— Да, это он у вас по китайской порнухе тащится, — фыркаю с наигранной презрительностью.
— Ну, картинки там огонь. Детализация впечатляет.
— Да я вам эти картинки не прощу, — краснею и отворачиваюсь, — но даже там не было того, что вы сотворили со мной.
— Думаешь, надо было по очереди? — лукаво интересуется Чад и хмыкает.
— Я думаю, что трое мужиков для одной как-то многовато. Вместе или по очереди — не так важно.
— Если Луна нарекла нас тебе, то ничего не многовато. В самый раз. Ей виднее.
— Луна — это кусок камня в небе. Чего ей там виднее?
— То что вполне справишься с тремя мужиками. И давай свернем разговор, а то у меня сейчас член штаны порвет.
— Только о потрахушках и думаешь.
— А о чем мне думать, когда ты рядом сидишь? — возмущенно рычит Чад.
— Об усиках любви!
— Так с них все и началось!
Мне жарко и мне срочно требуется порция страстных объятий и жадных поцелуев.
— Останови машину, — хрипло шепчу я.
— Нет, я знаю, что ты задумала. Изнасиловать меня вздумала? — Чад кидает на меня беглый взгляд.
— Может быть.
— Нет. Тебя ждет ночь любви с тремя братьями после полнолуния. Все, нам надоел секс без обязательств, — Чад нервно постукивает пальцами по рулю. — У нас на тебя серьезные планы, а если они тебя не устраивают, то будем друзьями.
— Ага, картинки под нос провокационные будет совать и завуалированную эротику читать? По-дружески? — зло и обиженно предполагаю я.
— Да ты и без картинок на нас набросишься, — заносчиво отзывается Чад и поправляет член сквозь ткань штанов.
— Вот что ты сейчас делаешь? Провоцируешь ведь?
— Ничего подобного.
— Да к черту тебя.
Я воспринимаю отказ Чада пошалить в машине как личное оскорбление. Вот и проявляй после такого инициативу.
— Никакой вам жаркой любви со мной.
— Мы примем любое твое решение.
Зло и шумно выдыхаю, чтобы донести до Чада, как я в нем разочарована. Это же было бы такое приключение — остановить машину посреди кустов в лесных сумерках, наброситься друг на друга и насладиться минутами близости один на один. Вот будь его братья тут, они бы меня поддержали.
— Я понимаю, ты нервничаешь. Для обращенных первое полнолуние — это событие, — Чад примиряюще поглаживает меня по колену. — Все будет хорошо. Мы будем рядом.
Деревья и кусты расступаются перед машиной, которая выныривает к поляне, на которой нас ждут Эдвин и Крис. Заходящее солнце окрашивает макушки сосен и елей в оранжевое свечение, а в груди у меня вскипают противоречивые чувства: мне и страшно, и любопытно. Что меня ждет при первом полнолунии?
— Уф, — Крис открывает с моей стороны дверцу и принюхивается, — закинь в машину импотента и он будет готов к новым подвигам.
— Но Чад мне все равно не дал! — рявкаю в его лицо. — Сначала усиками подразнил, — отталкиваю удивленного Криса и выскакиваю из машины, — а потом друзьями, говорит, будем.
— Какими усиками? — Эдвин непонятливо хлопает ресницами..
— Усикам любви, — одергиваю подол платья. — Что мы тут делаем?
— Будем ждать полнолуния, — Чад хлопает дверцей и потягивается.
— Только ждать? — разворачиваюсь к нему и мой взгляд опускается на его член, чьи очертания под тканью штанов разгоняют бурлящую желанием кровь между ног.
— Да, только ждать.
— Крис, скажи ему! — вскидываю руку в сторону ухмыляющегося Чада.
— Это не усики виноваты, — он вальяжно проходит мимо, — я ей хвост как следует помассировал.
— Да про какие усики речь-то? — в любопытстве охает Эдвин.
— У бабочки есть усики, так? — Чад приобнимает его и внимательно вглядывается в его лицо.
— Так.
— Вот. Про них и речь.
— Вас нельзя без Криса в город отпускать, — Эдвин обеспокоенно щурится.
— Да, я согласен, — Крис кивает. — Но я, если честно ожидал, что Чад обязательно кому-нибудь пальцы откусит.
— Ты нормальный? И ты его отпустил? — в ужасе смотрю на него.
— Я же вам не нянька.
