— И как ты считаешь, что нас ждет? — в очередной раз по новой завел свою пластинку Кашев. — Я до сих пор не могу понять, неужели это и в самом деле Луна, или все это — чудовищная провокация? А может эта тварь отложила нас в некий мешок, чтобы скормить своим деткам?
Василий печально покачал головой.
— Опять начинаешь разговор на эту тему? Не надоело? Пойми, все равно пока мы тут сидим ничего особенного не случиться, никто на нас не нападет.
— Только от жары или жажды передохнем.
— Глотни, — Василий протянул Кашеву флягу со шнапсом. — Легче станет. — Кашев принял флягу, глотнул поморщился. — А теперь расскажи о себе… Нужно же как-то время убить, пока мы до этих чертовых гор доберемся.
— Ты уверен, что мы едем к горам?
— Нет… — пождал плечами Василий. — Но у любого путешествия должна быть конечная цель, иначе оно бессмысленно. Я не думаю, что это создание, или что бы это такое ни было, появилось просто так, от нечего делать уничтожила две машины фашистов, потом выковыряло нас из «тарелки» и теперь битый час несется по пустыни. Думаю скоро мы узнаем конечную цель путешествия.
— Например гнездо этой твари, полное ее ненасытных детенышей… Вообще, Кузьмин, тебе не кажется, что ты слишком оптимистично относишься к нашему положению. Вообще-то нас съели…
— Но переваривать не стали, поэтому вернемся к разговору об этом тогда, когда возникнет конкретная опасность, а сейчас… расскажите о себе, Павел Алексеевич. Как вы оказались в разведотряде особого назначения.
— Ну, я к этому особых усилий не прикладывал, — вздохнул Кашев, сделал еще один большой глоток из фляжки, а потом откинулся назад, упершись плечами о «резиновую» стену и заговорил монотонным голосом, словно читал лекцию на политинформации о положении дел в каком-нибудь Конго или Чили. — Происхождения я из служащих. Отец был писцом при фабрике, мать — гувернанткой, а точнее прислугой при хозяйской конторе, ну там подай-принеси. После революции отец погиб при невыясненных обстоятельствах. В один прекрасный день так и не пришел с работы домой. Я тогда еще маленьким был так что в войне с белыми поучаствовать не успел. Ну, а как все закончилось отправили меня в институт на учителя учиться. Стране нужны были учителя, шла война со всеобщей безграмотностью. Потом меня отправили в Красный Туркестан, — услышав это название Василий хмыкнул, слишком свежи у него были воспоминания о проклятой дороге на Гоцлар. Но Кашев, словно не заметив реакции Василия, продолжал. — Я тогда много ездил по заставам, учил грамоте красноармейцев, так же в паре красных аулов преподавал. Там же у одного китайца выучился боевому цигуну…
— Цигуну? — с интересом переспросил Василий. Это слово было для него новым.
— Что-то вроде борьбы, но на деле все сложнее, — пояснил Кашев. — В детстве я был слабым ребенком. Не то чтобы чахоточным, но вроде того. Так что когда вырос ко мне зараза всякая приставала в один миг. Ну так вот в основе этого цигуна — оздоровление. Он так и переводится — «управление энергией». Ци — внутренняя энергия, гунн — управление. Некоторые называют эту практику у-шу. Вроде так. Хотя точно уж не помню… Так вот у этого цигуна кроме оздоровительной, есть еще и боевая составляющая. Стиль «Железная рубашка». Ну, а в Туркестане, сами понимаете, что басмачи, то белые недобитые, то торговцы опиумом из Афгула. В общем, поднаторел я в том цигуне, а когда меня назад в Москву отписали, я поучаствовал в чемпионате Университета Народного образования по единоборствам и третье место занял без особых усилий. Нет, если бы я владел Вольной борьбой или боксом, например, то мог бы, наверное и на первое место претендовать. А так, назвали меня самородком, и хотели даже в ДОСАФ отправить, только не успели война. Пошел добровольцем, а как в военкомате узнали про третье место, так в разведотряд и отправили. «Нам, — говорят, — такие как ты не на передовой нужны, а в тылу врага. Потому как пострелять из винтовки каждый может, а вот голыми руками часового обезвредить — целое искусство», — и Кашев сделал еще один глубокий глоток из фляги и словно переходящий вымпел коммунистического труда, передало его Василию. — Ну, а теперь твоя очередь командир.
— Ну, моя биография не такая насыщенная, — улыбнулся Василий. — Сам я из крестьян. Отец погиб от рук белобандитов, — Василий на мгновение закрыл глаза и перед ним снова встала картина из самых жутких его кошмаров: горница деревенской избы, залитая тусклым светом двух керосиновых ламп. Стол с растерзанным телом и окровавленная мохнатая морда волколака. — …от рук белобандитов, — машинально повторил Василий, пытаясь отогнать ужасное видение, — точно так же как мать и брат. В общем вся семья. Так что лет с пятнадцати я сражался в отряде, а потом ЧК, ГПУ, ГУГБ…
Услышав эти непопулярные в народе названия, Кашев поджался, чуть отодвинулся от Василия.
