– О-о-о! Здорово, здорово, – послышался насмешливый голос. – Сам объявился, значит. Это хорошо… А куда же подружка твоя подевалась ненаглядная?
– Слышь, Ворон, встретиться бы надо. Поговорить. Тут дело такое – по телефону не могу, одним словом.
Повисло молчание – Воронов, видимо, размышлял.
– Она бабки приготовила? – наконец спросил он.
– Да, только они у меня. Она не может… не хочет сама тебе их нести.
– Ладно, – чуть подумав, согласился Ворон. – Неси ты. Давай-ка «стрелочку» забьем с тобой в «Междусобойчике».
– Ворон, зачем нам лишние глаза и уши? – возразил наученный Гуровым и Крячко Емельяненко. – Давай лучше где-нибудь в аллейке. Все-таки бабки немаленькие…
– А ты всегда был осторожным, – расхохотался Ворон. – Ладно, ты прав. Подгребай в сквер на Страстном бульваре.
– Когда? – уточнил Емельяненко.
– Бабки при тебе?
– Да.
– Тогда чего тянуть? Через час и подгребай. Давай, Омлет, до встречи!
Емельяненко разъединил связь. Сердце его гулко бухало в груди.
– Молодец! – хлопнул его по плечу Крячко. – Ну вот, а ты боялся!
– Да-а-а, мне еще с ним встречаться, – заныл Анатолий. – Слушайте, может, дальше вы сами, а? Ну, вы же знаете, где он будет, вот и возьмете его.
– Взять его, брат, – нехитрая задача, – весело назидал Крячко. – Брать ведь тоже надо с умом! У нас ворье все наперечет известное – бери, не хочу! А попробуй возьми просто так. Они сразу – а на каком основании? И замучаешься потом объяснительные писать! Я вон сколько за последний месяц настрочил, гляди! – Он кивнул на свой стол, заваленный так и не доделанной отчетностью. – И твой Воронов тоже человек грамотный. Скажет – а что вы, граждане дорогие, от меня хотите? Я месяц как освободился, теперь веду добропорядочный образ жизни, так что у вас не может быть ко мне никаких претензий.
– А я-то при чем? – продолжал канючить Емельяненко.
– А ты, – ласково приобнимая его за плечи, продолжал Крячко, – ты самый важный в нашей операции инструмент! Тонкий и хрупкий, ибо от тебя зависит ее успешный исход! Знаешь, как у хирургов? Благодаря тебе встреча с Вороновым превратится в вымогательство, понял? Он же с Риты деньги вымогал?
Емельяненко осторожно кивнул.
– А с тебя вымогал? – наседал Крячко. – Или ты по доброте душевной решил ему бабок подкинуть?
– Вымогал, – выдавил Анатолий.
– Вот и налицо криминал, – довольно подвел итог Станислав. Потом наклонился к Емельяненко и заметил: – Но смотри, Толя! Если ты вдруг потом от своих показаний откажешься – я тебя лично на зону отправлю! И слух пущу, что этот вот кент Миху Ворона ментам вложил! Знаешь, сколько ты там проживешь после этого?
– Ладно, хватит его стращать, у него и так штаны на мокром месте, – поморщился Гуров.
– На мокром месте глаза бывают, – поправил его Крячко. – Вот видишь, Толян, даже полковник Лев Иванович из-за тебя путаться начал. А ведь высокообразованный человек! Ладно, хватит байки травить, нам на дело пора. Поднимайся! – И, подтолкнув Емельяненко, первым направился к двери.
Следом нехотя поплелся Анатолий, а Гуров, замыкавший шествие, запер кабинет.
Емельяненко стоял в сквере, прижимая к груди потертый полиэтиленовый пакет, и озирался по сторонам. Гуров и Крячко, сидевшие в полицейской машине неподалеку, отлично его видели. Толя переминался с ноги на ногу, крутил головой и поминутно вздыхал, ковыряя носком ботинка разрыхленную землю вокруг аккуратно подстриженного деревца на клумбе.
– Плохо играет! – со вздохом констатировал Крячко. – Ох, боюсь, запорет он нам все! Надо было с Конышевым договариваться!
– С Конышевым тоже не все так просто. И его звонок Воронову, кстати, выглядел бы очень неправдоподобно и даже провокационно. Ворон не повелся бы.
– А то прямо он такой умный, Ворон твой! Дурак какой-то, по малолетке срок получивший за дурацкое преступление!
– Дурак не дурак, а четыре года на зоне оттрубил, – заметил Гуров и сделал резкое движение рукой, давай знак Крячко умолкнуть – к Анатолию небрежной походкой приближался человек…
Гуров видел, как Емельяненко протянул Ворону руку, как тот снисходительно пожал ее, едва коснувшись, после чего длинно сплюнул на асфальт.
– Хреново выглядишь, Омлет, – послышалось в динамике диктофона. – Что, Зажигалка плохо тебя обслуживает?
Емельяненко не отвечал.
– Что она сама-то постремалась прийти? – спросил Ворон. – Боится, что ли?
– Нет, просто… плохо чувствует себя, – торопливо проговорил Анатолий.
