234. ЯБЛОНЯ В ЦВЕТУ
Все реже высокое небоВолнует сердца и умы,И хижины бедных без хлебаВо время суровой зимы.
В холодной и белой больнице,Вступив с лихорадкой в игру,Больной на постели томится,Вздыхает и бредит в жару.
Идет на базар за покупкойС корзиной жена бедняка,Цепляются дети за юбку,А денег — два-три медяка.
На узкой скамейке бродяжка,Оборванный, пьяный, как дым,И легкий, как в бурю бумажка,Дрожит под пальтишком своим.
Швея до зари за копейкиСлепит голубые глаза,На жердочке спит канарейка,И платье шумит, как гроза.
Шарманщик приносит шарманкуЗа валиком валик разбит,Пародией на итальянкуМеханика эта хрипит.
И вдруг за окошком стеклянным,Земной вопреки суете,Весна расцветает туманноВ прелестной своей красоте,
Вдруг яблоня нежным виденьемСлетает к лачуге с небес,К больнице летит с утешеньем,Заглядывает под навес.
И к ней похудевшие рукиПротягивает человек,В больничной тревоге и скукеИной начинается век.
Вдруг вспомнил бродяга с бульвараО сельских дорогах в тиши,О милых ночлегах в амбарах,В кустах, в деревенской глуши.
И женщина в бедной лачуге,Забыв хоть на миг про беду,В своем заколдованном кругеВсплеснула руками в чаду.
Ей сверху веселая швейкаИсколотой машет рукой,Распелась вовсю канарейка,И солнце играет иглой.
Всем кажутся вопли шарманки,Как по мановенью руки,Грудным голоском итальянки,Летят старику медяки.
Так несколько яблонь в цветеньиВесь мир изменяют к весне, —Небесных садов утешеньеВ холодной и скучной стране.
235. У ОКНА
Тебе не быть счастливой никогда,Здесь слишком много бедных и бездомных,Чтоб можно быть счастливым без труда,И трудно петь рабу в каменоломнях.
Здесь слишком много вздохов, пеней, слез,Медлительных надгробных причитаний,Воспоминаний до седых волос,Больших разлук и горьких расставаний.
Вот почему ты маешься, не спишьИ вянешь, как цветок в тюрьме хрустальной,Луной плывешь над черным царством крышИ ангелом над хижиной печальной.
И рано утром, подойдя к окну,Глядишь на город утренний сквозь слезы,На эту городскую тишину,Надым восторженного паровоза.
Ведь там, куда летит он, — мир, холмы,Быть может, виноградник или море,Смолистый воздух кораблей, дымыПастушьих хижин, пастухи и горы…
Но даже ради этой красоты,Журчащих ручейков, олив, идиллий,Утешиться не пожелаешь ты.Так неутешны люди в церкви были,
Когда им пели там о небесах,И о потерянном навеки рае,О бедных галилейских рыбаках,О мрежах и о голубиной стае…
236. «Печально склоненная ива…»
Печально склоненная иваИ выстрел во мраке ночном,Иль червь гробовой торопливыйИ сей погребальный псалом,
Иль даже твоя восковаяИ ангельская красотаИ эта тревога земная,Сошедшая к нам неспроста,
Все — смертному напоминанье,О том, как прекрасно во злеНепрочное существованьеНа маленькой скучной земле.
Мой ангел! Из дали лазурнойЗачем ты на землю слетел?Зачем на печальной и курнойПланете о рае нам пел?
Мы слушаем голос небесный,Слетевший к хибарке с вершин,Томимся в темнице телеснойИ плачем потом без причин.
Мильоны, мильоны влюбленных.Вот так же, при бедной луне,Вот так же, под ивой склоненнойВ такой же печальной стране…
237. НА ЗЕМЛЕ
Метафорическое мореИ розовые облака.Европа в шумном разговореНавек забыла небеса.
Еще в Кастилии гитары,А в Лондоне туман, как дым,И северное солнце шаромВосходит средь печальных зим.
То лунных сталактитов слезы,То африканской страсти зной,И надают тихонько розыНа пир из ночи ледяной.
