— Это ведь даже не любовь, — прошептала я, — У меня нет слова, которое бы подошло… чтобы описать. Но это не любовь.
Голос ангела был настолько тверд, в нем звучала такая жестокая, запредельная и непонятная мне, человеку, мудрость, что впервые, наверное, я поняла и до конца поверила: передо мной не простое существо из плоти и крови.
— Ты права, Тереза, это не любовь. Это нечто большее. Но название у него все же есть — Судьба.
Глава 8
Расцветет земля под нами и в весенних ручейках
Мы увидим наши с вами души в Боженьких руках.
И озябшими губами я прильну и отопью,
И узрю, как погибая, вы спасали жизнь мою.
Павел Кашин «Расцветет земля».
Я думала, что слез уже не осталось — или, что смогу больше не плакать… Но всю ночь тихо рыдала, укрывшись с головой одеялом, чтобы не разбудить сестренку. И все же разбудила.
Тома пришла и, сев на кровать, просто поглаживала меня по спине, ожидая, когда я успокоюсь и смогу ее выслушать. Наплакавшись, я обняла последнего дорогого мне человека… Вру, не последнего, но единственного, кто не делал мне больно. А можно ли считать близкими тех, кто предал? И можно ли считать предательством то, что люди не могли выбрать? Я не знала, я окончательно запуталась, и от этого все делалось только хуже.
— Тесс, милая, пожалуйста, не плачь больше, — попросила Тамара, серьезно глядя мне прямо в глаза. — Ты ведь сильная и должна такой оставаться… если ты сдашься, — сестра опустила взгляд, — наша семья развалится.
Моя маленькая, не по-детски мудрая сестренка…
— Ты права, — я крепко сжала ее ладошку, — И больше никто не увидит, как я плачу, — кому же я пообещала это — Тамаре… или прежде всего самой себе?
Спать мы в ту ночь так и не легли, до утра разговаривали: Тома рассказывала, что случилось за время моего отсутствия, ловко избегая тем, связанных с Кайлом или Лоа; я же вкратце изложила свою историю.
Еще до того, как прозвучал сигнал подъема, я уже была готова к новому дню. Готова к тому, чтобы скрывать свою боль ото всех. Что ж… не впервой. Правда, раньше я всего лишь прятала синяки и ушибы, полученные в рейдах Гонцов.
Гладко зачесав свои кудрявые рыжие волосы (заметно отросли за последнее врем), убрала их в короткий хвост, натянула костюм с крыльями на спине и, прихватив очки и противогаз с собой, поспешила на кухню. До завтрака еще далеко и, возможно, мне удастся перехватить что-нибудь и не столкнуться с остальными. Я хотела в рейд, я хотела снова чувствовать ветер и самое главное — свободу. От всего… и всех. Последнее казалось сейчас наиболее важным.
Мне даже почти что удалось отключиться о болезненных размышлениях, погрузившись в мечты о полете. Из-за этого уронила очки и, когда встала, подняв их, оказалась лицом к лицу с Кайлом.
На рану в груди будто плеснули кислотой. Мне стоило всех сил оставаться невозмутимой… внешне. Я даже смогла произнести ровным, ничего не выражающим голосом:
— Доброе утро. Пожалуйста, дай пройти, — поздравила себя с маленькой победой.
— Тесс… — взгляд серых глаз казался виноватым и… каким-то загнанным. Как у человека, отчаявшегося отыскать выход. Судьба, говорите?… — Я знаю, что поступил нехорошо по отношению к тебе…
После этих слов все мое самообладание пошло прахом.
— Нехорошо? — я приподняла одну бровь, чувствуя, что вот сейчас сорвусь на крик. — Два месяца, Кайл — всего два! Я считала, что тебе понадобиться больше времени, чтобы смириться с моей смертью…
— Выслушай, пожалуйста!..
Я не могла больше сдерживаться. Мне хотелось сделать ему больно, но вместо того, чтобы отвесить пощечину, как положено девчонке, приблизилась к парню и, привстав на цыпочки, заглянула в серые глаза. Кайл застыл, не решаясь заговорить. Внутри что-то защемило, когда я посмотрела на его губы, вспомнила, как он целовал меня — грубовато, но с таким теплом. Сейчас я могла чувствовать его неровное дыхание и… Ненависть сверхновой взорвалась в моей голове. В то время, пока меня не было — ОН целовал другую!
Сжав пальцы левой руки в кулак, я нанесла короткий, без замаха, удар. Кайл взвыл и отскочил в сторону, сквозь его ладони, прижатые к лицу, сочилась кровь, видимо, из разбитого мной носа.
