нужно, а вот сюда не нужно. Здесь это даст нужный художественный эффект, превращение в качество, а здесь ничего не даст. Тут мне помогает знание кино с точки зрения режиссера.
Иногда фильм продается до того, как он начинает сниматься. То есть я заключаю договоры с телеканалом и видеодистрибютором, которые выплачивают мне деньги в процессе производства фильма. Через год все права освобождаются, мы опять можем продавать фильм, он опять работает на нашу компанию».
Однако вопрос о том, как снимать кино при неработающем рынке, при отсутствии развитой индустрии, после кризиса стоял остро. Настолько остро, что даже неунывающий Сельянов допускал, что студия сойдет на нет, потому что количество снимаемых фильмов снижается, а системной поддержки так и нет: «Я оптимист и знаю, что буду производить кино, пока силы будут. Может быть, мне так удобнее психологически считать, что все против меня. В этом есть объективная составляющая. Моя страна работает против меня – у меня такое ощущение есть. Брать ли мое дело как малый бизнес, брать ли это шире – как кинематограф или еще шире – как культуру и искусство, но физиологическое ощущение четкое: мое государство вооружилось против меня. Будто кто-то выходит навстречу тебе с раскаленным ломом и бьет наотмашь».
Глава восьмая. 1999–2000: «Брат-2»
Первый большой проект
В 1999 году, первом после дефолта, студия «СТВ» выпускает только дебют Петра Точилина «Употребить до…». Но уже собрался свой пакет фильмов, которые потихоньку приносят дивиденды, материальные и моральные. Главный приз «Кинотавра» 1999 года – «Блокпост» Рогожкина. А «Нику» за лучший игровой фильм получает «Про уродов и людей» Балабанова. И в это время идет работа над «Братом-2».
В сети есть фильм о фильме, снятый режиссерами Тобином Обером и Владимиром Непевным, по нему видно, какая на съемках «Брата-2» царит удивительная атмосфера, как все дружно работают на площадке, будто играючи, дурачась, как охотно позируют для камеры. Витя Сухоруков радостно восклицает: «Мама, твой сын снимается на Красной площади», потом – «Мама, твой сын в Чикаго!» Видно, что все полны энтузиазма, и простодушно, как мальчишки, воодушевлены новыми возможностями: настоящим оружием, которое привозят в Москву контрабандой, пиротехникой, каскадерскими трюками.
Легкий, ясный, свободный, как дельфин в открытом море, сидит за камерой Алексей Балабанов. Ему удобно снимать в Америке, он хорошо знает английский язык, но главное – у него прекрасная команда, особенно второй режиссер, специалист, каких в России нет, работать с ним комфортно и эффективно. На нынешний взгляд съемки кажутся почти студенческой самодеятельностью – приехала в Чикаго группа из 15 человек, стали снимать какое-то русское кино, американцы веселятся: «Я стану известным актером в Европе!» Им интересно, как можно развести костер в центре города, отказаться выполнять правила, как самим сделать самопал и чтобы он при этом стрелял? Но по тем временам съемки организованы очень круто, и да – денег по-прежнему нет, но нет совсем в другом масштабе, теперь нужно почти полтора миллиона долларов.
Сергей Бодров в этом фильме о фильме сравнивает: «Два года назад мы снимали первого „Брата“ маленькой группой, в квартирах приятелей, в мастерских художников, женщины варили сосиски на кухне, кто-то машину давал, кто-то уступал комнату в коммуналке. В этот раз многое было по-другому. Но оказалось, что собрать деньги на это кино гораздо сложней, чем думали, в последний момент часть партнеров просто исчезла, и вопрос стоял так: либо рисковать и начинать с тем, что есть, либо отказаться от проекта вообще. Мы начали. Как и в первый раз, это была авантюра чистой воды. Но нам надо было продержаться, сколько можно выстоять, а дальше уже само пошло. Да и вообще нам везло, самые мучительные проблемы решались вдруг и каким-то мистическим образом. Бог помогал. Значит, не зря». Суеверные люди, артисты. Зря, не зря… Если бы знать…
Сегодня о том, как снимали «Брата-2», Сергей Сельянов рассказывает с редким для него оживлением, видно, что он с удовольствием возвращается в то счастливое для всех время. За долгие годы работы с людьми у Сельянова выработалась манера говорить чуть отстраненно, кажется, он так привык повторять одно и то же, что не очень верит в возможность понимания. Терпеливо, но и явно скучая, он объясняет по пятому разу то, что ему давно понятно, но никогда, впрочем, в комментариях не отказывает: взять интервью у Сельянова легко, он сам его продиктует, закуривая самокрутку, иногда отвлекаясь на телефонные звонки и не давая себя сбить вопросами, изобличающими в журналисте полного профана. Но вот про съемки этого неожиданного для маленькой тогда студии фильма он вспоминает совсем иначе, увлекаясь, углубляясь в подробности:
«„Брат-2“ был у меня первым большим проектом, с бюджетом примерно 1 млн 300 тыс. долларов. Конечно, масштаб цен, объем затрат все время меняются, экономика меняется, сравнивать посещаемость, сборы или бюджеты невозможно, сейчас такой бюджет выглядит небольшим, но тогда был значительным. Первого „Брата“ сняли за 99 670 долларов, а на втором в 12–13 раз бюджет вырос.
Когда мы снимали фильм „Брат“, у нас не было никакого предчувствия, что это будет очень успешное, любимое, народное кино (то есть я был уверен, что кино будет хорошее, но между качеством фильма и его успехом знак равенства ставить нельзя), однако про продолжение мы уже думали. После открытого финала, в котором герой едет в Москву, логично рассказать про его там приключения. Но главное – нам с Лешей хотелось эту историю продолжать, обаяние и талант Сережи Бодрова действовали и на нас. Хотелось с Данилой Багровым пожить еще. Уже не помню, когда точно, но после выхода „Брата“ снимали „Про уродов и людей“, и Балабанов мне сказал, что можно было бы сделать еще два фильма с Данилой, действие которых проходило бы в Москве и в Америке. Когда Леша стал сочинять сценарий, то решил, что два фильма скучно, и надо делать один. Но сама идея вести героя из провинции через Питер и Москву в Америку была правильная. Мне в ранней молодости попалась серия карикатур. На первой картинке молодой человек прощается с родителями в маленьком французском городке, надпись: „Я еду в Париж!“. Вторая картинка: тот же человек, но уже постаревший, провожает своего сына, который едет в Америку. И третья, где внук того, кто ехал в Париж, объявляет своим родителям: „Я лечу на Марс!“ Вот такая архетипичная модель, я ее хорошо запомнил и Леше рассказывал. При этом мы практически в один голос произнесли: только этот фильм должен быть не похож на первый. Ну, он и получился совсем другой.
Леша сказал, что хочет напихать туда столько музыки, сколько влезет,
