И вновь никакой реакции.
— Может, вы у них спросите? — повернулся Кашев к Григорию Арсеньевичу, но тот только плечами пожал.
— Если б знать на каком они языке говорят… — задумчиво протянул Григорий Арсеньевич.
— Да оставьте вы ее в покое, — вновь заговорила Катерина. — Она же вас боится! Не видите что ли? Отойдите, она попривыкнет, сама вылезет. Тем более, что из этого зала ей самой не выбраться.
— Уж это точно, — хмыкнул Григорий Арсеньевич, подтверждая слова Катерины. — Тут только один выход. Никуда они не денутся.
Все направились было в «обустроенный» угол зала, но Григорий Арсеньевич остановил Кашева.
— Погодите-ка, Павел Александрович. Собственно мы перенесли сюда фашистскую палатку, не для того чтобы спасать этих красавиц. Давайте-ка берите ту коробку. Судя по надписи в ней тушенка, а я прихвачу абрикосового компота. Не ахти какой обед, но уж лучше, чем ничего.
Кашев взял указанную коробку, Григорий Арсеньевич другую и вскоре они вчетвером обедали, расположившись среди подушек и одеял. Есть пришлось ножами, поскольку ни ложек, ни вилок ни у кого не оказалось, а идти «шарить» в немецкую палатку, пугая бывших пленниц никто не захотел.
Однако в Василия, кусок не шел в горло. Наконец, не выдержав затянувшейся паузы, он вновь поинтересовался у Григория Арсеньевича:
— Так что все-таки тут происходит?
— Ничего хорошего, — ответил он, отложив в сторону банку с тушенкой и нож. — В двух словах. Это, — он сделал неопределенный жест, — Белый город — довольно странное место, находящееся на обратной стороне Луны.
— На Луне… — сдавленным голосом повторил вслед за ним Кашев.
— На Луне, на Луне, — можете не сомневаться, — заверил его Григорий Арсеньевич. — Не знаю как, но, судя по всему над этим «городом», а точнее его руинами, установлен огромный колпак. Он и защищает нас от внешнего эфира и позволяет дышать.
— Замечательно, значит, если этот колпак лопнет…
— Мы все умрем, — закончил за Кашева фразу Григорий Арсеньевич. — Но пока купол этот простоял более миллиона лет и лопаться не собирается.
— Миллион лет… — с сомнением протянул Кашев.
— Хранителем города и всех артефактов, находящихся на его территории в том числе и боевого флота, конфискованного у Ми-го был Ниогхта — один из младших Древних. Но сейчас Ниогхта исчез, а вместо него появились пришельцы с Югота — Ми-го, отвратительные твари. К тому же, как вы сами можете убедиться. Каким-то образом они снюхались с фашистам и сейчас они пытаются расконсервировать оставшиеся летающие корабли и переоборудовать их для нужд людей. Видимо руководство СС считает, что эти машины помогут фашистской Германии окончательно сломить наше сопротивление…
— Знаете ли, — неуверенно начал Кашев, — лично мне все это напоминает некую фантастическую историю. Во все это невозможно поверить. Луна, летающие тарелки… Древние… демоны…
— Не хочется верить, а придется, — заключил Василий. — Я тоже в детстве в волков-оборотней не верил… Не верил до поры до времени, а потом хочешь-нехочешь, а поверить пришлось.
— И все же…
— Можете считать это сном, если вам так легче, — объявил Григорий Арсеньевич. — Только это очень страшный сон…
— И погибнув во сне можно не проснуться, — добавила Катерина.
— Однако в нашем положении есть и положительные стороны. Во-первых, эта обитель демонов, — продолжал Григорий Арсеньевич. — Ни Ми-го, ни немцы о ней ничего не знают. Во-вторых, большая часть артефактов из тех, что известна мне, опечатана Древними, и Ми-го эти печати не сорвать. В-третьих… — тут он на мгновение задумался. — Насколько мне известно, немцы и Ми-го смогли переделать и запустить пока всего лишь пару летающих аппаратов. Как я понимаю, на одном из них вы и прилетели?
— Да, — подтвердил Василий. — И разбили при посадке.
— Чудненько, — продолжал Григорий Арсеньевич. — Выходит, пока тут летающих аппаратов у них нет.
— А откуда взялись переделанные танки?
Григорий Арсеньевич глубоко вздохнул.
— Эту загадку нам еще предстоит решить, — ответил он. — То, что у них есть связь с Землей несомненно, однако несомненно и то, что связь эта определенным образом ограничена, иначе они перетащили бы, как вы их назвали, тарелки, на Землю и там работали бы на ними.
