Если кто-то еще хочет к нам присоединиться, я буду тут стоять с флаерами. Подходите. Меня зовут Лэйси-Мэй Гиббс.
После собрания Джи поехал домой с Линетт. Фары Джейд освещали их машину сзади — она ехала за ними по дороге. Он не знал, поедет ли она тоже домой или свернет раньше и поедет еще куда-то, куда там она ездила, когда была не дома и не на работе. Она никогда не предупреждала, что уедет, — просто уезжала. Бывало, ни он, ни Линетт не могли сказать, где Джейд провела несколько часов. Не то чтобы им ее не хватало. Дома она либо сидела и слушала музыку в наушниках у себя в комнате, либо пила виски с колой и читала свои книжки про медицину. Но пока она ехала за ними хвостом, и Джи мечтал, что она просигналит и исчезнет за углом.
— Ты со мной поехал, чтобы наказать маму? — Линетт глядела на Джи искоса. — Не любишь ты, когда она выступает. Даже ради тебя.
— Ей просто нравится всегда быть правой. Сама знаешь.
— Она говорила искренне.
— Она сказала, что они женаты. Она так про него говорила, как будто он еще жив.
— Может, она так и считает, — сказала Линетт. — Может, для нее это правда.
Джи закатил глаза.
— Твоя мама сильно изменилась. Знаешь, после того что случилось, из тебя могло вырасти что угодно. Но посмотри на себя. Она здорово постаралась. И спасла тебя.
Джи не любил, когда Линетт так говорила, как будто он какой-то мамин проект и вырос таким только благодаря ее заслугам. Как будто без нее он был бы ходячим несчастьем, мальчиком, обреченным на ничтожную жизнь.
Он потер ноющую челюсть. Зубы у него так и вибрировали; даже разжав их, он чувствовал, как они давят друг на друга.
— Знаешь, тебя было слышно в зале. Как ты зубами скрежетал. Смотри осторожнее, а то недолго и зуб расколоть.
— Я не могу сдержаться, Линетт.
— А пробовал? Нельзя так на всех реагировать, Джи. Не мне тебе говорить, каково тебе будет учиться в этой школе. Ты сам видел. И слышал.
Линетт с Джейд вечно рассказывали ему, какая его ждет тяжелая жизнь — можно подумать, сам он забудет.
— Это только родители, — сказал он.
— Думаешь, с подростками будет лучше?
— Давай поговорим о чем-нибудь еще.
— Ладно. Адира сегодня была такая хорошенькая.
— Господи, Линетт, ну не надо. Не хочу я говорить о девочках.
— Почему? Что плохого в легкой влюбленности.
— Она мой друг.
Линетт взглянула на Джи, поигрывая бровями. Это было так нелепо, что он не мог не рассмеяться. На собрание Линетт надела чистенькую голубую блузку, накрасила ногти. Он уже не помнил, когда в последний раз видел ее такой нарядной. Обычно она выглядела неухоженной, лохматой, со сплюшками в уголках глаз.
Большую часть времени она проводила перед телевизором, за готовкой или уборкой, пока Джейд была на работе. Она не казалась счастливой, но несчастной ее тоже было не назвать. С ним она была ласкова, с Джейд они ладили тоже неплохо. Они не пересекались орбитами, просто ели за одним столом, как будто это на самом деле не их жизнь, а только что-то временное, промежуточное, как будто они только коротают время и ждут, когда наступит что-то новое. Но что? Он уедет в колледж? Накопится достаточно времени между ними и тем, что случилось с Рэем?
Они ехали все дальше на восток по широким тихим дорогам.
— Знаешь, сблизиться с кем-то — совсем не плохо, — сказала Линетт.
— Ага, как вы с мамой?
— Не нагличай со мной, юноша.
— Извини, — Джи не хотел грубить Линетт, но ему некуда была девать все плохие эмоции. Он картинно вздохнул и стал гудеть губами, чтобы расслабить челюсть. Не помогло.
В зеркало заднего вида он увидел, что Джейд включила поворотник. До дома оставалась где-то миля. Она повернула налево и исчезла. Он взглянул на Линетт и сделал лицо, мол, видишь, ей вообще все равно, но Линетт смотрела на дорогу.
Дома Линетт приземлилась перед телевизором. Она истратила весь запас внимания к нему и кинулась к своим спицам и новостям. Он оставил ее в покое, удалился в свою комнату на втором этаже. Раньше это была гардеробная, теперь — его комната: узкая кровать, стол с компьютером, большие колонки, чтобы слушать музыку, голая лампочка на потолке и фотография — он с Рэем.
Раньше, пока Джейд не сняла ее, эта фотография висела в ее алтаре. Она сказала, что Рэй у них в сердцах — незачем держать его на стене. В том же году начались его кошмары, хотя он не помнил, сколько ему было лет, началось ли это в старой квартире или уже у Линетт. Сначала он спал слишком много, потом перестал спать вообще. Потом начались головные боли, настоящие, благодаря которым получалось убедить всех в ненастоящих, которые он теперь использовал для отмазки.
Поначалу сны были почти одинаковые. Он едет куда-то на машине. Потом он один: на темной улице, в лесу, на старой ярмарке. В конце его всегда кто-то хватает со спины и тащит, только он не знает куда. Как-то утром он проснулся, оттого что поперхнулся: он выплюнул на ладонь беловатый осколок и понял, что расколол надвое передний зуб. Он не знал, сколько стоило его восстановить, но знал, что Джейд взяла для этого кредит и долго его потом выплачивала. Стоматолог сказал, что у него внутренние повреждения и в других зубах и, если он продолжит скрипеть зубами, рано или поздно они тоже расколются. Он так говорил, как будто Джи мог как-то повлиять на ситуацию, мог остановиться, стоит только сильно захотеть.
Он достал фотографию с ним и Рэем в парке из коробки в шкафу Джейд и сам повесил ее на стену. Не потому, что ему так нравилась эта фотография — скорее наоборот. Это был портрет чужого мертвого человека. И себя он тоже не узнавал в этом щекастом солнечном мальчике. Фотография не передавала самого ощущения — быть сыном Рэя, сидеть с ним по утрам на кухне и пробовать
