Мостовики остановились, завидев его, и построились чуть ли не по-военному, хотя выглядели такими же усталыми, как сам Далинар. Они крепко держали свои копья, словно не сомневались, что он их отнимет. Они его спасли, но явно не доверяли ему.
– Я посылаю раненых в свой лагерь, – сказал Далинар. – Вам следует отправиться с ними.
– Вы будете разбираться с Садеасом? – спросил Каладин.
– Я должен. – «Я хочу узнать, почему он так поступил». – Потом я выкуплю вашу свободу.
– Тогда я остаюсь с вами.
– И я, – присоединился стоявший рядом с ним мостовик с ястребиным лицом.
Вскоре все мостовики заявили, что останутся.
Каладин повернулся к ним:
– Я должен вас отослать.
– Чего? – возмутился пожилой мостовик с короткой седой бородой. – Ты можешь рисковать собой, а мы нет? В лагере Садеаса остались наши ребята. Нам нужно их оттуда вытащить. По крайней мере, мы должны быть вместе. До самого конца.
Остальные закивали. Далинара снова потрясло, насколько они дисциплинированные. Он все больше понимал, что Садеас к этому не имеет никакого отношения. Это все заслуга того, кто возглавляет их. Хотя глаза у этого Каладина были темно-карие, держался он как светлорд.
Что ж, если они не хотят уходить, Далинар не станет их принуждать. Князь поехал вперед, и вскоре около тысячи солдат отделились и последовали на юг, к его военному лагерю. Остальные продолжили путь в лагерь Садеаса вместе с Далинаром. Приближаясь, князь заметил, что у последней расщелины собралась небольшая толпа. В первых рядах стояли двое, кого он сразу узнал. Ренарин и Навани.
– Они-то что делают в военном лагере Садеаса? – Адолин верхом на Чистокровном поравнялся с отцом и улыбнулся, превозмогая усталость.
– Не знаю. Но пусть благословит их Буреотец за то, что пришли. – Увидев любимые лица, он наконец-то осознал, что пережил этот день.
Храбрец пересек последний мост и приблизился к Ренарину.
В кои-то веки на лице юноши отражалась неподдельная радость. Далинар спрыгнул с коня и обнял сына.
– Отец, – воскликнул Ренарин, – ты живой!
Адолин, смеясь и бряцая броней, также спешился. Ренарин выбрался из объятий отца и схватил брата за плечо одной рукой, другой легонько стукнув по осколочному доспеху, широко улыбаясь. Далинар тоже улыбнулся и, отвернувшись от сыновей, посмотрел на Навани. Она сцепила руки перед собой и вскинула брови. На ее лице почему-то виднелось несколько пятнышек красной краски.
– Ты ведь не беспокоилась?
– Не беспокоилась? – переспросила она. Их взгляды встретились, и Далинар впервые заметил, что глаза Навани покраснели. – Я пришла в ужас…
И спустя мгновение Далинар уже сжимал ее в объятиях. Ему пришлось соблюдать осторожность из-за осколочного доспеха, но даже в латных перчатках князь чувствовал шелк ее платья и, поскольку был без шлема, мог вдыхать исходивший от нее цветочный аромат душистого мыла. Он держал ее так крепко, как только осмеливался, и, наклонив голову, прижался носом к ее волосам.
– Хм… – с теплотой заметила она, – кажется, по мне скучали. Люди смотрят. Пойдут слухи.
– Наплевать.
– Хм… кажется, по мне очень сильно скучали.
– На поле боя, – хрипло проговорил Далинар, – я думал, что умру. И принял это.
Она подняла голову и растерянно посмотрела на него.
– Я слишком много времени тратил на тревоги о том, что подумают люди. Когда же решил, что мое время пришло, то понял: все это было напрасно. В конце концов, я был доволен тем, как прожил жизнь. – Глядя на нее сверху, Далинар отдал мысленный приказ и отстегнул правую латную перчатку – она со звоном упала на камни. Мозолистой рукой князь взял Навани за подбородок. – У меня было лишь два повода для сожалений. Ты и Ренарин.
– То есть ты хочешь сказать, что можешь просто умереть, – и это хорошо?
– Нет. Я хочу сказать, что видел вечность и в ней был мир. Это изменит мою жизнь.
– Долой угрызения совести?
Далинар поколебался.
– Сомневаюсь, что мне удастся полностью от них избавиться. В смерти я увидел мир, но жизнь… она как буря. И все-таки я теперь вижу вещи по-другому. Пора прекратить дозволять лжецам вертеть мною, как им захочется.
Он посмотрел на вершину холма над ними, где собиралось все больше солдат в зеленом, и негромко продолжил:
– Я все думаю об одном из видений… о последнем, где встретил Нохадона. Он ответил отказом на мое предложение записать свои мудрые мысли. В этом что-то есть. Что-то, чему я должен научиться.
– Что? – спросила Навани.
– Еще не знаю. Но скоро все пойму. – Он снова прижал ее к себе, положив руку на затылок, ладонью ощущая волосы. Князь хотел, чтобы доспех исчез и между ними не было преграды из металла.
Но время для этого еще не пришло. Далинар с неохотой отпустил Навани и повернулся к сыновьям, которые обеспокоенно за ними наблюдали. Его солдаты глядели на армию Садеаса, что собиралась на вершине холма.
«Я не могу допустить кровопролития, – подумал Далинар, наклоняясь и вкладывая кисть в упавшую латную перчатку. Натянулись ремни, соединяя ее с остальным доспехом. – Но я также не намерен уползать обратно в свой лагерь, не разобравшись с ним». По крайней мере, нужно понять цель предательства. Ведь все шло так хорошо…
Кроме того, оставалось еще обещание, данное мостовикам. Далинар поднимался по склону холма, и покрытый пятнами крови синий плащ развевался у него за спиной. Адолин шел рядом, бряцая доспехом; по другую сторону едва поспевала Навани. Ренарин следовал позади. Оставшиеся шесть сотен солдат также маршировали за великим князем Холином.
– Отец… – проговорил Адолин, поглядывая на вражеские войска.
– Не призывай клинок. Мы не будем драться.
– Садеас бросил тебя, верно? – тихонько поинтересовалась Навани, чьи глаза полыхали от гнева.
– Не просто бросил, – зло ответил Адолин. – Он устроил нам ловушку и предал.
– Мы выжили, – твердо сказал Далинар. Путь становился все более четким. Князь знал, что должен делать. – Он не нападет на нас здесь, но может попытаться спровоцировать. Держи меч в тумане, Адолин, и следи за тем, чтобы наши воины не совершили никаких ошибок.
Солдаты в зеленом неохотно расступились, сжимая копья. Они глядели враждебно. Поодаль, но почти в авангарде войска Далинара шли мостовики во главе с Каладином.
Адолин не призвал свой клинок, хотя на стоявших вокруг солдат Садеаса глядел с презрением. Воины Далинара, разумеется, напряглись, оказавшись снова в окружении врагов, но все же последовали за ним на площадку для построения. Впереди стоял Садеас. Вероломный великий князь скрестил руки на груди; он все еще был в осколочном доспехе, и ветер ворошил его курчавые черные волосы. Кто-то выжег на камнях огромный глиф «тэт», и Садеас был прямо в его центре.
