— Ах ты ж паразит, твою через черный ход налево! — раздался знакомый могучий голос со стороны сарая. — Оставь! Оставь сказал!
— Пусть, — отмахнулся Егор и, преодолевая обнимашки пса, пошел на голос. — Привет, дядь Сев!
Тот вылез на свет божий, глянул на «подопечного» и широко улыбнулся. Невысокий, плотный, но отнюдь не толстый, чуть лысеющий, с темным живым взглядом, он не менялся десятилетиями. И определить его возраст сходу было невозможно. Никак не моложе, чем мог быть отец Егора, но и едва ли гораздо старше. Однако, судя по скупым рассказам, повидал он немало — на несколько жизней хватило бы.
— Ага! Вспомнил про старика, — драматично прокряхтел дядя Сева. И Лукина подхватил водоворот, утянувший его в дом, усадивший за стол в любимое старое всегда поскрипывающее кресло. И вручивший ему большую кружку горячего чаю с малиной.
— На старости лет научился варенье варить! — радостно сообщил дядя Сева — овдовел он недавно, года три как. И по сей день постигал азы домашнего хозяйствования.
— Соскучился, — улыбнулся Егор, отхлебнув ароматный чай. — И дело есть.
— А у меня трубочки со сгущенкой есть. Будешь?
— У тебя десертный период? — рассмеялся Лукин. — Буду я трубочки твои, буду. Потом.
— Борщ позавчерашний сейчас насыплю, — почти обиделся дядя Сева.
— Уймись, а, — попросил Егор. — Я с ночевкой. Все успеется.
Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, сделал глубокий вдох. В доме всегда был особенный запах — так пахнет в хвойном лесу после дождя. А может, это и пахло лесом. В гостиной были открыты если не окна настежь, то большие форточки, какая бы погода ни была на дворе. И ощущалась свобода, какой никогда не было ни в офисе, ни в их с Олей квартире. Коробки домов, коробки шкафов. Закупорено, закрыто, почти заколочено.
Дядя Сева, взглянув на Егора, только усмехнулся, налил чаю и себе и устроился возле камина. Камин здесь был самый настоящий, переделанный из старой печи. Дом без детей — не страшно.
— Ладно, выкладывай, что стряслось, — наконец, услышал Лукин.
— Ничего не стряслось, — отозвался Егор и потянулся к чашке. — Вкусное варенье, между прочим. Малина твоя?
— Моя. Наконец-то себя показала. Немного, но на пару банок хватило.
Потом они ели борщ, бродили по лесу с радостно скачущим вокруг Михалычем, играли долгие партии в нарды, пока Лукин зависал над доской, а дядя Сева выпускал клубы дыма из новой трубки, ужинали жареной картошкой с грибами и шкварками. И, наконец, Егор заговорил о «деле».
— Ты знаешь Павла Анатольевича Загнитко, бравого генерал-майора из кадрового департамента?
Дядя Сева на мгновение задумался, разглядывая немытую посуду в раковине. Но видел он явно не ее — его личный компьютер в головном мозге, видимо, раскочегаривался. Потом снова вернулся в реальность. Нужная информация из внутренней картотеки была выужена.
— Уже генерал-майор? — усмехнулся он. — Быстро!
— То есть — знаешь, — констатировал Лукин. — Что расскажешь?
— Да что рассказывать? В те времена он еще в полковниках ходил. Таких себе… паршивеньких, плешивеньких. Но в Министерство его привели уже тогда. Почти за руку. Проверка какая-то была, погоны летели, шапки летели, мужики со стульев своих летели. А его усадили на свободный стульчик очень тихо и быстро. До этого он в «Укроборонпроме» работал. Но недолго, лет пять. А еще раньше — на складе в Балаклее. Пороху не нюхал, ни в одной военной операции не участвовал. Малоприметный жук. У тебя к нему какой интерес?
— Не к нему, о нем… Как думаешь, он может деятельность какую для собственной выгоды развивать? Потянет?
— Того рода, о котором я подумал?
— Того самого, — кивнул Егор.
Дядя Сева опять задумался, и по всему было видно, что задумался он о чем-то безрадостном. Снова глянул на «воспитанника». Хмуро, из-под блеклых, но густых бровей. А потом мрачно выдал:
— Егор Лукин, ты во что лезешь уже?
— Я не лезу, будь спокоен. Ты же знаешь — всевозможные пресс-релизы не мое. Но… есть один человек… неугомонный слишком.
