Наверное, когда человеку на душе хорошо, он способен лучше понимать других, чем когда ему плохо. Я поймал себя на мысли, что Тоси-Боси, в сущности, очень одинок, и мне от этой мысли стало не по себе, и я почувствовал, как в эту ночь десятилетний Тоси-Боси стал для меня родным, дорогим, близким. Я прижал его к себе и погладил по макушке, он расплылся от счастья.
– А, спинку почесать…
Стало вдруг так хорошо и спокойно, как бывает в кино, когда смотришь фильм.
– Тоси-Боси, хорошо, что ты мой брат!
Тоси от радости не закрывал рта, его голос звенел от волнения, и он так торопился, что проглатывал слова. Он по секрету сообщил, что собирается построить подводную лодку, и что в школе его не записали в драмкружок, потом еще что-то, но я уже не помнил. Я тоже не удержался и проговорился о поцелуе Ленки.
Я уже засыпал, а Тоси-Боси все продолжал говорить, и его дыхание согревало мне плечо.
Воспитатель Сомов, придя на утреннюю смену, успел уже прилично приложиться к стакану, скорее всего не одному, потому, что, выйдя из каптерки прикопался к Тоси-Боси, тот ему, что-то ответил и вдруг Сомов ни с того, ни с сего ударил Пашку по лицу. Тоси-Боси заскулил, как собачонка, которую больно пнули ногой. Свидетелем рукоприкладства стала Трехдюймовочка, поднявшая невообразимый крик на весь этаж. Из спальни вышел директор, он часто заходил в спальный корпус, контролируя утренний подъем обитателей. Узнав обо всем происшедшем, при всех не удержался и звезданул пьяному воспитателю по физиономии так, что тот отлетел метров на пять. Потом пьяного Сомова пацаны, по приказу Колобка, утащили в каптерку и закрыли на ключ.
– Очухается, отвезешь его до дому, – приказал «ходячей заботе» – завхозу директор.
Подошла Железная Марго, обитатели были в двух шагах позади нее.
– Что вы как черный ворон летаете надо мной, – взорвался Колобок.
– Надеюсь, вы, наконец, уволите Сомова, – спокойно спросила она.
Дерик, сморщив лоб от напряжения, достал пачку сигарет и принялся нервно их теребить в руках.
– Да, на этот раз он зашел слишком далеко, – согласился он. – Теперь его работа здесь окончена. – Он помолчал, затем после некоторого раздумья произнес: – Вас, наверное, удивляет, почему я был всегда так снисходителен к Сомову?
– Он же ваш родственник, – сухо ответила Железная Марго.
– Никакой он мне не родственник, – Колобов скривил лицо. – Это все клюшкинские сплетни. – Мы с Сомовым сидели за одной партой с пятого класса. Я всегда был для него Колобком, он для меня Сомом, вот так, – Колобов выдавил из себя подобие улыбки. – Когда закрыли совхоз, Андрей остался без работы. Не он ко мне подошел с просьбой, помоги. Пришла его жена, и я не смог ей отказать, потому что им не на что было жить. Ну, а после трагедии, когда Андрей за лето похоронил сына и жену, я дал себе слово, что ни за что его не уволю. Мне не хотелось долго нарушать это обещание, но теперь придется.
Впервые нам всем по-человечески стало искренне жалко Колобка, оказалось и у него есть сердце.
До праздника оставалось чуть больше недели, когда после уроков ко мне подплыла Кузя и смущенно выдавила из себя:
– Передай Комару, – она предательски покраснела. – Я согласна идти на праздник.
Нет, то, что Кузя с приветом, я всегда знал, но что с таким большим, не догадывался.
– И платье на себя напялишь? – провокационно спросил я.
– Без проблем.
– Клюшка упадет в осадок.
– Ее проблемы! – Кузя лучезарно засмеялась.
Я мгновенно передал слова Кузи Комару, тот зацвел и мгновенно побежал к Кузе. Я посмотрел на друга, еще один потенциальный пациент для психушки. Через десять минут они явились передо мной сияющие и сказали, что готовы репетировать до потери пульса.
– Что? – дико заорал я. – Кузя, ты сумасшедшая!
– Мне это все горят, – Кузя улыбнулась. – Готова уже в это поверить, – легко и непринужденно добавила она.
– Аристарх, не кипятись, ночи длинные, – успокаивал Комар. – Ты успеешь!
Начались упорные, дополнительные репетиции. Кузя танцевала неуверенно и неуклюже.
Перед отбоем Комар на полном серьезе спросил меня:
– Аристарх, ты целоваться умеешь?
– Теоретически или на практике?! – съязвил я.
– На фига, мне твоя теория, – буркнул Комар. – Мне надо научиться целоваться, – отчаянно доказывал он мне. – Я никогда с девчонкой не целовался.
– И что, – в напряжении спросил я, интуитивно чувствуя в словах Комара скрытый подвох.
