— Лекса, Лекса, ты меня слышишь?
Не слышал, лежал, не раскрывая глаз. Так. Что мне надо сделать? Я вскочила на ноги, готовая действовать. Сначала надо проверить пульс и… земля под моими ногами зашаталась и я повалилась. Только сейчас я догадалась заметить, что Лекса дышит — а значит жив. А вдруг он навсегда останется там, в мире снов? И что ему вообще снилось? Снилось ли хоть что-то.
Я встала, машинально отряхнув одежду — интересно, откуда у меня этот рефлекс, дотронулась до большущей ладони своего спасителя. Лекса был жив, где-то внутри, под мягкой кожей, вместе с кровью в венах, пульсировала искра. Жизнь. Настоящая жизнь, которая может заставить даже кусок пластика мыслить и чувствовать. Я упала на колени, прислонилась к пальцам — стало тепло. Хотелось шептать ему — что-нибудь приятное. На фоне его пальцев мои руки казались крохотными стебельками. Ладонь, а мне бы хотелось оказаться рядом с его щекой. Гладить — до бесконечности, до изнеможения, лишь бы… лишь бы он не чувствовал себя таким одиноким. Теперь я начала кое-что понимать — за его жизнь все цепляются. Все, кто окружает его, хотят отхватить кусочек от Лексы. Продавщица хлеба, его девушка, бабушка, даже я сама. Так стыдно мне ещё никогда не было. Прости, прости меня Лекса, ну пожалуйста, прости. Открой глаза — и я буду счастлива. Не надо мне больше искры жизни, ничего не надо, только проснись. Солнце безмолвно наблюдала за моими треволнениями, а я боялась пошевелиться. Странно, мне хотелось, чтобы он проснулся, но не хотелось его будить. Наверно, так чувствует себя человек, который хочет пить и писать одновременно. Мне вдруг стало стыдно за подобное сравнение.
Кричайки орали во весь свой громадный клюв, наслаждаясь прекрасным утром. Хорошо, наверно, быть кричайкой — пари себе где-то среди белых барашков облаков, не знай горя. Лови только рыб, да лягушек на обед, ищи партнера для случки, будь волен и свободен. Просто живи. Хотела бы я быть кричайкой?
Лекса не дал мне додумать эту мысль. Он проснулся — внезапно, словно ничего и не было. Разлепил сонные глаза, тряхнул гривой непричесанных волос, протер глаза, смачно зевнул. Доброе утро, сказал мне писатель, улыбнулся. Доброе утро, подумала я.
Глава 12
Его вновь не было в номере. Последний день, который он проведет здесь, в номере гостиницы — а завтра уже поедет обратно домой. Мной овладели тревожные и радостные мысли. Он ведь возьмет меня? Я боялась, что прямо сейчас он явится, громко хлопнув дверью, затрясет небритой бородой и грозно заявит, что такие, как я ему не нужны. Что он оставит меня здесь — абсолютно одну. И разденет. Почему-то последнее меня пугало больше всего остального на свете. А через краткий миг пустой тревоги приходило блаженное успокоение — всё будет хорошо. Ну, не зря же он все так всё утро рассказывал мне о том, как мы будем ехать? Он делал упор на «мы». Интересно, достанет ли из сумки? Думаю, что нет — завернет в какую-нибудь тряпку, а я попробую заснуть и…
Лекса сказал, что его очень долго не будет, что сегодня он расскажет своей избраннице о том, что скоро явит своё имя на обложки книг, будет гулять с ней допоздна. Я пожелала ему удачи, а на деле — очень не хотела. Чтобы он шёл навстречу к этой фифе. Бесконечно одинок, вдруг вспомнила я, мысленно вздохнула. Он бесконечно одинок, некрасив и толст, потому ищет хоть кого-то, кто примет его в свои объятия. И пускай ему придется быть в положении игрушки-слуги, коим будут пользоваться, когда захотят, лишь бы не быть одним. Лекса, а если бы я была девушкой, ты бы встречался со мной? Я помню, как он промолчал в ответ. Может быть тогда, на самом деле, всё не так, как мне кажется? А как, возмутилась я собственным сомнениям, как тогда? Верить в то, что его любят мне не хотелось, да и разве так любят? Так, когда он ждет звонка, готов день и ночь дежурить у телефона, но его не будет — потому что где-то там есть более важные вещи, чем он. Любят — вот так? Мне захотелось зло ухмыльнуться, а вместо этого я отрицательно покачала головой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я буду