— Хороший человек? — у дяди Севы все определялось понятиями «хороший человек» и «не очень человек».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хороший.
— Тогда твоему хорошему человеку лучше угомониться. Сам понимаешь, если Загнитко за руку привели, значит, кто-то сильно заботливый у него имеется. Не чета вам, воробьям. Нет, я не утверждаю ничего. Но… не люблю тихушников, короче! — дядя пыхнул трубкой и снова уставился на посуду.
— Ясно. Я и сам думал… Конкретного ничего не расскажешь?
— Не расскажу. В связях, порочащих его, замечен не был. Нечего рассказывать. Но ты же и сам понимаешь, у всех за душой что-то имеется. Выводы делай. Выводы. И не суйся в это болото. Я Андрея тогда не вытащил, а сейчас — и годы не те, и связи уже не прежние.
— Ну ты не прибедняйся, — хохотнул Егор. — Но я тебя услышал. Еще вопрос, если ответ будет. Как думаешь, с чем в Виннице или области он мог бы быть связан?
Дядька снова задумался. Но теперь уже недолго. Ответ последовал. Четкий и уверенный.
— Да много с чем. Ремонтный завод, склад в Калиновке, два военных аэродрома — действующий и резервный… Что угодно.
Больше об этом не говорили.
Разошлись традиционно поздно. Но поднялись оба затемно — ни один, ни другой не смогли отказаться от рыбалки, которая прошла под лозунгом: «Главное не победа, а участие!» Хотя Михалычу на эксклюзивную кашу составляющих было добыто. Волкодав, как и его хозяин, просто до самоотречения обожал рыбу.
Егор засобирался в Киев после обеда. Дядя Сева, тоже традиционно, снабдил его ящиком собственных заготовок, гвоздем программы которых стал трехлитровый бутылек вареного сала.
— Ты такого никогда не пробовал! — размещая продукты в багажнике, сказал он.
Егор молча наблюдал за его пассами и невпопад выдал:
— Дядь Сев, а ты жену свою любил?
Мужчина недоуменно глянул на Лукина — тот его, кажется, удивлял. И не первый раз за минувшие сутки.
— Слово дурацкое, — проговорил дядя Сева. — «Любил». Еще и в прошедшем времени. Нет ее сколько — и до сих пор болит. Она меня ждала, а я знаю, что и не дождусь уже.
Егор кивнул. Выглядел так, будто хочет еще о чем-то спросить. Но промолчал и стал прощаться.
— Ладно, не скучай тут. Я позвоню. А то приезжай, а?
— Ну, разве на Рождество… На Новый год меня сестра забирает.
Следующие полтора часа Егор чувствовал себя персонажем какого-то фильма, виденного триста лет тому назад, — шлялся по полкам библиотеки собственного мозга. Пытался понять, как это — когда «болит». Выбирал между заводом и аэродромом. Выстраивал строчки статьи для следующего выпуска электронной версии. Просто выпадал из действительности, вглядываясь в неровное полотно дороги.
В почти идеальной тишине, нарушаемой тихим, ровным урчанием двигателя, уже на улицах Киева из мистического состояния его вывел телефонный звонок. Егор бросил взгляд на экран. Руслана. Включил громкую связь и сказал:
— Привет!
Ответ прозвучал сразу. Будто из пушки:
— Привет! Ты как? Куда пропал?
— А куда я пропал?
Замялась. Даже через трубку и километры слышно было, что замялась. А потом, уже не из пушки, но тоже бодро она проговорила:
— Я подумала, вдруг друзья дядь Паши к тебе тоже в гости приходили, и надо срочно мчаться к тебе с мазью от синяков.
— Спасибо за заботу. Пока занимаемся твоими, — усмехнулся Егор. — Ты в порядке?
— Вроде… Ладно, извини, что пристала. Я просто… волновалась.
— Еще чем занималась?
— Убивала время.
— Успешно?
— Ну… Снесла со своего блога флэш-видео, бесило. Вообще, хочу дизайн поменять.
— А я надеялся, ты его убила, — после долгой паузы сказал Егор.
— Убийца из меня так себе. Я больше пугаю, чем на самом деле…
— Жаль. Я бы хотел попасть в безвременье.
— Ты? В безвременье?
— Неважно, забудь… — Егор уныло смотрел на пробку, тащившуюся по проспекту. — Ты что-то хотела?
— Нет, наверное, ничего… Все есть уже.
