высадить. Потому что у него есть билет. А значит, есть все основания ехать со мной вместе.
Я солгу, если скажу, что у меня не возникло интереса к Шувалову. В рутинность моей жизни словно забросили осколочную гранату, и я не могу делать вид, будто с появлением нового персонажа все осталось, как прежде. Все, черт возьми, перевернулось с ног на голову, не иначе. Его поведение влияло на мои сны, мое творчество, даже на отношение к Кириллу. Я стала замечать в нем недостатки, которых не видела прежде, и все чаще ловила себя на раздражении.
***
В очередной раз прозвучало «Останься, Бет», и я замерла у двери, полуобернувшись. Я не собиралась убегать, хотя была возможность. Мне хотелось кое-что высказать ему, кое-что, созревшее, чтобы высказать. Мужчина посмотрел на меня так ласково, как только может это делать голодный маньяк. В тот миг я поняла, что определенно что-то значу для этого человека. Иначе он бы не старался провести со мной рядом как можно больше времени, чтобы показать себя, а точнее, то, каким он может быть. Да и он, честно сказать, уже кое-что значил для меня. Хотя бы потому, что стал весомой частью моего возродившегося творческого процесса, несущим механизмом вдохновения, без которого третий глаз у меня бы не открылся.
Я позволила себя задержать, но осталась настороженной. Было такое предчувствие, будто Шувалов готов перейти к решительным мерам. Я до сих пор не понимала, чего он добивается, но, кажется, он это и планировал – мое полное недоумение.
– Что Вы хотите, Роман Григорьевич? – устало спросила я.
– Общения, Бетти. Ты, вероятно, соскучилась.
– Ни капли.
– Кого-то нужно наказать за наглое вранье, не так ли?
– Вы не посмеете коснуться меня еще раз, – осмелилась я.
– О, Бет, ну что ты, – усмехнулся Шувалов и тут же до боли стиснул меня за локоть. – Никто не будет тебя трогать, можешь даже не беспокоиться об этом.
– Мне же больно.
– Я знаю, – самодовольно ответил он.
– Как Вы можете? Мне больно.
– А кого это волнует? Меня? Ни капли.
Его голос стал сухим и жестким, и говорил он сквозь стиснутые зубы. Терпеть боль рядом с ним уже становилось нормой. Я попыталась взять себя в руки и отвлечь его разговором.
– Что я такого сделала, что впала к Вам в немилость?
– Немилость? – он слегка ослабил хватку, словно я ошеломила его. – Считаешь, ты неприятна мне?
– Я Вас вообще не понимаю. Не знаю, что думать.
– По-твоему, я просто так к тебе прикасаюсь?
– Вас не интересует, хочу ли этого я?
– По большому счету, нет.
– Зачем Вы меня оставили?
– Зачем ты осталась?
– Вы меня попросили.
– Нет. Ты сама захотела. Собиралась мне что-то сказать.
Этот человек был самым проницательным и догадливым из всех, кого я встречала. Но он не должен об этом знать.
– Интуиция Вас подводит, – съязвила я.
Он тут же отпустил мою руку и усмехнулся.
– Иди.
Я смотрела ему в глаза. Что-то в этом взгляде, скрытое глубоко внутри, подавленное, посаженное на цепь, манило меня. Привлекало именно тем, что только Я это видела, а остальные не замечали.
– Позволь один вопрос, крошка Бет. Почему это я до сих пор не уволен? Решила не жаловаться на меня? Чем же я заслужил такое снисхождение?
– Не хочу, чтобы хоть кто-нибудь узнал, что между нами происходит. Будет много шума. Мне это не нужно.
– Что же между нами происходит, Бетти?
Шувалов широко улыбался. Какое же странное загорелое лицо. Очень странное…
– То, за что мне будет очень стыдно, если люди узнают.
– Постой, я ослышался, или ты хотела сказать: то, что я сама позволяю с собой делать?
– Вы все выставляете так, словно я вешаюсь Вам на шею.
– Я был бы не против, начни ты и сама действовать.
– Вы просто невыносимы.
– Не может быть.
– Мужлан. Грубый и самонадеянный.
– Давай, выскажись. Я же говорил, тебе это нужно.
– С виду воспитанный, приличный, не побоюсь этого слова – интеллигентный – человек, умный, образованный. Но все это всего лишь шкура. А спустить ее с Вас – внутри Вы настоящий питекантроп, и больше никто.
Я старалась вкладывать в каждое слово максимум яда и презрения, и мне это удалось, клянусь. Никогда прежде моя речь не звучала столь убедительно. Но в ответ послышалась крайне самодовольная усмешка, будто он услышал нечто, безмерно льстившее ему.
– Начинка, – почти заговорил Шувалов, – самое главное в человеке, Бет. Есть начинка – есть человек. Нет ее – есть только шелуха, а личности – нет, – последовала короткая пауза. – Начинка, – повторил он с новой интонацией и ухмыльнулся, – у меня хотя бы есть. А взглянуть на твоих одногруппников – и что? – одна скорлупа, полая внутри, передвигается по земле. Неясно, что ею движет. Неоправданная самоуверенность, эгоизм или беспочвенная убежденность в личной уникальности?
Жесткий голубой взгляд сверлил меня насквозь, как глыбу льда. В тот момент на моем лице застыло выражение неприязни, вызванное его нравоучениями, в которых я вовсе не нуждаюсь. Я ведь не слепая и сама прекрасно вижу, что за люди меня окружают. Но если он решил побыть Капитаном Очевидностью, что ж, вперед. Он, бесспорно, говорил верные вещи, только я давно додумалась до них сама, а всяческие поучения меня унижали.
– Знаю, у тебя особенная начинка, крошка Бет, – он крепко стиснул мое запястье, едва я зазевалась, и неторопливо потянул на себя, зная, что я буду упираться, зная, что он все равно пересилит.
– С чего это Вы решили?
Я старалась осторожно высвободить руку, но она будто застряла в застывшем цементе. Просить его отпустить меня было так же бессмысленно, как уговаривать зыбучие пески вытолкнуть твое тело на поверхность, поэтому я отвлекала диалогом.
– Не строй из себя глупенькую, не напрашивайся на похвалу.
Шувалов тянул все сильнее, а я все отчаяннее упиралась в ответ. Тем не менее, мое тело неотвратимо приближалось к его, а мы продолжали говорить, словно и не было никакой борьбы на фоне этого странного диалога.
– Я ни на что не напрашиваюсь, особенно на Ваше избыточное внимание.
– Тебя волнует, с чего я взял, будто у тебя внутри есть нечто особенное, помимо внутренних органов?
– На самом деле не настолько волнует, чтобы я сейчас находилась здесь.
– Интерес, Бетти, вещь забавная, вне всяких сомнений. Он меня и натолкнул понаблюдать за тобой. Ты даже не представляешь, как сильно отличаешься от окружающих, – на этой части фразы я оказалась вплотную к Шувалову, – надо быть кретином, чтобы этого не заметить, а я далеко не кретин. Я скажу тебе даже больше: если бы не твоя начинка, ты бы никогда не оказалась рядом с человеком, который мечтает… – мужчина глубоко вдохнул запах моих волос, откинул прядь с моего лица, – даже жаждет – выпотрошить из тебя ее всю, – почти шепотом закончил он.
Это прозвучало так зловеще, что меня передернуло. Воображение живо представило картину, где Шувалов разрезает