— А вот теперь я готова тебя выслушать. Но, боюсь, ты сейчас говорить не сможешь… — и я рванула прочь, ненавидя себе за то, что только что сделала и сказала.
Мне страстно хотелось совершить нечто такое, что смогло бы доказать — мне плевать на эту их «судьбу».
Но мне далеко не плевать, и в этом вся проблема…
* * * *
В рейд я так и не полетела. Вместо этого забежала в медпункт к Джози и попросила снотворного. Она как-то странно посмотрела, и я почувствовала, как краска приливает к щекам.
— Это не то, что ты подумала… Мне не настолько плохо, чтобы… — я улыбнулась через силу, — Просто плохо спала той ночью и хочу хоть этой отдохнуть нормально.
Женщина медленно кивнула и, неохотно, выдала мне одну крупную таблетку серовато-зеленого цвета.
— Спасибо, Джоз, — поблагодарила и поспешила уйти, чтобы не начались ненужные расспросы.
И, да, я солгала — не очень сильно, но солгала. Самоубийство не входило в мои планы, я действительно просто хотела заснуть; чувствовала — еще немного и не выдержу давления этой реальности, ставшей вдруг совершенно безумной и… такой жуткой.
В комнате набрала стакан воды и быстро проглотила лекарство. Теперь оставалось ждать, пока оно подействует, и я смогу несколько часов не чувствовать боли… Просто маленькая передышка, надеюсь, снов видеть тоже не буду — кажется, снится мне мог только один и тот же кошмар, повторяющий реальность.
Минуты тянулись медленно, я начала подозревать, что судьба и дальше решила издеваться надо мной, заставив снотворное не действовать. Однако вскоре веки налились тяжестью: я все же засыпала.
…Это был мир, которого я никогда не знала. Выцветшие картинки, бережно передаваемые истории, описания — совсем не то. Даже странно, как мое воображение, не имея достаточной основы, сумело породить такое. Впрочем, во сне этот вопрос мало беспокоил. Хотелось просто наслаждаться крошечным чудом, ведь внутри крепло понимание: долго оно не продлится…
Все такое яркое, что слезятся глаза. Небо невероятная смесь голубых и сиреневых оттенков, глянцевых, красочных — я и не знала, что такие существуют! Под ногами трава, где-то зеленая, где-то просвечивающая под лучами солнца до нежно-салатового. А само солнце… Такое, каким было оно когда-то — теплое и сияющее, а не чадящее багровыми отблесками, грозящее покрыть твою кожу узором из ожогов.
Все ощущения реальные донельзя. Даже воздух, жадно вдыхаемый мной, был непривычно сладким, свежим и пьянящим одновременно.
Я подумала: а не умерла ли? Может, да, в таком случае, то, что вокруг — рай? По крайней мере, очень похоже… Но это предположение было быстро опровергнуто мной же. Я спала, причем, четко осознавала это и при желании могла ощутить тонкую нить, связывающую мое тело и разум, находящийся в мире грез. По этой нити не стоило никакого труда вернуться назад и… проснуться. Но пока спешить с этим не хотелось: здесь не было боли и, честно сказать, я не слишком скучала по ней.
Стоять на месте надоело быстро, так что, выбрав наугад направление я двинулась туда, подспудно наслаждаясь окружающей красотой. Здесь было очень тихо, но тишина не угнетала, а напротив, создавала ощущения абсолютного умиротворения. Правда, иногда чудилось, что в воздухе разливаются еле слышные переливы колокольчиков — и я даже подумала, уж не хрупкие ли цветы так звенят под моими ногами, ведь во сне и такое возможно…
Впереди виднелась гладь реки — можно было подумать, что часть небес ни с того ни с сего спустилась на землю и понесла свои лазурные воды с пеной облаков куда-то за горизонт. Усевшись прямо на пологий песчаный бережок, я принялась бросать «лягушкой» камни и размышлять о том, что же мне все-таки делать, когда я, наконец, проснусь. Находясь под влиянием странной «анестезии» этого места, было проще думать несколько отстраненно, словно все случилось с кем-то другим — не мной. Можно было разложить все по полочкам, поделить на черное и белое. В конце концов, все не так сложно: если Гелий говорил правду — а сомневаться в этом не приходилось — мне нужно отказаться от того, кто мне так дорог и даже, наверное, простить. Это правильное решение, «белая сторона медали». Это путь смирения со своей судьбой… идти которым я не желала! Другой выбор был выбором эгоистки, которая ставила свои чувства выше счастья других, которая не желала слушаться странного навязываемого понятия «судьба»… Я могла отдаться на волю случая и просто «лететь по ветру». А могла начать сопротивляться. Раньше я бы наверняка выбрала второе… А сейчас не могла понять, как же поступить — как должна или как желаю…
