Перес. – Но я хотела бы в этом удостовериться.
– Он работает?
– Да.
– В таком случае, всё в порядке.
– Уверен?
– Времени прошло много. Была бы проблема – реактор бы уже взорвался, – объяснил Вагнер.
Несколько мгновений Перес таращилась на жизнерадостного кадета, пытаясь понять, издевается он над ней или говорит серьёзно, после чего покачала головой:
– Совсем забыла, что ты только что из Академии.
– Фактически – я ещё в Академии, – уточнил Павел. И, не удержавшись, добавил: – В русской Академии.
Намекнув, что звание и должность Перес пребывают в другой юрисдикции и он подчиняется пилоту исключительно из вежливости. Перес уточнение поняла, и радости оно у неё не вызвало.
– На «Чайковском» я отрабатывал практику.
– Как я понимаю, не очень удачно.
– Моей вины в случившемся нет. А реактор я запустил.
Пилот помолчала, после чего кивнула:
– Ладно, Вагнер, не обижайся. Я знаю, что ты был молодцом. – Пауза. – Вы все показали себя с лучшей стороны.
– Вы тоже, – ответил кадет. – Вы были под обстрелом, но ухитрились привести клипер сюда. Вы – отличный пилот.
– Спасибо…
В словах Вагнера не было ни намёка на лесть – он действительно восхищался мужеством и мастерством Хуаниты Перес, ухитрившейся не просто завести клипер в ангар, но завести аккуратно, не разбив и не повредив при посадке, которая получилась относительно мягкой.
VacoomA – практически точная копия «Чайковского», разве что чуть меньше размером, располагался ближе к внешнему борту, поскольку Перес сознательно оставила пространство для разворота. Пространства хватало – этот ангар был столь же огромен, как тот, в котором Вагнер провёл последние дни, и в него можно было с лёгкостью поставить ещё два-три клипера. И всё равно осталось бы место для разворота. Да и выглядел VacoomA много лучше «Чайковского»: кабина и носовая часть целы, «спина» не вспорота…
– Все повреждения получены уже здесь, – рассказала Перес, позволив кадету оглядеться. – Знакомьтесь – это Людвиг Микша, мой бортинженер.
Мужчины обменялись рукопожатием.
Павел знал, что вторым пилотом на VacoomA был сам Райли, поэтому уточнил:
– Четвёртый член экипажа?
– Его не было, взяли дополнительного учёного, – ответила Хуанита. И перешла на деловой тон: – Людвиг начал проверку систем, чтобы определить повреждения и составить список того, что нужно будет снять с «Чайковского». Но ты знаешь, в каком состоянии находится твой клипер, и сможешь сказать, на что мы можем рассчитывать.
– Ага.
– Я занимаюсь кабиной, а Людвиг скажет тебе, что делать. – Перес помолчала, разглядывая VacoomA, и закончила: – Работы здесь предостаточно.
…
Все бюрократические формальности, необходимые для прибытия Козицкого в США, были улажены ещё до того, как дознаватель оказался в самолёте. И даже до того, как он выехал в аэропорт. Точнее, не столько для прибытия – благодаря дипломатическому паспорту Козицкий имел возможность въехать в Штаты в любое мгновение, а для того, чтобы дознаватель мог спокойно вести расследование, не отвлекаясь на технические мелочи. То самое расследование, которое в настоящее время имело наивысший приоритет для всех специальных служб мира. Не потому что им так захотелось, а потому что таким было политическое решение руководителей их государств.
Наивысший приоритет, а значит – максимальное содействие.
Детали визита согласовали на уровне министерств иностранных дел, маршрут обеспечили самый удобный и быстрый, для чего пришлось подвинуть и даже задержать несколько регулярных рейсов. Самолёт, разумеется, направили сразу в Балтимор, однако увидеть здание аэропорта изнутри у Козицкого не получилось: его встретили у трапа, молниеносно проверили документы, после чего таможенники отправились общаться с экипажем, а составлявший им компанию афроамериканец лет тридцати пяти кивнул на массивный чёрный внедорожник. Даже на два абсолютно одинаковых внедорожника, которые ожидали важного гостя. В первом только водитель, во втором – водитель и два коротко стриженных здоровяка. В общем, если бы над автомобилями развевались транспаранты: «Министерство внутренней безопасности», в принадлежности внедорожников ещё можно было бы усомниться, а так – нет.
