Пляшет луна в Сантьяго
Перевод Н. Ванханен
Бледный юноша влюбленныйбродит между облаками?
Нет, луна, луна танцуетнад застывшими телами.
Проплывают в небе тени,мчатся волки за тенями?
То луна, как прежде, пляшетнад застывшими телами.
Может, бьют копытом кониу ворот, омытых снами?
Нет! Луна, луна танцуетнад застывшими телами!
Кто сквозь облачные стекласмотрит мутными глазами?
То луна, луна, и только,над застывшими телами.
Смерть меня на небо манитзолотистыми цветами?
Нет, луна, луна танцуетнад застывшими телами!
Ай, дитя, под ветром ночипобледнели щеки сами!
Нет, не ветер – лунный отсветнад застывшими телами.
То быки мычат протяжногорестными голосами?
Нет, луна, луна, и только,над застывшими телами.
То луна в венке колючем,то луна, луна векамивсе танцует и танцуетнад застывшими телами!
Диван Тамарита
А. Гелескула
Газеллы
Газелла о нежданной любви
Не разгадал никто еще, как сладкодурманит это миртовое лоно.Не знал никто, что белыми зубамиптенца любви ты мучишь затаенно.
Смотрели сны персидские лошадкина лунном камне век твоих атласных,когда тебя, соперницу метели,четыре ночи обвивал я в ласках.
Как семена прозрачные, взлеталинад гипсовым жасмином эти веки.Искал я в сердце мраморные буквы,чтобы из них сложить тебе – навеки,
навеки: сад тоски моей предсмертной,твой силуэт, навек неразличимый,и кровь твоя, пригубленная мною,и губы твои в час моей кончины.
Газелла о пугающей близости
Я хочу, чтоб воды не размыли тины.Я хочу, чтоб ветер не обрел долины.
Чтобы слепли ночи и прозреть не смели,чтоб не знало сердце золотого хмеля.
чтобы вол шептался с лебедой вечерней,чтоб, не видя света, умирали черви,
чтобы зубы череп оголил в оскале,чтоб желтел их отблеск и на белой шали.
Я слежу, как бьется ночь полуживая,раненой гадюкой полдень обвивая.
Зелен яд заката, но я выпью зелье.Я пройду сквозь арки, где года истлели.
Только не слепи ты чистой наготою —как игла агавы в лозах над водою.
Дай тоской забыться на планете дальней —но не помнить кожи холодок миндальный.
Газелла об отчаявшейся любви
Не опускается мгла,чтобы не смог я прийтии чтобы ты не смогла.
Все равно я приду —и пускай скорпионом впивается зной.
Все равно ты придешь,хоть бы губы сжигал тебе дождь соляной.
Не подымается мгла,чтобы не смог я прийтии чтобы ты не смогла.
Я приду,бросив жабам изглоданный мой огнецвет.
Ты придешьлабиринтами ночи, где выхода нет.
Не опускается мгла,не подымается мгла,чтобы я без тебя умирал,чтобы ты без меня умерла.
Газелла о скрытной любви
В венок я вплел тебе вербенулишь ради колокола Велы.
Гранада, затканная хмелем,луной отсвечивала белой.
Сгубил я сад мой в Картахенелишь ради колокола Велы.
Гранада раненою сернойза флюгерами розовела.
И ради колокола Велыя этой ночью до рассветагорел в огне твоего тела,горел, и чье оно – не ведал.
Газелла о мертвом ребенке
Каждую ночь в моей Гранаде,каждую ночь умирает ребенок.Каждую ночь вода садитсяпоговорить о погребенных.
Есть два ветра – мглистый и ясный.Крылья мертвых – листья бурьяна.Есть два ветра – фазаны на башняхи закат – как детская рана.
Ни пушинки голубя в небе —только хмель над каменной нишей.Ни крупинки неба на камненад водой, тебя схоронившей.
Пала с гор водяная глыба.Затосковали цветы и кони.И ты застыл, ледяной архангел,под синей тенью моей ладони.
Газелла о горьком корне
На свете есть горький кореньи тысячи окон зорких.
Нельзя и рукой ребенкаразбить водяные створки.