– Тренироваться давай! – серьезно произнес Валерка и пристально посмотрел на меня.
– Что?! – крикнул я, как ужаленный. – Я смотрел на друга и не мог понять: он меня разыгрывает или все, что он говорит – это серьезно. – Комар, тебе адреналинчика не хватает, – моему возмущению не было предела. – Скучно стало жить на Клюшке? Мозги совсем поехали набекрень, – продолжал изливаться я.
– Нет, просто я влюбленный, – сокрушенно признался Валерка. – Первый раз и так сильно.
– Как все запущено, – сочувственно покачал я головой.
– У тебя разве не так с Ивановой?
Я тактично промолчал.
– Тихий давай договоримся: если у меня когда-нибудь родится сын, – Комар на секунду призадумался. – Я его назову…
– Только не Аристархом, – взмолился я.
– Уговорил, как ты хочешь?
– Артуром! Мне это имя нравится.
– Заметано, – уверенно произнес Комар. – Когда у тебя родится сын, назови его Егором.
– Хорошо, сделаю, по-твоему, – пообещал я клятвенно.
Мы были уверены, что именно так когда-нибудь поступим со своими будущими детьми. Еще я понял, что дружба – это когда человека нет, а ты его присутствие чувствуешь постоянно. Комара нет со мной в Бастилии, а я с ним советуюсь по всякому поводу и без. Мне безумно не хватает Комара, до боли не хватает.
Праздник неумолимо приближался. Проблема была с платьем. За неделю сшить было уже не реально, тем более, что Кузя уроки домоводства злостно пропускала и трудовичка заявила, что не стукнет ради Калугиной палец об палец. Я сразу понял, выход только в одном – сразу купить готовое. Марго опустила нас с Комаром на грешную землю: денег на покупку нового платья на Клюшке больше нет. Началась истерика. Каждая репетиция между Валеркой и Кузей превращалась в выяснение отношений. Я как мог, сглаживал их разногласия, как ни странно у меня это получалось. До вечера осталось три дня, платья не было.
– Все решено, – решительно произнес Валерка. – Я перебрал все варианты, – он сделал паузу. – Осталась только Санта-Барбара, – лицо Комара было пепельно-серым, он старался не смотреть на меня.
– Если ты туда пойдешь, – холодно заявил я, грудную клетку наполнила свинцовая тяжесть. – Ты мне больше тогда не друг!
– Аристарх не будь занудой, – взмолился Комар.
– Ты ополоумил, – я все еще никак не мог прийти в себя. – Ты обещал мне забыть дорогу в Санта-Барбару, – закричал я срывающимся голосом. – Думаешь, Кузя будет в восторге, если узнает правду?
– Она не узнает! – буркнул Комар.
– А если узнает? – продолжал давить я. – Что она подумает о тебе?! О Кузе подумай!!!
– Если ты такой умный, – вскипел Комар, – то придумай что-то, – Валерка был на грани нервного срыва. Он застонал, спрятав лицо в ладони. – Она согласилась, понимаешь, – Комар посмотрел на меня, и я понял насколько ему тяжело. – А я не могу достать ей платье, потому что я шляпа.
– Я достану тебе деньги, – кровь опять прилила к моим щекам. – Завтра до обеда у тебя будут деньги.
Комар вытаращил на меня глаза, остолбенел, наверное, подумал, что у меня снова бред и температура.
– Аристарх не чуди, – лицо Валерки кисло посмотрело на меня. – Где ты возьмешь такие деньги, сам, что ли вместо меня пойдешь в Санта-Барбару? – съехидничал Комар.
– Я тебе все сказал, – тихо, но уверенно повторил я. – Деньги у нас завтра будут!
– Хорошо, если завтра их не будет, – Валерка со значением взглянул на меня. – Не держи меня тогда, харе?! Кузя должна быть в самом лучшем платье.
Я молчаливо кивнул головой. Сразу после разговора с Валеркой я направился в воспитательскую. Мне нужен был Большой Лелик. Он был на месте, играл в поддавки с Тоси-Боси.
– Леолид Иванович, – обратился я, залившись проклятой краснотой. – Мне надо с вами переговорить один на один.
По интонации моего голоса, Лелик понял, что это серьезно.
Паша, – обратился он к Тоси-Боси, – доиграем через минут пятнадцать, – и Большой Лелик посмотрел на меня, словно спрашивал: столько времени хватит. Тоси-Боси без обид оставил нас одних в воспитательской. – Леолид Иванович, – кинулся я в бой. – Одолжите деньги. Кузе необходимо на вечер купить платье.
– Почему ты просишь деньги, а не Комаров?
Я не ответил на этот вопрос.
– Он же тебе никогда не вернет этих денег, – Большой Лелик продолжал с интересом наблюдать за мной.
– Никто и не заставляет его это делать.
– Однако, – изумился Большой Лелик, вскинув бровями.
