26 ноября 1902
Петербург
Mon rête familier[13]
Люблю мечты моей созданье,
Лермонтов
Вновь одинок, как десять лет назад,Брожу в саду; ведут аллеи те же,С цветущих лип знакомый аромат.
Чу! лай собак. Повеял ветер свежий,И с тихим вечером приходит бред,Что нежит сердце год за годом реже.
Мне нынче снова – девятнадцать лет!Ты вновь со мной, «мечты моей созданье»!Дай плакать мне – я снова твой поэт!
Как сладостно твоих шагов шуршанье;Ты дышишь рядом; подыми я взор,Твоих очей ответит мне сверканье.
Не изменилась ты, – о, нет, – с тех пор,Как мальчику явилась ты впервыеИ был свершен наш брачный договор!
Ты мне дала узнать, что страсть – стихия,Ввела во храмы воплощенных грез,Открыла мне просторы неземные,
Следила ты, как друг, пока я рос,На первые свиданья приходила,Была меж нами третья в мире роз.
Я изменил – но ты не изменила,Лишь отошла, поникнув головой,Когда меня смутила злая сила.
О, как я мог пожертвовать тобой!Для женщины из плоти и из кровиКак позабыл небесный образ твой!
Но лишь с тобой мне счастье было внове.В часы луны, у перепевных струй,На ложе – у палящих изголовий,
Прильнув к груди, впивая поцелуй,Невольно я тебя искал очами,Тебя я жаждал!.. Верь и не ревнуй.
По-прежнему твой лик витал над снами!Кого б я ни ласкал, дрожа, любя,Я счастлив был лишь тайными мечтами, —
Во всех, во всех лаская лишь тебя!
22 мая 1903
Старое Село
Sancta Agatha[14]
На горы тихие ложилась мгла,А деревца по склонам были нежны,Из церкви, торопясь, домой я шла.
Со мной был крест, хранитель мой надежный,Белели чаши лилий по пути,Благоухал в цвету рассадник смежный.
И там, где надлежало мне пройти,Где тесно путь сжимали две ограды,Предстал мне юноша лет двадцати.
И, встретясь, наши опустились взгляды!Прекрасный, он, как праотец, был наг.Нам стало страшно, и мы были рады.
Без воли я замедлила мой шагИ стала, прислонясь, под веткой сливы,А он ко мне, как брат иль тайный враг:
«Агата, молвил, мы с тобой счастливы!Я – мученик святой, я – Себастьян.Умрем мы в муках, но в Отце мы живы!»
Взглянув, увидела я кровь из ранИ жадно впившиеся в тело стрелы,Но был он светом белым осиян.
И тот же свет, торжественный и белый,Вдруг от меня разлил свои лучи.Вокруг народ столпился, город целый.
Сорвав с меня одежду, палачиМне груди вырвали, глумясь, щипцамиИ занесли над головой мечи.
Мой спутник поддержал меня руками(Я падала от боли и стыда),Спускались с неба два венца над нами.
«Сестра, – спросил меня он, – ты тверда?»И подал мне отрубленные груди.Я как невеста отвечала: «Да!»
И к небу протянула их на блюде,Не зная, где страданье, где любовь...Но тут иные замелькали люди.
Исчезло все – и Себастьян, и кровь,Означилась моя дорога к дому,И, торопясь, пошла я дальше вновь,Отныне обрученная святому!
Июнь 1902
Флоренция
Терцины к спискам книг
И вас я помню, перечни и списки,Вас вижу пред собой за ликом лик.Вы мне, в степи безлюдной, снова близки.
Я ваши таинства давно постиг!При лампе, наклонясь над каталогом,Вникать в названья неизвестных книг;
Следить за именами; слог за слогомВпивать слова чужого языка;Угадывать великое в немногом;
Воссоздавать поэтов и векаПо кратким, повторительным пометам:«Без титула», «в сафьяне» и «редка».
И ныне вы предстали мне скелетомВсего, что было жизнью сто веков,Кивает он с насмешливым приветом,
Мне говорит: «Я не совсем готов,Еще мне нужны кости и суставы,Я жажду книг, чтоб сделать груду слов.
Мечтайте, думайте, ищите славы!Мне все равно, безумец иль пророк,Созданье для ума и для забавы.
Я всем даю определенный срок.Твори и ты, а из твоих мечтанийЯ сохраню навек семь-восемь строк.
Всесильнее моих упоминанийНет ничего. Бессмертие во мне.Венчаю я – мир творчества и знаний».
Так остов говорит мне в тишине,И я, с покорностью целуя землю,При быстро умирающей луне,
Исчезновение! твой зов приемлю.
