Политическая нестабильность также в немалой степени поспособствовала неопределенности рынка, в частности в следующих двух случаях. Япония в 2000—2001 годах, похоже, держала курс на еще один политический кризис, когда стали очевидными неэффективность управления и коррумпированность правительственных чиновников; а японская экономика оказалась неспособной самостоятельно выбраться из стагнации. В Соединенных Штатах «мыльная опера» президентских выборов и споров во- круг их результатов усугубила неопределенность ситуации и обусловила сдержанность инвесторов в критический момент преобразования рынка.
Наконец, на финансовом рынке, быстро меняющемся под влиянием ожиданий и информации, на представления инвесторов оказывают влияние система ценностей и точка зрения представителей деловых кругов и ученых-экономистов. Хорошо известно, что некоторые видные ученые-экономисты никогда не верили в существование новой экономики, отрицали значимость информационных технологий, игнорировали или преуменьшали свидетельства роста производительности труда и новаторства в бизнесе и продолжали твердить о неизбежности разрыва этого «мыльного пузыря», пока не оказались вознаграждены реализацией их самоосуществляющегося пророчества спустя много лет после их первоначальных предсказаний. Подражая традиционным лидерам традиционных компаний, некоторые ученые-экономисты приложили свою руку к преуменьшению ожиданий урожая инноваций в информационной экономике. Если бросить взгляд в прошлое, то кажется просто чудом, что инвесторы смогли питать новую экономику своими ожиданиями в течение столь долгого срока, несмотря на множество экспертных оценок, предсказывавших роковой конец. Только благодаря репутации Алана Гринспена рынки все еще верили в то, что они видели за ширмой традиционного экономического анализа. Гринспен продолжал защищать реальность новой экономики, основывающейся на инвестициях в информационной технологии и росте производительности труда. Отчасти он делал так потому, что в Федеральной резервной системе его окружение составляли лучшие экономические умы, занимавшиеся анализом производительности в Соединенных Штатах (например, Олинер и Зихель), а отчасти потому, что инстинктивно понимал, что только основополагающий подъем производительности мог объяснить — в рамках строгой экономической теории — поведение экономики, чей пульс он чувствовал в реальном времени. Как только на фондовой бирже появились признаки спада, многие традиционные экономисты и ветераны старой экономики со вздохом облегчения ухватились за возможность добиться возврата к обычному бизнесу. И тем не менее бизнес, возможно, уже никогда не станет таким, каким он был, после его трансформации в результате почти десятилетнего периода развития новой экономики.
При этих обстоятельствах, пройдя через сложною систему информационной турбулентности, ожидания оценки акций в технологическом секторе поменяли свою направленность на противоположную, «испарив» рискованные капиталовложения и тем самым замедлив темпы инноваций в ходе процесса, проанализированного и фактически предсказанного Майклом Манделем летом 2000 года, хотя обрисованная им мрачная перспектива полномасштабной депрессии Интернета едва ли способна материализоваться в силу причин, которые сам Мандель и объясняет.
Хотя я никогда не брал на себя смелость предсказывать будущее, здесь я сосредоточу внимание на аналитических предпосылках спада новой экономики в 2000—2001 годах. В вышеприведенной схеме анализа главной движущей силой новой экономики является финансовый рынок. Без первоначального публичного предложения акций, без фондовых опционов и без ожидания высокого роста стоимости акций не будет рискованных капиталовложений, а предпринимательство и технические открытия не превратятся в бизнес-инновации. А без инноваций произойдет замедление роста производительности труда и сократятся масштабы конкуренции, что, согласно предположению Манделя (2000), может позволить традиционным фирмам поднять цены и инициировать инфляцию. Сочетание низких темпов роста и уровня занятости с высокой инфляцией приведет к сокращению потребления, тем самым усугубив экономический спад. Поскольку и компании, и домохозяйства во время бума в широких масштабах брали деньги взаймы, зачастую используя свои обыкновенные акции в качестве залога, и значительная часть их богатств испарилась с падением фондовой биржи, перспективы рецессии возросли. Однако если рынок акций восстановится до уровня, предшествовавшего сокращению инвестиций, двигатель роста новой экономики может быть быстро запущен вновь. Когда вы будете читать эти строки, вам уже будет известно продолжение этой истории. Но не окончание, потому что это не конец новой экономики, а начало ее второго этапа, в различных вариантах, с подъемами и последующими спадами.