– Другие машины есть? – уныло поинтересовался Козицкий, открывая заднюю дверцу. И приблизительно догадываясь, что услышит в ответ.
– Чем вам не нравятся эти? – удивился агент. – Удобные, мощные и надёжные. Настоящее американское качество!
– Я понимаю, – вздохнул дознаватель, разглядывая спинку водительского кресла.
– Меня зовут Омар Кардиган, – американец устроился рядом и наконец-то представился. И протянул руку, которую дознаватель крепко пожал.
– Пётр Боширов. – Дознаватель представился именем, которое было указано в его документах, но смотрел при этом за левое плечо агента – на удаляющийся самолёт. Однако манера Козицкого не вызвала у американца удивления, судя по всему, его предупредили о том, что русский не станет смотреть в глаза, и попросили не обращать на странность внимания.
– Я буду вас сопровождать.
– Всегда или только в Балтиморе?
– Всегда, пока вы находитесь на территории Соединённых Штатов, – ответил Омар, машинально пытаясь поймать взгляд собеседника. – Поверьте, мистер Боширов, вам будет удобнее в сопровождении федерального агента.
– Я понимаю, мистер Кардиган.
– Обещаю, что все вопросы будут решаться с максимально возможной скоростью. Я бы даже сказал – с неприличной скоростью.
– Полный приоритет?
– Абсолютный приоритет, мистер Боширов, – подтвердил американец. И, не удержавшись, спросил: – Вы правда подобрались к Мяснику Краузе?
Тот факт, что странный русский сумел сделать то, чего два года не удавалось лучшим специальным службам США, одновременно и раздражал афроамериканца, и вызывал у него детский восторг. Но больше – раздражал.
– Это не было моей целью, – ответил Козицкий, изучая ладонь левой руки.
– То есть вам просто повезло? – С такой постановкой вопроса Омар Кардиган ещё мог примириться. Ведь она означала, что они, профессионалы высочайшего уровня, всё делали правильно, но обстоятельства были против них.
– Нет, мне не повезло, – произнёс дознаватель. – Я занимался совершенно другим расследованием, понял, что в моём деле замешан Краузе, и был вынужден заняться им.
– Были вынуждены? – изумился афроамериканец.
– Да, был вынужден, – блёклым голосом подтвердил Козицкий. – Я достаточно занятой человек, и командировка сюда не входила в мои планы.
– Зачем же вы прилетели?
– Хочу быть уверен, что расследование пройдёт на устраивающем меня уровне.
– То есть вы нам не доверяете? – В голосе Кардигана праведным гневом звякнул металл: что происходит? Попросил о помощи, приехал в страну, а теперь выясняется, что он, оказывается, «был вынужден» это сделать, потому что не уверен в профессионализме величайших специальных служб планеты. Однако смутить Козицкого афроамериканец не мог при всём желании. Но и скандалить с агентом дознаватель не собирался, поэтому ответил сдержанно:
– Я несу личную ответственность перед президентом, мистер Кардиган, и это обстоятельство требует от меня максимального внимания ко всем деталям расследования.
– Вы знаете Нгомбо Санчес? – вновь изумился Омар.
Несколько мгновений Козицкий не мигая смотрел в окно, словно заинтересовавшись балтиморскими красотами, после чего качнул головой и уточнил:
– Перед президентом России.
– А-а… – разочарованно протянул афроамериканец. – Понятно. – Выдержал короткую паузу и осведомился: – Как долго вы намерены пробыть в Балтиморе?
– Будет зависеть от хода расследования. Возможно, несколько часов. Возможно, несколько дней.
– Мы сняли номер в «Marriott», – сообщил Кардиган. И зачем-то добавил: – Это очень хороший отель, из которого открывается великолепный вид на город.
– Возможно, я смогу проверить ваши слова, – протянул Козицкий.
– Сможете, – улыбнулся агент. – Мы как раз направляемся в него.
– Я ведь просил