10 апреля 1901
Картины
Люблю одно
Люблю одно: бродить без целиПо шумным улицам, один;Люблю часы святых безделий,Часы раздумий и картин.
Я с изумленьем, вечно новым,Весной встречаю синеву,И в вечер пьян огнем багровым,И ночью сумраком живу.
Смотрю в лицо идущих мимо,В их тайны властно увлечен,То полон грустью нелюдимой,То богомолен, то влюблен.
Под вольный грохот экипажейМечтать и думать я привык,В теснине стен я весь на страже;Да уловлю господень лик!
12 октября 1900
Раньше утра
Я знаю этот свет, неумолимо четкий,И слишком резкий стук пролетки в тишине,Пред окнами контор железные решетки,Пустынность улицы, не дышащей во сне.
Ночь канула в года, свободно и безумно.Еще горят огни всех вдохновенных сил;Но свежий утренник мне веет в грудь бесшумно,Недвижные дома – как тысячи могил.
Там люди-трупы спят, вдвоем и одиноко,То навзничь, рот открыв, то ниц – на животеНо небо надо мной глубоко и высоко,И даль торжественна в открытой наготе!
Два равных мира есть, две равные стихии:Мир дня и ночи мир, безумства и ума,Но тяжки грани их – часы полуночные,Когда не властен свет и расточилась тьма.
С последним чаяньем, свою мечту ночнуюДуша стремится влить в пустые формы дня,Но тщетно я борюсь, и тщетно я колдую:Ты, день, могучий враг, вновь покоришь меня!
1902
Каменщик
– Каменщик, каменщик в фартуке белом,Что ты там строишь? кому?– Эй, не мешай нам, мы заняты делом,Строим мы, строим тюрьму.
– Каменщик, каменщик с верной лопатой,Кто же в ней будет рыдать?– Верно, не ты и не твой брат, богатый.Незачем вам воровать.
– Каменщик, каменщик, долгие ночиКто ж проведет в ней без сна?– Может быть, сын мой, такой же рабочий.Тем наша доля полна.
– Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,Тех он, кто нес кирпичи!– Эй, берегись! под лесами не балуй...Знаем всё сами, молчи!
16 июля 1901
Мальчик
В бочке обмерзлой вода колыхается,Жалко дрожит деревянный черпак;Мальчик-вожатый из сил выбивается,Бочку на горку не втащит никак.
Зимняя улица шумно взволнована,Сани летят, пешеходы идут,Только обмерзлая бочка прикована:Выем случайный и скользок и крут.
Ангел сверкает блестящим воскрылием,Ангел в лучистом венце над челом,Взял за веревку и легким усилиемБочку вкатил на тяжелый подъем.
Крестится мальчик, глядит неуверенно,Вот покатил свои санки вперед.Город шумит неизменно, размеренно,Сани летят и проходит народ.
Ноябрь 1901
Царица
С конки сошла она шагом богини(Лилия белая, взросшая в тине!).Долго смотрел я на правильность линийМолодого лица.Сумрак холодный лежал без конца,Небеса были звездны и сини.
Она подняла накидку на плечи.Я оскорбить не осмелился встречи.Были не нужны и тягостны речиЗдесь на земле!Контур ее затерялся во мгле.Горели кругом погребальные свечи.
Да! я провидел тебя в багрянице,В золотой диадеме... Надменной царицейТы справляла триумф в покоренной столице.Чу! крики бесчисленных уст!Нет, тротуар озаренный безмолвен и пуст,Лишь фонари убегают вперед вереницей.
5 мая 1901
Прохожей
Она прошла и опьянилаТомящим сумраком духовИ быстрым взором оттенилаВозможность невозможных снов.
Сквозь уличный железный грохотИ пьян от синего огня,Я вдруг заслышал жадный хохот,И змеи оплели меня.
В моих глазах еще синелаНебес вечерних полумгла,Но теплота чужого телаМеня объяла и прожгла.
И в ужасе борьбы упорной,Меж клятв, молений и угроз,Я был опутан влагой чернойЕе распущенных волос.
4 октября 1900
Голос часов
С высокой башни колокольнойПризывный заменяя звон,Часы поют над жизнью дольной,Следя движение времен.
Но днем в бреду многоголосномНе слышен звонкий их напев,Над гулким грохотом колесным,Над криком рынка, смехом дев.
Когда ж устанет день, и ляжетНочная тень во всех углах,И шуму замолчать прикажет,И переменит жизнь в огнях,
Мы все, покорствуя невольно,В пространном царстве вещих снов,С высокой башни колокольнойВнимаем голосу часов.
Густеют и редеют тени.А торжествующая медьЗовет и нас в чреде мгновенийМелькнуть, побыть и умереть.
28 июня 1902
