— Если не я, то кто же? — хохотнул Марценюк и поплелся к двери. На пороге еще раз оглянулся и добавил: — А про церковь — подумай, я серьезно. Оттает!
Что Егор и сделал. Подумал, достал телефон и позвонил.
Руслане.
Только вот трубку не брали — полный игнор со всех сторон, конечно, уверенность в себе мог подкосить даже у самого толстокожего чурбана. Но в данном случае обошлось. После десятого длинного гудка в телефоне раздалось легкое шуршание.
— У аппарата, — произнес приглушенный и чуть более хриплый, чем обычно, голос.
— Привет! Отвлекаю?
— Ннн…. Немного… — точно. Не только приглушенный, но еще и гундосый. Голос.
— Ну я ненадолго. Приглашаю тебя сегодня на ужин.
На другом конце что-то затрещало. Видимо, Росомаха сопела в трубку. Старательно так сопела. А потом еще более гундосо — сейчас отчетливо слышалось, что она то ли плакала, то ли… черт знает что! — выдала:
— Прости, я не смогу.
Егор задумался на мгновение, оценивая ответ и голос, потом спросил:
— Что-то случилось?
— Ну… я простудилась, — сказала она неуверенно. — Сопли, температура. Вирус, наверное.
— Наверное, — согласился Лукин. — Сезон. Тогда выздоравливай!
— Спасибо! Ты это… тоже… береги горло!
Он отключился. Некоторое время рассматривал дождь, лупивший по стеклу и превращавшийся в стекло под ногами, судя по температуре. Немудрено простудиться.
Сеанс психотерапии от Марценюка принес еще один результат — в своем созерцательном настроении Лукин очень скоро свалил из офиса и часа через полтора, вооружившись по дороге в супермаркете двумя пакетами цитрусовых и прочих полезных при простуде продуктов, звонил в дверь квартиры Русланы.
Не открывала она так же долго, как и не брала трубку.
Но куда ты денешься с вирусом из дому?
Спустя полминуты щелкнул замок, и в дверном проеме показалась росомашья мордаха, являвшая собой в эту минуту самую яркую из возможных демонстраций так называемого «вируса».
— Блин, — сдавленно пробормотала Руська.
Он же, довольно быстро оценив всю красоту багрового кровоподтека на скуле и опухшего глаза, ухватил Руслану за плечо, втолкнул в квартиру и захлопнул за собой дверь.
— Что случилось? — уточнил Егор свой давешний вопрос, продолжая крепко ее держать.
— Какого черта ты прикатился? — возмутилась Росомаха, глядя ему в глаза и теперь совсем не желая скрывать замысловатой яркости красок на своем лице, но рот ее при этом кривился так, будто она сейчас заревет. — Я же сказала, что болею!
— Решил уточнить название твоего вируса.
— Бл*дь! — резко вырвалось из нее, а она сама отстранилась, как-то разом оказавшись у противоположной стены и обхватывая себя руками. Кажется, ее даже потряхивало. — Ну, уточнил. Если хочешь, могу сварить тебе кофе.
— Что случилось?
— Случилось.
Действительно случилось. И по зрелом размышлении не случиться не могло.
День накануне был самый обыкновенный. Такой, как всегда бывает, когда она надолго зависает в Киеве. Сейчас, если не считать вылазки в Одессу, как раз такой случай. Конец ноября. Припорошило снегом. Кроссовки для утренней пробежки выбраны с шипами на подошве, чтобы не скользили. Бегать не очень удобно, но она любила… преодолевать.
В сущности, чего только в своей жизни она ни преодолела!
Подумаешь, снежочек выпал.
Но как побежала с утра, так до самого вечера не могла остановиться. Потому что, вернувшись около шести часов утра в квартиру, все-таки собрала рюкзак и рванула в Винницу, объезжать склады. Занятие было малопривлекательное и совершенно непродуктивное. Но зато с ним справилась — ожидаемо ничего не разузнав. Их было всего семь, из них два продуктовых, которые ей не представлялись интересными, один — трикотажный, один — склад соли. Оставалось три, по которым Росомаха и прошвырнулась.
Для того, чтобы возвращаться домой, в Киев, поздно вечером, голодной, злой, разочарованной и с настойчивым голосом Лукина в голове, вещавшим что-то про черную полосу.
