседом. Но она бы тихо посидела в сторонке и понаблюдала за партией. Ей нравилось угадывать их ходы. Все лучше, чем о Карелине думать и считать себя романтической идиоткой.
И тут позвонил Осипов.
– Чем занимаешься в свой выходной, который выпал на среду? – спросил он после того, как поздоровался.
– Отдыхаю, – скупо отозвалась Маша.
Ей не нравилось его пристальное внимание. Оно ее раздражало. И вовсе не льстило, как некоторым.
– Машка, ты чего выпендриваешься? – округлила три дня назад глаза дознаватель Верочка. – Осипов лакомый кусочек. За ним очередь стоит. Такой голубоглазый красавчик…
Женя внешне хорош, спорить сложно. Фигура атлета. Физиономия смазливая. Волосы кудрявые. Правда, он их всегда очень коротко стриг. Но если пропускал пару дней стрижки, колечки тут же принимались завиваться у него на затылке и за ушами. Глаза невероятно голубые. Некоторые даже считали, что он носит линзы. Но нет, он их не носил. Просто был таким голубоглазым.
Засранцем…
Маша таким его и считала, осторожно порывшись в его биографии. Много замытых пятен, которым не суждено было превратиться в черные кляксы. Это настораживало. Она его сторонилась. Точнее, остерегалась. А он, как назло, настойчиво к ней клеился.
– Ты была у свидетельницы в гостях вчера, я слышал? – продолжил допрашивать Женя Осипов. – Говорила с ней на предмет смерти ее соседа? Пачкина? Зачем?
Она уловила в вопросе странную обиду.
– Это мой участок, капитан.
Маша с раздражением швырнула на стол килограммовую форель в вакуумной упаковке. Вытряхнула в ведро под раковиной картофель и морковку. Конечно, намусорила. Потому что в одной руке у нее был телефон, который она прижимала к уху.
И все из-за Осипова!
– А это мое дело, старший лейтенант, – сделал акцент он на ее звании. – Я его веду. И мне совсем не нравится, что кто-то за моей спиной
