— Как это устал? — Гектор нахмурился. — Полночи в лодке продрых. Не спи, шельмец, белый день на дворе, — проворчал Гектор и сам позевнул.
Старик перевел взгляд на Энн и с удивлением обнаружил, что девушка тоже закрыла глаза, опершись на Воробья. Мать честная! Что-то здесь не так! Гектор вскочил из-за стола, но голова закружилась, в глазах потемнело, а ноги подкосились. Упав на колени, он исподлобья глянул на старуху. Та улыбалась во всю ширь беззубого рта и что-то лопотала.
— Ах ты, старая ведьма, опоила! — прохрипел Гектор и сполз на пол.
* * *
Энн с трудом открыла глаза. Тошнота поступила к горлу. Вокруг темно, сыро, очень холодно и пахнет путиной. Голова кружится и готова лопнуть.
— Кто здесь? Где я? — спросила девушка.
— В погребе после чая с дурманом, — ответил Гектор и чиркнул зажигалкой. Робкое пламя осветило унылую обстановку. Кирпичные стены погреба подернуты плесенью, вдоль стен низкие деревянные лавки, а над головой бетонные плиты. На земляном полу сидит трясущийся Воробей. Его глаза поблескивают, будто, наполнены слезами.
Возле дальней стены под потолком висят фрагменты копченых туш. До потолка высоко, метра четыре.
— Что там? — спросила Энн и кивнула на верх, сглатывая слюну.
— Тебе не понравится, но ты должна сама это увидеть, — Гектор сжал ее руку. — Не бойся…
Крик Энн прорезал мрак подвала. На секунду она похолодела, но тело тут же бросило в жар и ее вырвало. Она разглядела, что висит под потолком… Копченые части человеческих тел: руки, фрагменты ног, грудина с ребрами и неопределенные куски, несомненно, тоже человеческие!
— Они людоеды! — зарыдала девушка.
— Успокойся, у нас есть время выбраться, как видишь, запасов у них вдоволь. Я думаю, нас будут пока держать здесь живьем… Пока…
Наверху что-то бухнуло, и яркий свет ворвался внутрь через распахнутый люк на потолке. В проеме показался силуэт старухи. Она швырнула вниз пластиковую бутыль с водой и какое-то тряпье.
— Подождите, выпустите нас, прошу! — Воробей вскочил и вздернул руки кверху.
— Выпущу, — проскрипела старуха. — Не всех враз — по одному… Когда время придет.
Бум! Стальной люк с грохотом захлопнулся, послышался звук задвигаемого засова. Гектор чиркнул зажигалкой и осмотрел тряпье: три рваные стеганные фуфайки на подкладе из ваты. Местами старая ткань пропиталась засохшим красно-бурым веществом, напоминавшим кровь. Но выбирать не приходилось — могильный холод пробирал до костей, пришлось одеть вонючую одежду.
Время тянулось убийственно долго. Сколько прошло? День, два или три? Непроглядный мрак скрывал смену дня и ночи. Старуха периодически сбрасывала бутыли с водой и вареную картошку. Воробей совсем сник и постоянно молчал. Гектор и Энн поддерживали друг друга разговорами, пытаясь придумать способы побега. Но ничего дельного в голову не приходило. Единственный выход из каменного склепа — это высоко расположенный люк без единого зазора, даже зацепиться не за что.
От холода и сырости Воробей простыл. Гектор выпросил у старухи какие-то травы и отпаивал парня, настаивая их в бутылках. Но парню становилось хуже. Температура высасывала силы, а кашель душил днем и ночью.
— Держись, боец, — успокаивал Гектор.
— Я не хочу умирать, — Воробей обхватил голову руками.
— Ты не умрёшь, по крайне мере не сейчас, — голос Гектора стал ровным и спокойным. — Будешь постоянно бояться смерти и не сможешь больше жить. Смерть всегда находится рядом, и в любой миг жизнь может оборваться. Жизнь и смерть — единое целое, одно перетекает в другое, это закон бытия. Каждый прожитый день жизни приближает нас на один день к смерти. С рождения ты начинаешь жить, так же, как и умирать. Не думай о смерти, но и не отдаляйся от нее совсем, иначе будешь неподготовленным к встрече с ней. Чем больше человек бежит от смерти, тем стремительнее она его догоняет.
— Ты совсем не боишься умереть? — всхлипнул Воробей.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы не бояться. Я расскажу тебе историю… Много лет назад на северной границе с Финляндией два парня, примерно твоего возраста, служили срочную в погранвойсках. Они были друзьями с детства. Зима в тот год стояла снежная. Отправившись в очередной дозор на лыжах, пограничники попали в сильный буран. Белая пелена накрыла землю так, что если вытянуть вперед руку, то кончиков пальцев не видно. Один из них очень боялся умереть и, вырыв в сугробе нору, спрятался там. Второй, следуя инструкции, выдвинулся к ближайшему блокпосту. Наутро пурга стихла, и труса в сугробе спасли. А второго нашли только по весне… Когда снег сошел… Никогда я так не боялся смерти, как в тот день… Ведь этим трусом был я… Иногда страх помогает выжить, а иногда убивает. И то, как мы с ним справляемся — определяет нашу сущность и нашу жизнь…
* * *
Дни в погребе слились в одну кошмарную ночь. Сколько прошло времени неделя, две? Ни Гектор, ни Энн не могли понять. Воробей чах и тихо поскуливал. Когда в очередной раз распахнулся люк, и в проеме показалась голова старухи, он не выдержал и бросился вперед, умоляя выпустить его. Но закашлявшись, упал на земляной пол и зарыдал. Из последних сил он привстал на колени, вздернув бледное лицо вверх.
— Совсем плохой, — проскрипела старуха, глядя на парня. — Кабы не окочурился, пора его забирать…
С этими словами она исчезла. Через пару минут наверху послышались грузные шаги, выбившие струйки песка на потолке, и лепетание старухи:
— Квелого бери, старика и девку не трожь, пущай сидят.
Заскрежетали доски, и вниз упала приставная лестница из неструганных прожилин. Гектор и Энн бросились к лестнице, но тут же отпрянули: в проеме показался бородатый детина со спутанным патлами волос и лицом умалишенного. Лестница жалобно скрипнула, прогнувшись под грузным весом. Спустившись вниз и что-то нечленораздельно мыча, одной рукой великан отшвырнул Гектора и Энн в сторону, а второй с легкостью подхватил Воробья, закинув его себе на плечо. Тот отчаянно брыкался и верещал. Гектор вцепился в бородача обеими руками, с трудом дотянувшись до
