произнес он. — Я открою для тебя двери Атерраса и даже отдам книгу, но помни — никогда больше не возвращайся в эти места. Никому не говори о том, что здесь видел. Тогда есть шанс, что Атеррас не притянет тебя назад.
— А он может? — в ужасе спросил Шайн.
— Да. Он может все. Собирайся, у тебя четверть часа. Я пока подготовлюсь.
И Арман покинул комнату, даже не посмотрев в мою сторону.
— С ума сойти, — прошептал слуга. Он сполз с кровати, сначала осторожно, боясь боли, но, видимо, больно не было, потому что Шайн быстро оделся, достал из-под кровати дорожный мешок и принялся швырять туда вещи.
— Я рада, что у тебя будет шанс покинуть Атеррас, — сказала ему.
— Спасибо, Рози, — улыбнулся парнишка. — Ты бы сама не задерживалась здесь. Брату все равно не помощь, а мука.
— Я останусь.
— Дело твое.
Да, мое. И я не собиралась менять принятого решения. Мы с Джесси уйдем отсюда вместе, а иначе не может и быть.
Глава 16
Шайн даже не складывал свои пожитки, просто швырял. Значит, Арман оказался прав, и он пришел в Атеррас, чтобы украсть книгу. Долго же он говорился к этой краже! И все равно проиграл, хоть и уйдет с добычей. Лишь на миг Шайн замер — когда все вещи были собраны, и комната опустела.
— Вот и все, да? — Он недоверчиво улыбнулся.
— Да, — ответила я ему.
— Спасибо, Рози. Ты была хорошим другом.
Шайн протянул мне руку, и я пожала его тонкую ладонь.
— Желаю тебе выбраться из Атерраса, — сказал он звонко.
— А тебе — спасти сестру. И будь счастлив.
Шайн кивнул и пошел прочь. Я поспешила за ним. Никогда не была любопытной, но сейчас хотелось знать, удастся ли Шайну покинуть Атеррас. Убедиться, что с ним все будет в порядке. Бывший слуга прошел к кабинету Армана и постучал. Дверь открылась, тюремщик в маске замер на пороге.
— Я готов, — сказал Шайн.
— Тогда идем, — откликнулся Арман, поправляя маску. — И предупреждаю сразу. У тебя будет три минуты, чтобы добежать от дверей Атерраса до ворот. И потом не оборачивайся, что бы ни услышал, кто бы тебя ни звал.
— Хорошо, господин Ферри. Спасибо! — Шайн крепко пожал руку Армана, а затем тюремщик передал ему сверток. В очертаниях угадывалась та самая заветная книга.
— Помни, продолжишь воровать, вернешься в Атеррас, — напутствовал Арман Шайна. — Тюрьма никого так просто не отпускает. Розалин, держите.
Тюремщик передал мне бутылочку из непрозрачного стекла.
— Что это? — спросила я.
— То, что вы дадите мне выпить, когда Шайн окажется за пределами Атерраса. Вы сами поймете, когда. И ближайшие сутки по всем вопросам обращайтесь к Фитцу.
Я хотела было спросить, куда денется сам Арман, но он не дал мне времени. Быстро вышел из кабинета и пошел прочь. Шайн поспешил за ним, и мне оставалось только бежать следом. Так мы и спустились на этаж, который в обиходе называли нулевым.
Здесь было темно и тихо. Коридор без окон вел к тяжелой массивной двери, за которой скрывалась свобода. Шайн молчал. Он не просил возможности попрощаться с теми, с кем проработал бок о бок неполный год. Впрочем, стоит ли его в этом винить? Здесь и слуги — только пленники.
— Как только я скажу, беги, — приказал Арман Шайну.
Мне стало не по себе. Я почти вжалась в стену коридора, стараясь дышать глубже, чтобы не потерять сознание от страха перед чем-то надвигающимся и неминуемым. Тюремщик оставался единственным, кто сохранял полное спокойствие — Шайна тоже заметно трясло.
Арман достал из кармана тонкую иглу и проткнул ей палец. Выступила алая капля крови, и господин Ферри начертил три символа на двери: треугольник, перечеркнутый круг и звезду. Вся тюрьма вдруг наполнилась протяжным гулом, будто ожила с нижних уровней до вершины башни. Она завыла, забилась, задышала, и дверь со скрипом отворилась.
— Беги, — одними губами произнес Арман, и Шайн сорвался с места. Дорога под его ногами дыбилась, норовила сбить, заставить упасть, но он не сдавался, и ворота были все ближе.
Я обернулась к Арману. Он стоял, широко раскинув руки в стороны, и бормотал заклинания. По его лицу градом катился пот, пропитывая маску. А у тени снова выросли паучьи лапы… Только сейчас это почему-то не пугало. Мне казалось, весь Атеррас навалился ему на плечи. Не выдержит Арман — и Шайн никогда не выберется за стены тюрьмы. Еще десять шагов! Пять… Скрипнули ворота. Всё…
Арман отпустил заклинание разом, и дверь с гулким грохотом захлопнулась, а сам он побелел так, что перестал походить на живого — это было заметно даже в маске. Я тут же откупорила бутылочку и прижала к его губам. Тюремщик выпил залпом, наослеп нашел рукою стену и привалился к ней на несколько мучительно долгих секунд.
— Вы свободны, Розалин, — тихо проговорил он и, шатаясь, побрел к лестнице.
Я догнала Армана и закинула его руку себе на плечо. Он даже не сопротивлялся. Мне показалось, что он вообще не видит, куда идет, словно все его силы остались там, у двери, раскрывшей путь к свободе для Шайна. Почему Арману так плохо? Израсходовал слишком много сил? Да, скорее всего. Я не спрашивала. Мы поднимались по ступенькам мучительно долго. Казалось, что у этого подъема не будет конца и края. Когда мы добрались до седьмого верхнего, я чувствовала себя выжатой до капли. Но не бросать же Армана!
— Дальше я сам, — дернулся мой спутник.
— Нет уж, — ответила ему. — Хочу убедиться, что вы спокойно доберетесь до постели, господин Ферри.
— Я, вроде бы, нанимал вас для сына, — тихонько рассмеялся Арман. Видимо, ему стало немного лучше.
— Ничего, мне не привыкать совмещать обязанности, — ответила ему, толкая дверь на его половину.
Обстановка здесь отличалась от комнат Шелли. Темно, строго, пусто. Всего три слова, но их хватило, чтобы описать пустынный коридор с деревянными панелями на стенах, потемневший от времени пол, тусклые светильники на стенах. Три двери. За которой же спальня?
— Нам сюда. — Арман шагнул к ближайшей, пошатнулся, и я едва успела его удержать.
Спальня Армана не преподнесла никаких сюрпризов. Широкая кровать была застелена темным покрывалом, над столом висело зеркало, но на нем был такой слой пыли, что я сомневалась, можно ли в нем увидеть отражение. Платяной шкаф был наглухо закрыт.
Я помогла Арману лечь на кровать. Он стащил маску и засунул под подушку. Лучше бы он этого не делал… В маске степень его бледности была не так заметна,