Но полоса, наверное, не была бы столь непроглядно черна, если бы не случившееся в тот момент, когда Руслана вошла в подъезд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Свет не горел, но это нормальное явление. Напряжение скакало, и лампочка перегорала часто. Она успела мрачно подумать о том, как бы не переломать ноги, когда по стене мелькнула тень, на которую она едва ли обратила внимание. Поднялась по лестнице на свой этаж, свернула в закоулок в конце коридора, где располагалась ее квартира — жить в некоем уединении на этаже было забавно. Предбанник она совершенно искренно считала своим собственным. А потом прямо перед ней промчалась кошка, о которую Росомаха чуть не споткнулась. И в то же мгновение была подхвачена под руки, а в лицо ей ударил сильный запах мужского одеколона. Она только и успела что взвизгнуть.
— Не ори! — хрипло отозвался воздух, пока чьи-то руки зажали ей рот. — И слушай внимательно, поняла?
Руслана закивала, лихорадочно вспоминая, что в рюкзаке был газовый баллончик. Она всегда возила его с собой в своих вылазках. Вообще всегда. Так какого лешего он в рюкзаке, а не в кармане? Идиотка!
— Бросай нахер играть в следака и не делай проблем хорошим людям. Поняла?
Она снова закивала, в действительности почти ничего не понимая. А впрочем, нет. Кажется, в следующее мгновение уже вполне себе понимая. Что-то начало становиться на место. Проблемы хорошим людям. Да твою ж мать! Дядя Паша хороший чел — это даже папа-эмвэдэшник подтвердит! Росомаха, удивляя саму себя, отчаянно разжала зубы и, что было сил, укусила закрывающую ей рот ладонь, которая от ее кивков определенно немного расслабилась.
— Вот шалава драная! — глухо рыкнул нападавший, тут же ударил ее по лицу и с силой шарахнул в угол. — Если не хочешь собирать свои кости по частям — сиди тихо!
Руслана взвизгнула — и от боли, и от испуга. Не сразу поняла, от чего больше. Потому что сначала и больно-то не было. Просто обожгло лицо и звездочки перед глазами запрыгали, а уже потом запульсировало изнутри, со всей возможной отдачей и кошмарным гудением внутри черепа.
— Поняла, — с трудом прохрипела она.
— Лады, — рявкнул мужик и загрохотал тяжелыми шагами по лестнице.
А она медленно сползла по стене на пол. И просидела бог знает сколько времени, слушая только пульсацию в висках и затылке. Уже без голосов. Уже без ничего. Чувствовала, как от цемента, к которому она прислонилась спиной, веет льдом. Это от него ее стала бить крупная дрожь. От нее, а не от того, что она испугалась, или от того, что жутко болела голова. Потом дошло, что еще и глаз ноет. Медленно подняла руку, коснулась пальцами скулы, скользнула к веку. Поморщилась.
Как заходила в квартиру, не помнила. Только утром обнаружила, что изнутри заперлась на оба замка, чего никогда не делала. И утром же рискнула заглянуть в зеркало и обработать синяки, которые теперь украшали ее физиономию. Есть не могла, только курила на балконе, чувствуя, что тошнит.
На эту землю ее вернул звонок Лукина. Теперь же Егор Лукин собственной персоной сидел на ее кухне и слушал сбивчивый рассказ о приключениях накануне вечером. Лишь рот ее все еще продолжал кривиться, и она точно знала, что по лицу слезы все-таки покатились.
— Сама виновата, — с досадой заключила Росомаха. — Мне сколько про самооборону талдычили, Гуржий даже баллончик когда-то подарил. А я все ржу.
— Тебе не самооборона нужна, а мозги! — зло возразил Егор. — Чего ты такая дура, а?
— Я — дура? — всхлипнула Руська.
— Редкостная!
— Спасибо! Обласкал!
— А тебе больше нравится, когда ты в дерьмо прешь, а тебя за это по голове гладят?
— Давай я сама разберусь со своим дерьмом, ок? Если они зарыпались, значит, я уже очень близко копнула, понимаешь?
— Я понимаю другое! — заорал Лукин. — Вчера было лишь предупреждение.
— Я не боюсь! — выдохнула Руслана. В который уже раз — упорно, настойчиво, с завидной регулярностью в последние дни она повторяла это свое «я не боюсь». И даже сейчас, с припухшим лицом и дрожащими пальцами.