— Выходит ты врагов народа стрелял?
— Нет, — покачал головой Василий. — Скорее выполнял спецпоручения. Куда съездить надо, кому что передать… — ну не стал бы он рассказывать первому встречному об Антарктиде, Гоцларе, армиях зомби да вонючих шогготах. Слишком все это фантастично… Хотя с другой стороны, если учесть, что сейчас они сидят внутри какой-то твари, несущейся с огромной скорости по лунной пустыне… В общем одно другого стоит. Однако, судя по всему, Кашев не слишком-то Василию поверил. Если все было бы так, как тот говорил, то не было в Василии ничего такого этакого, что позволило бы ему командовать «все и вся». А ведь представлялся он простым оперуполномоченным. Тогда чтобы у спутника не возникло сомнения в его словах, Василий добавил. — Вот во время войны, ну в самом начале, отправили меня ликвидировать склад с ценными бумагами. Не знаю уж, что там за бумаги были, но какие-то секретные. А к тому времени, как я туда прибыл, монастырь тот, где бумаги те хранились, уже фашисты захватили. Я уж думал все… обосрались мы по полной. Но выпал случай удачный, чистая случайность, и склад мы уничтожили и к партизанам ушли. А уже потом меня на Большую землю переправили.
— А свои как? — с интересом привстал Кашев. — У нас ведь если в окружение попал, то как минимум шпион немецкий или враг Родины.
Василий только плечами пожал.
— Не знаю. Я тоже сначала ничего хорошего не ждал, а потом как-то все улеглось, устаканилось. Судя по всему уж очень бумаги те секретными были, и очень немцам нужны… — тут он, словно опытный актер выдержал длинную, многозначительную паузу. Со стороны могло показаться это несколько наигранным, а на самом деле Василий просто на миг вновь мысленно перенесся в подземелье Ельцивского монастыря. Вот Григорий Арсеньевич выбросив из руки в фашистов шар пламени падает, вот в облаках вони появляется шагант — разумный шоггот, а потом он вместе с Катериной плывет связанным на пиратском корабле по небесам Мира снов… плывет на Обратную сторону Луны. Обратная сторона Луны! — Василий резко поднял руку, призывая Кашева к молчанию.
Мысли лихими скакунами неслись по замкнутому кругу и в голове звучала лишь одна фраза, смысла которой он никак не мог разгадать. Обратная сторона Луны. Выходит то путешествие в Мире Снов и нынешнее приключения как-то связаны. Но как? Что тогда говорили пираты. Василий попытался вспомнить, но воспоминания ускользали. Он отлично помнил последовательность событий, отдельные кадры схватки между пиратами и котами Ультара, но что тогда говорили пираты. Он помнил лишь ключевую фразу: «Обратная сторона Луны».
Наконец не в силах совладать с собственной памятью, он опустил руку, тяжело вздохнул.
— В чем дело? Ты что-то вспомнил?
— Да, нет! — отмахнулся Василий. — Показалось. Иногда так бывает. Кажется, вот-вот и вспомнишь что-то очень важное, значимое… а мысли разбегаются, ускользают, и ты всякий раз оказываешься ни с чем.
— Угу! — сочувственно протянул Кашев, ожидая продолжения рассказа.
— Вот собственно и все! — наконец оставив свои попытки найти связь между событиями в Мире Снов и своем нынешнем, закончил Василий, сделав еще один глоток из фляги.
— А из всего этого как думаешь выпутаться? — поинтересовался Кашев. То ли он не слишком поверил в рассказ Василия, то ли подозревал, что тот многое скрыл.
— Утро вечера мудренее, — ответил оперуполномоченный, а потом откинувшись назад, опустился на мягкий пол, повернулся на бок, подложив под щеку ладонь. — Теперь я предлагаю поспать.
Но на самом деле спать он не хотел. Просто говорить вроде было особо не о чем. В пустом желудке мягко булькал шнапс. К тому же всегда была надежда, что уснув можно узнать многое, о чем другим способом и не узнаешь.
Однако в этот раз ничего у Василия не вышло. Сон не шел. Тогда запрокинув голову, Василий принялся считать звезды, ярко светившие в темном небе над головой — старый испытанный способ уснуть. Где-то на шестисотой, Василий сбился, начал было заново, но плюнул, а потом просто лежал глядя в пустоту, все еще пытаясь вспомнить, что же говорили тогда пираты об обратной стороне луны.
