хочешь что ли?
Камала затянулась и выдохнула облачко дыма с запахами костра и богатого ассорти множества трав. Она ответила, ухмыляясь:
— Может быть. Ты против?
— Не знаю.
Георг убрал со лба мокрые пряди и зачесал их за уши. Курить без мундштука было непривычно, но он справился. Успел сделать несколько затяжек перед тем, как Камала спросила:
— Хочешь сюрприз?
Георг прищурился, напрягся, мгновенно понял, о чём сейчас пойдёт речь. Камала расхохоталась, наблюдая за реакцией. Придя в себя, она бросила:
— Я беременна.
Георг ответил не сразу, сначала затушил сигарету в пепельнице:
— Да? — И через пару мгновений: — А от кого?
Камала нахмурилась, её брови воинственно взметнулись, прозвучало следующее:
— Не беси меня. Я всё посчитала!
— И сколько вышло? — спросил Георг. — Хотя бы триллион получился?
Камала метнула в Георга мундштук. Настала очередь и Георгу посмеяться. И всё же он был бдителен, — за секунду до того, как Камала вцепилась бы ему в горло, Георг успел её перехватить, обнять и поцеловать, чтобы получить звонкую затрещину и довольно болезненный удар локтем вслед.
— Боже-Император, женщина! Успокойся!
Георгу удалось зафиксировать руки Камалы вдоль тела, но она всё равно вырывалась, будто змея, и грозила укусить. Он отбросил её, вскочил с постели, выставил ладони навстречу и воскликнул:
— Если ребёнок мой, то всё нормально! Я приму его!
Камала, уже приготовившаяся растерзать любовника на месте, застыла, всё ещё глядя на него, как на добычу.
— Только спокойно, хорошо? — Георг немного опустил руки. — Обычно такие моменты я использую, чтобы убежать, — он позволил себе короткий смешок, — но знаешь, кое-что изменилось.
Камала спрятала коготки, но не сводила с любовника взгляда. Георг немного поколебался, но осторожно приблизился, сел рядом и объяснил:
— Всегда считал, что семья — это не для меня, и вообще некогда этой ерундой заниматься, но… — Георг посмотрел в сторону и ответил спустя мгновение: — Появилась Росса, она… умница, а я — тот ещё мудак, раз пропустил всю её жизнь. Больше такого не повторится. Все мои дети — мои, — глубокомысленно завершил он.
Камала разочарованно вздохнула, отпрянула и села у изголовья кровати, перекрестив руки на груди. Она проговорила чуть погодя:
— Ну ты и обломщик! Должен был бежать в страхе, а я — преследовать! Я бы силком затащила тебя под венец! А теперь что? Шутка потеряла весь смысл — вот что!
— Так ты беременна или?.. — Георг развёл руками.
Камала только фыркнула и запустила в Георга первым, что попалось под руку, — своими трусиками. Она выдавила "папаша сраный", сгребла ту одежду, что нашлась поблизости, залетела в ванную комнату и заперлась там.
Георг покачал головой, поискал мундштук, — лежал под кроватью, — и, наконец, смог спокойно покурить, размышляя над тем, как же женщины скрашивают его жизнь.
6
С потерей Брунталиса необходимость набирать пополнение, напротив, никуда не пропала. Для решения проблемы Георг отправился на Гийоцин. Планета ничем непримечательная — цивилизованный мир по имперской классификации — кроме одной важнейшей детали: правительство Гийоцина было не против предоставить своих не самых законопослушных граждан для разных, порой самых рискованных целей.
Виктория путешествовала вместе с капитаном. Она ещё не свыклась с новыми приращениями, проходила реабилитацию, да и, по правде говоря, не чувствовала в себе сил вернуться в строй. Каждое следующее ранение становилось всё тяжелее перенести, ставь кибернетические приращения или нет.
Виктория следовала за капитаном из одной колонии в другую и общалась с теми, кто там сидел: кто за заработную плату, а кто по решению суда. Под её руководством служило множество добровольцев, но больших романтиков, чем заключённые, она ещё не встречала.
Одни задыхались от ощущения близкой свободы, верили в то, что уцелеют в мясорубке и погибнет кто-то, но не они. Другие — ещё большие мечтатели — считали себя достаточно хитрыми, чтобы сбежать сразу после освобождения.
Разумеется, всех ожидало страшное разочарование. Георг Хокберг — совсем не тот человек, который давал бы хоть что-нибудь просто так.
После собеседования с очередным заключённым Виктория вышла из барака подышать свежим воздухом и покурить.
Время позднее, в тёмном океане над головой один лунный диск преследовал другой, шёл снег. Наверное, первый в этом сезоне, потому что Виктория встретила по пути лишь замёрзшие лужи, но никак не сугробы.
Она поёжилась, подняла воротник пальто, а потом достала из кармана пачку сигарет. Затянувшись, она поймала заинтересованные взгляды ближайших доходяг в очереди и подумала о том, чем же их так заинтересовала.
Решают "баба это или нет" или же просто хотят курить?
Как бы то ни было — на руках кандалы, а вдоль строя бродили конвоиры с шоковыми дубинками. Желающим вступить в славную компанию Георга Хокберга придётся ещё немного потерпеть перед тем, как получить так называемую "свободу" и всё то, чего они были лишены долгие годы.
Раздался скрип двери, и из барака вслед за Викторией вышел кто-то ещё.
— Закурить не найдётся?
Нере "На-всякий-случай".
Если верить слухам, этот лысый верзила, покрытый синтетической кожей бледного оттенка, — дезертир, переметнувшийся к Георгу много лет назад во время какой-то междоусобицы, где капитан по своему обыкновению ловил рыбу в мутной воде.
Неудачник, лишившийся на службе не только рук и ног, но и кожи.
Большой счастливчик, так как вообще уцелел во всех безумных авантюрах Георга Хокберга и дослужился до почтенной старости.
Отражение в зеркале и вероятное будущее для самой Виктории.
Она поделилась с отражением и сигаретами, и огоньком.
Некоторое время они курили молча, а потом Нере указал окурком в сторону строя заключённых и сказал:
— Надо бы маску в следующий раз натянуть. Иначе точно подхвачу туберкулёз.
Виктория хмыкнула.
— Следующая на очереди — женская колония, кстати. — Нере подмигнул Виктории.
Она прищурилась. Нере кивнул, мерзко ухмыляясь, и Виктория поняла, что тут что-то не то.
— Гонишь! — предположила она. — Ещё скажи, что детей начнём призывать.
— Пока только о бабах слышал, — отозвался Нере, — но случалось и так, что и детей призывали. Не слыхала что ли о Нагарском Детском Крестовом Походе?
Виктория вспомнила о сигарете только тогда, когда та дотлела до пальцев. Она выбросила её, растерев сапогом о скалобетон.
— Так вот… хе-хе, — продолжал Нере. — Наш преподобный и великомучимый святой — один из тех немногих боевых детишек,