— Я хотел Святому Отцу пальцы отгрызть…
Я взвизгиваю и торопливо, проглатывая половину слов, рассказываю про ту тайну, которую скрывает наш Святой Отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Охренеть, — Крис вскидывает брови.
— А я знал, — Эдвин пожимает плечами. — Это же очевидно, нет?
— В смысле очевидно? — Чад оглядывается на него.
— Вы, правда, не знали? — Эдвин обескуражен, но и его братья удивлены не меньше.
— Младшенький более внимателен к деталям, — раздается блеклый голос из теней.
— Он нас теперь убьет? — шепчу и переглядываюсь с оборотнями. — Мы ведь знаем его тайну.
— Да я бы не сказал, что это тайна, дитя, — из-за сосны выходит Святой Отец. — Будь я человеком, я бы обезумел здесь.
— Вы серьезно не поняли, что он оборотень? — не унимается изумляться Эдвин. — По нему же видно.
— Нет, — я качаю головой.
Эдвин и Святой Отец смотрят друг другу в глаза, а потом переводят взгляды на меня, Чада и Криса.
— Да видно же! — Эдвин указывает на Святого Отца.
— Не-а, — Чад щурится и его глаза вспыхивают желтым. — Хотя… Нет. Не видно.
— Что вас ждет после смерти? — задаю я вопрос, на который мне так и не ответил коллега лесного священника.
— Рай. Я не дал волю зверю. Ни одной метаморфозы. Даже при первом полнолунии. Я заражен, но не сломлен, — Святой Отец мягко улыбается и спокойно продолжает. — И сегодня ждет еще одно испытание моей веры и воли. Близость трех Альф, обращенной и ее первое полнолуние либо толкнут меня к Богу, либо паду я в пропасть.
— Тут ясно одно, — Крис кривится, — он безумен.
— Я немного взбудоражен, — Святой Отец потирает руки. — Давно не испытывал этого волнения.
Глава 41. Полли Сумеречная Ласточка
— Если ты знал, что Святой Отец — оборотень, — Крис сидит на траве и жует стебелек, — то почему ты не удивлен? Мы же далеки от всех этих штучек с Церковью.
— Ну… — Эдвин пожимает плечами, — а тебя не удивляет, что тебя зовут Кристиан?
— А как это к делу относится? — Чад массирует голову и пятерней рассчетывает волосы.
— Это же христианское имя. Буквально означает христианин, — брови Эдвина ползут на лоб.
— Да, почему тебя это не удивляет? — Чад мастерски переводит стрелки на Криса, который с досадой выплевывает травинку.
— Это же мама постаралась.
— Я ее, кстати, отговаривал от этого имени, — вздыхает Святой Отец у ствола ели. — Но она заявила, что ей нравится, как оно звучит.
— И она в курсе, что ты оборотень? — Крис с возмущением на него оглядывается.
— Так я ее с детства знаю.
— Вы не очень умные, да, мальчики? — я лежу чуть поодаль от братьев и приподнимаюсь на локтях.
— Оборотни никогда не отличались умом и сообразительностью, — презрительно фыркает Святой Отец.
— Да ты сам — оборотень! — рявкает Чад. — Сам себя тупым обозвал?
— Будь я умным, то тут не стоял. Логично? Честно сказать, я и человеком не очень умным был.
— Очень самокритично, — Крис падает на спину.
— Ну, был бы умным, то мохнатая гадина меня бы не соблазнила, — Святой Отец отворачивается и зло хмурится.
— Так, — я оживленно улыбаюсь, — с этого момента поподробнее. Вас соблазнила коварная волчица?
— Это все в прошлом.
— Вы ее любили?
— Она меня обратила и сбежала, — Святой Отец приглаживает сутану на груди. — Она хотела, чтобы после обращения я в безумии убил своих братьев-монахов, а я приполз к ним весь в крови и потребовал меня запереть в подвале. Я человек веры, а не зверь.
— Оборотень веры, — ехидно поправляю его я. — Не человек.
— Мне так жаль, — печально охает Эдвин.
— Потом эту суку убили и сожгли, — сухо и равнодушно добавляет Святой Отец, и Эдвин в ужасе смотрит на меня, будто я была участницей этой жуткой истории.
— А стоило прикончить тебя, — Крис кривит губы.
— Она младенца сожрала.
— Тогда получила по заслугам, — вздыхает Чад, задумчиво почесывая бороду.