– А-а-а. Сердце, наверное, прихватило? От переживаний? Ну ты скажи, что в следующий раз я хочу ее лично видеть!
– Какой следующий раз? – побледнел Емельяненко. – Я же принес тебе деньги.
– Сколько? – быстро спросил Воронов, протягивая руку к пакету.
Емельяненко назвал сумму.
– Этого мало, Омлет! Обижаешь ты меня, – удивленно присвистнул Ворон.
– Чем обижаю-то? – растерялся Емельяненко. – Я же деньги принес!
– Чего он зациклился на этом – деньги принес, деньги принес! – с досадой повернулся Крячко к Гурову. – Сейчас испортит все!
Гуров не отвечал, напряженно наблюдая за собеседниками.
– Слишком дешево ты жизнь мою оценил, Омлет, – со вздохом проговорил Ворон. – Четыре года жизни – за такие паршивые бабки?
– Но у нас нет больше, – испуганно проговорил Емельяненко.
– Найдете. Зажигалка тоже твердила, что нет, – нашла же! Значит, так. На месяц мне хватит, а через месяц принесет мне столько же. Сама принесет, лично! – подчеркнул Ворон. – И пусть не вздумает наколоть! Понял?
– Понял, – обреченно прошептал Емельяненко.
– Вот и молодец. А пока эти давай. – Воронов протянул руку и взял пакет.
– Ну что, покеда тогда? – торопливо проговорил Емельяненко, поворачиваясь, чтобы уйти.
Ворон бросил на него быстрый взгляд. То ли поспешность друга юности, то ли его страх вызвали в нем подозрение, и он быстро сунул руку в пакет, достал плотно упакованные пачки купюр, рванул бумажку на одной из них – и по голому асфальту веером посыпались аккуратно вырезанные прямоугольнички…
Ворон наблюдал за их падением и матерился сквозь зубы. Взгляд его налился злобой. Емельяненко, дрогнув, бросился бежать.
– А ну стой, гад! – Воронов в два прыжка настиг его, замешкался на полсекунды, а затем сам кинулся наутек.
Емельяненко упал.
– Ах, чтоб твою мать! – рявкнул Крячко, хлопнув себя по коленке. – Так и знал! Лева, давай за ним!
Он выскочил из машины и побежал к неподвижно лежавшему Емельяненко. Добежав, приложил палец к его шее, потом сунул руку в карман, достал сотовый телефон и принялся нажимать на кнопки. Гуров, поняв, что Емельяненко жив, надавил на газ, выезжая на проезжую часть.
Однако Воронов, предполагая, что его могут преследовать на машине, не спешил к дороге. Развернувшись, он наискосок побежал через сквер. На автомобиле попасть туда не получится, но и бросаться за Вороновым на своих двоих было опрометчиво – он в любой момент мог выбежать на проезжую часть.
Воронов тем временем подбежал к витой чугунной ограде сквера, перемахнул через нее и оказался на соседней полосе. Улица, на которой все это происходило, представляла собой бульвар, и по обеим сторонам от сквера тянулась дорога. Гуров оказался на правой ее части, и Воронов таким образом был отрезан от него. Попасть на ту сторону можно было только в объезд, потратив несколько минут времени, за которые Воронов сто раз успеет уйти, тем более что движение тут было интенсивным и полковнику не миновать пробок.
Воронов выскочил прямо на проезжую часть. Не обращая внимания на недовольно сигналившие автомобили, он, лавируя между ними с неожиданной ловкостью, пробирался на противоположную сторону, стремясь к маячившей впереди букве «М» станции метро и надеясь там затеряться в толпе. Сейчас он скроется – и его уже не поймать…
Однако в тот момент, когда Гуров уже потерял всякую надежду, он увидел, что Воронов вдруг резко затормозил и заметался на месте.
– Стоять, сучонок! – услышал он знакомый голос, а затем увидел подбегавшего со всех ног к Воронову Станислава Крячко.
Тяжелый кулак Крячко впечатался в левую скулу Воронова, и тот, издав короткий гортанный крик, упал на асфальт. В ужасе шарахались проходившие мимо люди, а Крячко, уже застегивая наручники и отдуваясь, напутствовал их:
– Идите, уважаемые, идите по своим делам спокойно. МВД России работает четко, никому ничего не угрожает! – Потом с видимым удовольствием пнул Воронова в бок и проговорил: – Заставлять пожилого человека стометровку сдавать – никакого уважения к возрасту! Вставай давай!
Он рывком поднял Воронова с земли и теперь гнал его впереди себя к машине Гурова. Затолкнув внутрь, повернулся к своему другу и сказал:
– Порядок, Лева!
– Что с Емельяненко? – спросил тот.
– Ножевое. Но он жив. Вон «Скорая» уже подъехала, – кивнул Крячко в сторону притормозившей машины и врача с санитаром, идущих к Емельяненко. Затем повернулся к Воронову, все это время сыпавшему сквозь зубы ругательствами и угрозами, и сказал: – Короче, нагулял ты себе новый срок – мама не горюй!
