Гонгорианский сонет, в котором поэт шлет своей любви голубя
Туринский голубь с нежными зрачкамик тебе летит посланцем белоперым,как дым костра, сгорая на которомя заклинаю медленное пламя.
Пуховый снег над жаркими крылами,вскипая, словно пена по озерам,жемчужно стынет инистым узоромв саду, где наши губы отпылали.
Погладь рукою перышко любое —и снежная мелодия крылатовесь мир запорошит перед тобою.
Так сердце от заката до закатабоится, окольцовано любовью,не вымолить тебя, моя утрата.
Поэт говорит со своей любовью
Я прянул к телефону, словно к манненебесной среди мертвенного зноя.Пески дышали южною весною,цвел папоротник в северном тумане.
Откуда-то из темной глухоманизапела даль рассветною сосною,и, как венок надежды, надо мноюплыл голос твой, вибрируя в мембране.
Далекий голос, нежный и неверный,затерянный, затихший дрожью в теле.Такой далекий, словно из-за гроба.
Затерянный, как раненая серна.Затихший, как рыдание в метели.И каждой жилке внятный до озноба!
Сонет о розовой гирлянде
Гирлянду роз! Быстрей! Я умираю.Сплетай и пой! Сплетай и плачь над нею!Январь мой ночь от ночи холоднее,и нет потемкам ни конца ни краю.
Где звездами цветет земля сыраямежду твоей любовью и моею,там первоцветы плачутся кипреюи круглый год горят не отгорая.
Топчи мой луг, плыви моей излукойи свежей раны впитывай цветенье.В медовых бедрах кровь мою баюкай.
Но торопись! В неистовом сплетеньеда изойдем надеждою и мукой!И времени достанутся лишь тени.
Бессонная ночь
Мы вплыли в ночь – и снова ни уступки,ответный смех отчаянье встречало.Твое презренье было величаво,моя обида – немощней голубки.
Мы выплыли, вдвоем в одной скорлупке.Прощался с далью плач твой у причала.И боль моя тебя не облегчала,комочек сердца, жалостный и хрупкий.
Рассвет соединил нас, и с разгонунас обдало студеной кровью талой,разлитой по ночному небосклону.
И солнце ослепительное встало,и снова жизнь коралловую кронунад мертвым моим сердцем распластала.
Тернистая любовь
Вся мощь огня, бесчувственного к стонам,весь белый свет, одетый серой тенью,тоска по небу, миру и мгновеньюи новый вал ударом многотонным.
Кровавый плач срывающимся тоном,рука на струнах белого каленьяи одержимость, но без ослепленья,и сердце в дар – на гнезда скорпионам.
Таков венец любви в жилище смуты,где снишься наяву бессонной раньюи сочтены последние минуты,
и, несмотря на все мои старанья,ты вновь меня ведешь в поля цикутыкрутой дорогой горького познанья.
Сонет о нежной горечи
Мне страшно не вернуться к чудоцветам,твоим глазам живого изваянья.Мне страшно вспоминать перед рассветом,как на щеке цвело твое дыханье.
Мне горько, что безлиственным скелетом,засохший ствол, истлею в ожиданье,неутоленным и неотогретымпохоронив червивое страданье.
И если ты мой клад, заклятый роком,мой тяжкий крест, которого не сдвину,и если я лишь пес, бегущий рядом, —
не отбирай добытого по крохами дай мне замести твою стремнинусвоим самозабвенным листопадом.
Любовь уснула на груди поэта
Ты знать не можешь, как тебя люблю я, —ты спишь во мне спокойно и устало.Среди змеиных отзвуков металлатебя я прячу, плача и целуя.Тела и звезды грудь мою живуютомили предрешенностью финала,и злоба твои крылья запятнала,оставив грязь, как метку ножевую.А по садам орда людей и ружей,суля разлуку, скачет к изголовью,зеленогривы огненные кони.Не просыпайся, жизнь моя, и слушай,какие скрипки плещут моей кровью!Далек рассвет – и нет конца погоне!
Любовь Белисы и Перлимплина в саду, где растет малина
История про любовь, где проливается кровь
Любовный апофеоз в четырех лубочных картинках
Для камерного театра
Перевод Н. Малиновской
Действующие лица
Дон Перлимплин.
Белиса.
Маркольфа.
Мать Белисы.
Первый дуэнде.