Куда же, куда идешь ты?Есть небо пчелиных оргий —прозрачная битва роя —и горький тот корень.
Горький.
С изнанки лица в подошвыстекает осадок боли,и ноет обрубок ночисо свежей слезой на сколе.
Любовь моя, враг мой смертныйгрызи же свой горький корень.
Газелла о воспоминании
Останься хоть тенью милой,но память любви помилуй —
черешневый трепет нежныйв январской ночи кромешной.
Со смертью во сне бредовомживу под одним я кровом.
И слезы вьюнком медвянымна гипсовом сердце вянут.
Глаза мои бродят сами,глаза мои стали псами.
Всю ночь они бродят садоммеж ягод, налитых ядом.
Дохнет ли ветрами стужа —тюльпаном качнется ужас,
а сумерки зимней ранитемнее больной герани.
И мертвые ждут рассветаза дверью ночного бреда.
И дым пеленает белыйдолину немого тела.
Под аркою нашей встречигорят поминально свечи.
Развейся же тенью милой,но память о ней помилуй.
Газелла о темной смерти
Хочу уснуть я сном осенних яблоки ускользнуть от сутолоки кладбищ.Хочу уснуть я сном того ребенка,что все мечтал забросить сердце в море.
Не говори, что кровь жива и в мертвых,что просят пить истлевшие их губы.Не повторяй, как больно быть травою,какой змеиный рот у новолунья.
Пускай усну нежданно,усну на миг, на время, на столетья,но чтобы знали все, что я не умер,что золотые ясли – эти губы,что я товарищ западного ветра,что я большая тень моей слезинки.
Вы на заре лицо мое закройте,чтоб муравьи мне глаз не застилали.Сырой водой смочите мне подошвы,чтоб соскользнуло жало скорпиона.
Ибо хочу уснуть я – но сном осенних яблок —и научиться плачу, который землю смоет.Ибо хочу остаться я в том ребенке смутном,который вырвать сердце хотел в открытом море.
Газелла о чудесной любви
Огонь и гипсбезжалостной пустыни,была ты в сердце влагой на жасмине.
Огонь и блескбезжалостного неба,была ты в сердце шелестами снега.
Пустырь и неборуки мне сковали.
Пустыни небараны бичевали.
Газелла о бегстве
Я не раз затеривался в море,с памятью, осыпанной цветами,с горлом, полным нежности и боли.Я не раз затеривался в море,как в сердцах детей я затерялся.
Нет ночей, чтоб отзвук поцелуяне будил безгубые улыбки.Нет людей, чтоб возле колыбеликонских черепов не вспоминали.
Ведь одно отыскивают розы —лобной кости лунные рельефы.И одно умеют наши руки —подражать корням захороненным.
Как в сердцах детей я затерялся,я не раз затеривался в море.Мореход слепой, ищу я смерти,полной сокрушительного света.
Касыды
Касыда о раненном водою
Хочу спуститься в глубь колодца,хочу подняться лестницей крутою,чтобы увидеть сердце,ужаленное темною водою.
Теряя силы, бредил мальчикв венке из инея и крови.Ключи, колодцы и фонтаныклинки скрестили в изголовье.
О, вспышки страсти, всплески лезвий,о, белой смерти пение ночное!О, желтый прах сыпучего рассветасреди пустыни зноя!Один на свете, бредил мальчикс уснувшим городом в гортани.Прожорливую тину заклиналоприснившихся фонтанов бормотанье.Агония дугою выгибаласьи, выпрямляясь, холодела.Сплелись двумя зелеными дождямиагония и тело.
Хочу спуститься в глубь колодца,и черпать смерти снадобье густое,и впитывать ее замшелым сердцем,чтобы найти пронзенного водою.
Касыда о плаче
Я захлопнул окно,чтоб укрыться от плача,но не слышно за серой стенойничего, кроме плача.
Не расслышать ангелов рая,мало сил у собачьего лая,звуки тысячи скрипокна моей уместятся ладони.
Только плач – как единственный ангел,только плач – как единая свора,плач – как первая скрипка на свете,захлебнулся слезами ветери вокруг – ничего, кроме плача.
Касыда о ветвях