живой. Я ходила с одного края стола до другого, пытаясь не думать о ходьбе. Новое достижение, старая цель. Всего десять дней назад я была всего лишь куском пластика в шкафу, который, по оплошности, забыли. К счастью ли? Думаю, что да. Хозяйка, хозяйка. Мне вдруг представилась девочка, что трет кулачками щеки и глаза, стараясь спрятать вездесущие слезы и сдержать вой обиды. Мне захотелось обхватить свои плечи руками, словно на меня подул ветер. Словно это я сама была виновата в том, что меня тут забыли. А, может быть, девочка уже давно стала девушкой? Сколько прошло времени с того момента? Вдруг, это были не недели, и даже не месяцы — годы? Но как я тогда смогла прожить эти самые годы? Искра, искра, она теплилась во мне тогда, обещая погаснуть в любой момент. Явился Лекса — выпрыгнул забавным чертиком из табакерки. Забавным, пухлым небритым чертиком в очках с серьезной миной на лице — и вдохнул новую искру. Заговорил со мной. Бесконечно одинок, до другой звезды не достать, остается ценить лишь тех, кто есть рядом. А он и ценит. Он заговорил со мной, потому что одинок. Или, потому что захотел со мной заговорить. А вдруг он меня придумал? Взял, как гениальную мысль и просто воплотил в тельце? Но ведь я же была до этого, да и я тогда поблагодарила его, а он ответил. Или он захотел, чтобы я его поблагодарила? Мысли смешались в кучу. Ладно, подумаем над этим позже, сейчас следует расставить всё по своим местам. Итак, дальше я с каждым днём начинаю двигаться — всё больше и больше. Как объяснить? Мне вспомнился сон, к горлу подошел тошнотворный ком — совершенно зря, кукол не может тошнить, это просто ощущение. Мы брали из него искру, стремились к ней, и потому становились сильнее. Мы… значит, был кто-то еще? А черныш? Мой маленький спутник во сне, вернется ли он ко мне, когда я засну? Почему-то казалось, что нет.
В фильмах часто показывают, что беда приходит лишь при определенных условиях. Черные тучи, молнии, дождь, страшная гроза и ураган. Врут, беззастенчиво врут, подумала я со вздохом, когда тень, отбрасываемая кроватью, приподнялась, погустела, стала неотличимой от непроглядной тьмы и явила передо мной Юму. Повелительница тьмы, столь долгое время тянувшая с очередным и, верно, финальным визитом, с сегодняшнего дня решила, что я, наконец, достаточно толстая. На миг мне стали понятны её прошлые слова. «Вы жрёте его», сказал она и это было правдой. Теперь я стала более живой, чем была — вот что, верно, она имела ввиду, когда говорила, что я должна стать потолще? Это, стало быть, я помогла ей и… я вспомнила, как мне удалось победить её в прошлый раз. Стало быть, я смогу справиться и в этот раз? На миг мне показалось, что Юма — благородная Повелительницы Тьма. Дескать, жрать мелочь может каждый первый, а вот найти себе противника по размерам и силе, суметь победить его и только тогда… сладкая, верно, будет победа. Мне хотелось надеяться, что её будет ждать горестное поражение.
На её бледном лице нарисовалась улыбка. Я вспомнила белоликую деву — интересно, Юма знает, что очень похожа на неё? Темные волосы живыми змеями вились над головой, словно собираясь убежать от хозяйки. А меня вдруг пробил озноб, захотелось отвернуться, сунуть руки в карманы, приняв самую непринужденную из поз.
— Как вижу, ты хорошо подготовилась, — Юма кивнула, осмотрев меня с головы до пят. Я не торопилась ей отвечать — говорить с ней не хотелось. Может, атаковать её сразу? А что, если именно этого от меня и ждут? Лучше последить, посмотреть, как будут развиваться события. Вдруг у меня получится пристыдить её?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Словно прочитав мои мысли, Повелительница Тьмы прыснула в кулак, потом разразилась хохотом. Задрожали стены, солнце, испугавшись, нырнуло за горизонт, немедленно сменившись безлунной ночью. Запрыгал рядом со мной тяжеленный компьютер, норовя свалиться на пол, а я не успела заметить, как оказалась на пятой точки без всякой надежды подняться на ноги. Дождалась! — едко и с сарказмом отозвался рассудок. Надо было атаковать сразу, а теперь…