Второй дуэнде.
Картина первая
Комната в доме Перлимплина. Зеленоватые стены, темная мебель. В глубине сцены балкон, с которого видно балкон Белисы.
Перлимплин в зеленом камзоле и белом парике в буклях. Маркольфа, как и полагается служанке, в полосатом платье.
Перлимплин. Да?!
Маркольфа. Да.
Перлимплин. Но почему «да»?
Маркольфа. А потому.
Перлимплин. А если «нет»?
Маркольфа. Как это – «нет»?
Перлимплин. Нет.
Маркольфа. Пускай сеньор хозяин скажет мне, с какой-такой стати «нет»!
Перлимплин (помолчав). Пусть лучше высокочтимая наша служанка скажет, с какой-такой стати «да».
Маркольфа. Двадцать и двадцать – это сорок…
Перлимплин (весь внимание). И что же?
Маркольфа. А еще десять – пятьдесят.
Перлимплин. Допустим.
Маркольфа. А пятьдесят годков – это пятьдесят годков.
Перлимплин. Кто спорит.
Маркольфа. Я могу умереть со дня на день.
Перлимплин. Что за чушь!
Маркольфа. И на кого я вас оставлю? Один же на свете, как перст!
Перлимплин. Что делать!
Маркольфа. Жениться.
Перлимплин (в раздумье). Ты полагаешь?
Маркольфа (убежденно). Да!
Перлимплин. Но, Маркольфа… Зачем? В детстве я слышал такую историю… одна женщина… она задушила мужа… башмачника. Забыть этого не могу. Потому и в мыслях никогда не имел жениться. У меня есть книги – и я доволен. На что мне жена?
Маркольфа. В браке свои радости, сеньор хозяин. Большие радости. Холостяку о том неведомо – издали не видать. На то оно и таинство. Не мне, служанке, о том говорить… И так уж…
Перлимплин. Что «так уж»?
Маркольфа. Застыдилась я!
Оба смолкают. Слышится фортепьяно.
Голос (поет).
Любовь, о любовь, что это?Любовь, любовь! Это плен.Скользнувшая рыбка светамеж плотно сжатых колен.Вода в тростниках тепла.Не пой, петух,погоди.Неужто и ночь прошла?Помедли, не уходи![1]
Маркольфа. Вот увидите, что я права.
Перлимплин (почесывая затылок). Как поет!
Маркольфа. Так это она и есть – невеста ваша, Белиса-красавица.
Перлимплин. Белиса… Может быть, когда-нибудь…
Маркольфа. Никаких «когда-нибудь». Сию минуту. (Берет его за руку и тянет к балкону.) Говорите: «Белиса!»
Перлимплин. Белиса…
Маркольфа. Погромче!
Перлимплин. Белиса!
В дверях балкона напротив появляется Белиса – она ослепительно раздета.
Белиса. Кто меня звал?
Маркольфа (прячется за штору). Ну, давайте!
Перлимплин (трепеща). Это я.
Белиса. Вы?
Перлимплин. Да, я.
Белиса. А зачем?
Перлимплин. Так…
Белиса. А если не так?
Перлимплин. Вы извините… мы тут решили… что я хочу жениться.
Белиса. На ком?
Перлимплин. На вас…
Белиса (деловито). Ну, раз так… Мама! Мама! Мамочка!
Маркольфа. Молодец!
Появляется Мать Белисы. На ней парик во вкусе XVIII века – весь в ленточках, бусинках и птичках.
Белиса. Дон Перлимплин хочет на мне жениться. Что будем делать?
Мать. Доброго вам вечера от всей души желаю! А я смотрю – да это сосед наш, такой наидостойнейший человек! Уж сколько я твердила доченьке моей, бедняжке… вот, говорю, сосед-то наш, и обхожденье деликатное, и манеры благородные от матушки своей унаследовал, хоть я, правду сказать, ее и в глаза не видала…
Перлимплин. Благодарствую.
Маркольфа (из-за шторы, с напором). Ну же! «Я решил…»
Перлимплин. Мы тут решили… что мне пора…
Мать. Заключить брак! Так ведь?
Перлимплин. Так.
Белиса. Мама! А меня спросили?
Мать. Да что тебя спрашивать – ты согласна! Дон Перлимплин – замечательный муж!
Перлимплин. Хотелось бы надеяться.