— Резонно, — согласился Василий. — Ну, а нам-то что делать?
— Ждать, — вздохнул Григорий Арсеньевич. — Ждать возвращения Ниогхты. Без него мы беспомощны.
— А демоны?
Григорий Арсеньевич задумался.
— Понимаешь ли, Василек… Да, я могу вызвать демонов и обрушить их гнев на фашистов и Ми-го, но каков будет результат? Демоны существа тупые и выполняют распоряжение человека, не задумываясь о последствиях. Если я предложу им уничтожить всех немцев в Белом городе, то непонятно каким образом они выполнят мой приказ. Они могут просто-напросто разломать купол у нас над головой, при чем погибнут все.
— Но ведь можно оговорить…
— Что оговорить! — вспыхнул Григорий Арсеньевич. — Одно оговоришь, так они сотворят другое. Я уже не один день об этом думал, и все безрезультатно. Лично мне слишком мало известно о Белом городе, чтобы… Ну, в общем вы поняли.
Остальные согласно кивнули.
— Я бы предложил другое, — продолжал Григорий Арсеньевич после затянувшейся паузы. — Пока мы были тут вдвоем с Катериной, это было нереально, но теперь… Мы втроем можем разведать, что именно затевают фашисты и эти инопланетные людоеды. А там, быть может станет ясно, что делать…
Глава 8
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Из воспоминаний Григория Арсеньевича Фредерикса (продолжение)
Мне не Тани снятся и не Гали,Не поля родные, не леса, —В Сенегале, братцы, в СенегалеЯ такие видел чудеса!
А. Городницкий «Жена французского посола»
(Данная рукопись, которую можно было бы озаглавить как «Мемуары барона Фредерикса» была обнаружена экспедицией 2155 года в руинах древнего города на обратной стороне Луны. Сочинение само по себе очень объемно, поэтому в данной книге мы приводим лишь фрагменты рукописи, касающиеся событий 1917–1918 годов.)
Я «присутствовал» на похоронах Корнилова, видел, как большевики потом выкопали тела Лавра Георгиевича и сожгли его на каких-то задворках, во дворе на куче гнилостных отбросов. Этот постыдный погребальный костер в Екатеринодаре никак не хотел гореть и вандалы (а как еще можно назвать осквернителей могил!) хохоча поливали его керосином…
После я долго не мог уснуть. Сидел на каменных плитах, смотрел на звезды и думал: Ведь раз есть боги на Земле, почему они допускают такое? Пусть не Иисус, основа учения которого — страдание во имя людей, пусть кто-то другой. Да и какое страдание в том, что над твоим трупом надругалась толпа безродной черни! Однако существуют ведь и иные боги: Древние, Старцы наконец. Кто-то из них должен вмешаться и прекратить эту вакханалию кровавого, ах извините красного, безумства, которая охватила пятую часть суши.
В тот день, 16 апреля 1917 года, я мечтал лишь об одном — вернуться на Землю. Не в силах совладать со своими чувствами я побрел куда глаза глядят. Словно слепец шел я среди руин величайшего мегаполиса из историю Земли и плакал, переполненный отвращением и осознанием собственного бессилия. Неужели проходимцы, вроде товарища Константина и в самом деле пришли к власти, заморочив новыми бессмысленными словами и лозунгами низшее отребье, которое всегда есть в каждой стране! Я шел, пытаясь осознать всю глубину трагедии, постигшей Россию…
А потом осознал, что стою перед черным входом в какое-то подземелье. В первый момент я опешил, захотел повернуться назад, но ноги сами несли меня вперед. Я словно хотел раствориться в этой тьме, сгинуть в ней, провалиться в бездонный колодец или расселину, чтобы не знать, не видеть не болеть душой за свою родину, за любимый Петроград, который стал красным, но не от знамен пресловутого пролетариата, а от пролитой быдлом крови…
Но к моему удивлению в подземелье, куда я спустился, оказалось светло. Впрочем, я и раньше, обследуя Белый город, уже сталкивался с подобным эффектом, когда при полном отсутствии ламп в замкнутом помещении было светло. Вначале я думал, что это светится сам воздух, но подобного быть не могло, поскольку странный эффект наблюдался только в подземелье.
Лестница, ведущая в недра земли судя по всему не предназначалась для человеческих ног, спускаться по ней нужно было очень осторожно. Ступени были разной высоты, да к тому же очень покатые. Порой казалось, что я с трудом могу на них удержаться. К тому лестница была очень широкой, словно парадный вдох в подземный дворец, и любопытство гнало меня все дальше и дальше.