И говорит, вздымая руки,Суровый гневный человек:— Невыносимы арфы звукиВ такой жестокий, черный век.
Кому еще нужны на светеВсе эти «розы», ветерокБалетных штучек на паркетеИ музыка бесплодных строк?
Голодный о насущном хлебеВздыхает — на замке амбар,А вы лепечете о небе,Ловя души бессмертный пар.
Хромает время, как колеса,Для упоительных стишков,Пещера каменного века,Готовится для облаков.
В метафорическом тумане,С небесной синей высотыУслышать надо в дальних странахПрекрасный голос нищеты.
238. «Ревут быки на бойне…»
Ревут быки на бойнеВ смертельной жажде жить.Храпит мясник спокойно.Но как соединить
Колбасы и котлетыИ этих воплей адСо всем, о чем поэтыВолнуясь говорят, —
С туманными мечтами,С Бетховеном, с луной,И с посвященной ДамеЛюбовью неземной?
О, смертницы коровы!Как страшно ждать, вопя,Когда придет суровоПоследняя заря!
Закрыть глаза и уши,Не знать, покинув мир,Чтоб не глядеть на туши,На тучных и на жир,
Что складками, пластамиЗакрыл от нас навекБиенье сердца в драме,Где гибнет человек.
Шел тихий снег… ОвчаркиЗагнали в хлев овец.Пастух в свой домик жаркийВернулся наконец.
Торжественно вздыхалиНад яслями волы.Над миром пролеталиТри ангела средь мглы.
239. «Ты дал мне корку хлеба…»
Ты дал мне корку хлебаИ воздух ледяной,А Михаилу небоИ славу под луной.
Ты дал ему дубровыИ легкой смерти срок,А мне — листок дубовыйИз лермонтовских строк,
Что никогда героюНе перестанут петь,Над русскою душоюО небесах шуметь.
240. «Немного жизнь печальней…»
Немного жизнь печальней,Трудней, чем у других.Как ангелок опальный,Несовременен стих.
Мир более в тумане,Чем у других людей,Больнее сердцу, ранеНезажившей больней.
В двадцатом страшном веке,Когда минуты нетВздохнуть о человеке,Послать улыбку вслед.
241. О ПАРИЖЕ
Быть может, в северной Пальмире,На черной ледяной реке,Средь русских зим глухой СибириИль в гарнизонном городке
Мы вспоминать с улыбкой станем(Сугробы с шубами деля)Французскую зиму в туманеИ Елисейские Поля.
Уютных улиц оживленье,Вид из отельного окна,Небритого бродяжки пеньеИ бочки красного вина.
Веселых, сгорбленных циклистовС бумажным фонарем в зубах,Ларьки на Сене, букинистовИ книжки пыльные в ларьках.
В бистро за рюмкою пиконаТрибуна пламенную речь,Овернские усы патронаИ ширину нормандских плеч.
Есть и у нас дворцы, Мадонны —Музейно-итальянский свет,Есть театральные колонныИ арки триумфальных лет,
Но нет ни продавцов каштанов,Ни устриц на углу, как тут,Пятичасовых круассановВ московских печках не пекут…
Газетчиков припомним юрких,Цветочниц толстых по утрамИ собирателей окурков,И каменную Notre-Dame,
На Монпарнасе разговорыВ насквозь прокуренных кафе,В дыму табачном наши спорыО незадачливой строфе,
Огромный зал Национальной,Прекрасней многих бальных зал,Где книжной пыли нас печальныйСтолетний воздух окружал,
Где время, как в летейской лодке,Где инвалид по мере силСо стопкой книг до подбородкаЗемную мудрость нам носил,
Кому философов туманныхИль фолиантов тяжкий груз,Кому бессмертный звон чеканныйПленительных латинских муз…
С ученым другом-итальянцемПрогулки сквозь парижский лесПод обаятельным румянцемПарижских розовых небес
И наши ночью возвращеньяЧрез весь Париж, пешком, в туман,Классические рассужденьяО судьбах Рима и парфян.
242. УРНА