Таким образом, у новой экономики действительно наличествует свой цикл. А отличает ее от промышленной экономики то, что — ив этом я снова согласен с замечательным анализом Майкла Манделя (2000) — колебания цен на фондовой бирже синхронизированы с экономическим циклом по той простой причине, что они приводят в движение инвестиции и циклы внедрения инноваций. Конвергенция финансовых циклов, циклов внедрения инноваций и циклов деловой активности способствует их взаимномуусилению в динамике их подъемов и спадов. Результатом чего становится и ускорение роста, и углубление рецессии.
Кризис одного из идолов новой экономики, Cisco Systems, является хорошим примером связи между финансовым циклом и циклом деловой активности. Столкнувшись с неопределенностью в экономике и падением цен на фондовых биржах после создания запасов Интернет-оборудования в 1999 году, во второй половине 2000 года компании в США и во всем остальном мире затормозили процесс расходования своих капиталов, в частности на сетевое оборудование Интернета. Компании Cisco не удалось правильно истолковать посылаемые рынком сигналы. Упустив ранее сбыт из-за своей недооценки быстрого расширения рынка в предыдущих кварталах, а затем в течение 1999—2000 годов ежеквартально увеличивал доходы более чем на 50%, осенью 2000 года Cisco продолжала создавать производственные мощности и запасы продукции. Ее прогнозные модели оказались не в состоянии охватить крайнее непостоянство рынка. В первом квартале 2001 года, столкнувшись с сокращением спроса, Cisco испытала снижение доходов на 5% по сравнению с предыдущим годом — впервые за десятилетие амбициозного расширения; дальнейшее падение ожидается и в течение следующего квартала. Все это сопровождалось увольнением тысяч рабочих и переоценкой готовой продукции на складе на 2,5 миллиарда долларов. Стоимость ее акций упала до 18 долларов за штуку — на 78% ниже ее высшего уровня в марте 2000 года. Девальвация акций лишила Cisco финансовых возможностей продолжать свою политику приобретений — ключевого элемента ее стратегии совершенствования технологии компании путем покупки ноу-хау и компетенции в лице передовых фирм. Таким образом, девальвация акций, падение доходов и прибылей и сокращение технических возможностей подпитывали друг друга. Все это ослабило позиции Cisco по отношению к ряду ее конкурентов, в частности на рынке высокопроизводительных маршрутизаторов, на котором компания Juniper Networks вклинилась в принадлежавшую Cisco долю рынка, сократившуюся с 78% в 1999 году до 65— в 2000 году. Cisco по-прежнему надеется на 30%-ный рост доходов в 2002—2005 годах, рассчитывая на новую волну глобального распространения Интернета. Эти ожидания могут оказаться не лишенными оснований, и в любом случае компания останется в числе ведущих производителей сетевого оборудования на явно расширяющемся рынке грядущего десятилетия.
Но все это находится вне рамок рассматриваемого мною вопроса. С аналитической точки зрения из кризиса Cisco можно сделать два вывода. Во-первых, электронные сети не способны возместить ущербную стратегию: неустойчивость новой экономики является системной, и, следовательно, бизнес-прогнозы не могут основываться на данных из прошлого, включая недавнее прошлое. Гибкие сети позволяют компаниям практиковать «оперативную реакцию» на посылаемые рынком сигналы. В этом смысле сетевой бизнес-модели Cisco еще предстоит пройти долгий путь, поскольку для модели управления технология представляется более имплицитной, нежели экономика. Во-вторых, связь между финансированием, новшествами и рыночным спросом делает возможным резкий спад в любом виде бизнеса после длительных периодов высокого роста. Так, например, стратегия приобретений с использованием имеющихся акций для «пришпоривания» технического новаторства ставит компанию в исключительную зависимость от оценки ее акций. Компания, располагающая ограниченными возможностями по увеличению капитала и не имеющая собственных источников инноваций, сталкивается с серьезными затруднениями. Поэтому в компании необходимо поддерживать собственные научные исследования и опытные разработки с целью развития новаторства изнутри, поскольку именно такое новаторство способно помочь компании восстановить конкурентоспособность и тем самым повысить стоимость своих акций. Относительный кризис Cisco (высокоинновационного и продуктивного производителя основного сетевого оборудования) показывает, что спад новой экономики в 2000—2001 годах явился не просто взрывом финансового пузыря дот-комов. Это стало выражением новой формы экономического цикла, оказывающего свое влияние на всю индустрию, что чревато весьма серьезными последствиями для компаний, строящих свою деятельность на стратегии высокого роста, которая может резко смениться быстрым спадом активности.
