— Не знаю. Но жду каждый день. Теперь видите… Мои указы ничего не стоят.
Д’Амьен тоже присел на край ложа.
— На первый взгляд, да. Что же вы мне раньше не сказали…
Боялся, что вы не станете иметь со мной дела.
— Возможно, так бы оно и было, — медленно сказал великий провизор. — Возможно. Чистоплюй Гонорий бы отказался. Итальянец постарался бы оградиться от вашего подставного величества. Твари дрожащей… — иоаннит говорил бесстрастно, и.о. короля содрогнулся. — Но оставим «если» до лучших времен. Разберемся, что делать. — Великий провизор встал. — Хватит вам причитать, лучше скажите, где Бодуэн? Настоящий?
Ненастоящий мотнул головой.
— Не говорили мне, где он и жив ли. Правда, в начале этой истории кто-то обмолвился, что он болен проказой.
— Проказой?! — глаза д’Амьена вспыхнули. — Проказа… Это немало. — Он улыбнулся.
Король понял, что угодил. Ему стало легко. Гром не грянул, Иерусалим не провалился под землю.
— Чему вы радуетесь? — осторожно спросил он д’Амьена.
— Тому, что не придется перетряхивать всю Святую землю. Прокаженных держат в лепрозориях, а их немного.
— Я еще вот что хочу спросить: откуда вы взяли, что Бодуэн настоящий жив?
— Если бы он скончался, тамплиеры бы вас прикончили. Но они сносят ваши капризы.
Д’Амьен оправился после шока. Положение, да, усложнилось. Но вот объяснение бездействия тамплиеров, что-то узнавших о заговоре.
Улыбка великого провизора стала зловещей. Увидев ее, лже-Бодуэн осторожно спросил:
— Что ж теперь будет, граф?
— Ничего, — бодро ответил тот, — вернее, по-прежнему. Вы облегчили душу, Ваше величество, но избави вас Боже с кем-нибудь откровенничать. Это смертельно опасно. Вы понимаете? — Бодуэн закивал. — Помимо всего, согласитесь, вам будет проще общаться с патриархом, Раймундом и Конрадом, если они по-прежнему будут в вас видеть монарха. А выступление не отменяется. Готовьтесь произнести перед собранием выборных речь. А я поищу настоящего короля.
— Хотите привезти его сюда? — поинтересовался Бодуэн.
— Я хочу его зарезать, — сухо ответил д’Амьен.
Его ответ устроил заплаканного двойника.
— Да, — граф остановился в дверях. — Я позабыл вам сказать, что не только папа почил, но и умер Великий магистр тамплиеров.
Глава XXV. Повторная встреча
Шевалье де Труа домчался до Агаддина за полтора дня. Не доезжая крепости, он свернул с тропы и проехал сквозь рощи олив и апельсинов, обрамляющих ее стены. Когда солнце опустилось к горизонту, он уже был у харчевни, где его должен был некто встретить. Он с удивлением обнаружил, что нервничает, хотя — с чего бы… Во дворе харчевни двое рубили освежеванную тушу теленка. Пахло жареным мясом.
«Ладно», — сказал себе шевалье и спрыгнул у коновязи на твердую землю. Одет он был в кожаную куртку, серые шоссы… На широком с медными бляхами поясе висел длинный латинский меч в небогатых ножнах. Привязав коня и оглядевшись еще раз, шевалье поднялся по гнилым ступеням на веранду, крытую соломой. В помещении пахло горелым чесноком, потом и гнилью. У очага за длинными столами сидели разные люди — по виду все местные, без разбора, от стражников до голодранцев. Пили пиво с подмешанным соком белены, отчего дурели, а потом, под утро, их должно рвать. Играли в кости…
И что сразу отметил шевалье — здесь не было ни одного сарацина, хотя полагалось им быть, как в других пограничных харчевнях близ подножий Антиливана.
Шевалье сел на свободное место в темном углу. За его спиной хохотали и громко спорили.
Подбежал сын хозяина и осведомился, чего господину угодно.
— Баранины и пива.
Не прошло и нескольких минут, как парень появился снова.
1 — Господин, что сидит в том углу, — очень важный — просил узнать, не соблаговолите ли вы объединиться. Он-де скучает без благородного собеседника.
— Скажи ему, что я не против.
Послышались тяжелые шаги. Шевалье мог бы спорить на что угодно, что это топает немолодой рыцарь в доспехах.
— Приветствую вас, сударь, — пророкотал над головой сочный бас.
Де Труа поперхнулся пивом. Он узнал этот голос.
— Барон де Кренье?
Барон был поражен и только выговорил:
— Ты?
— Садитесь барон, не стоит привлекать внимание.
Барон растерялся, выпучив глаза на старого знакомого.
— Ну, я это, я, сядьте, наконец, и — ближе к делу.
— Так это ты? — обалдело вновь спросил рыцарь.
— Вы надеялись, что я сгнил в сарае среди рабов?
Барон трубно прокашлялся. С трудом поняв, что к чему, он раскрыл на столе свою широкую, отполированную, как красное дерево, рыцарскую ладонь с крепкими мозолями и выговорил:
— Давай, что привез.
Шевалье огляделся и быстро, несуетливо положил в эту ладонь кожаный свиточек, заключенный в футляр.
— А кто ты теперь? — надменно спросил барон. — Я забыл, как тебя звать.
У шевалье дрогнули ноздри и сузились глаза.
— Барон, чем быстрее вы забудете, что я помогал вам, когда вы состояли конюхом Агаддинской капеллы, тем лучше для нас обоих.
Барон де Кренье насупился и разинул рот, чтобы высказаться по этому поводу, но посланец великого капитула не дал ему воли, опередив:
— Что касается имени… Зовут меня шевалье де Труа, и все я воспринимаю как носитель этого благородного имени. Вы поняли?
Де Кренье, вероятно, сообразил, что если братья из Иерусалимского капитула решили, что эта пятнистая рожа имеет право на настоящее дворянское имя, значит, так нужно.
— Уедешь завтра, на рассвете. Подойди к хозяину и попросись на ночлег.
Сказав это, де Кренье встал и, покачиваясь, пошел на второй этаж, где вдоль галереи располагались комнаты постояльцев. Исподволь наблюдая за своим бывшим господином, де Труа определил, какую из них занимает де Кренье. Дальше сделал, как было посоветовано. Попросил дать какой-нибудь угол до утра и запер за собою дверь, через узкое окошко выбрался наружу и залег в кустах у ворот харчевни.
Луна взошла, все было как на ладони. Де Труа не ошибся в расчетах. Вскоре де Кренье перебрался через ограду харчевни в затемненном месте. В тиши было хорошо слышно его сопение. Под ногами хрустели камешки.
Мягко ступая, де Труа заскользил за ним, петляя в тени. Барон устремился вверх, в горы, в сторону от родника. Остановился он возле полузасохшего кедра. От него валил пар.
Из кроны дерева к нему бесшумно рухнул человек. Рыцарь отшатнулся. Шевалье глубже вжался в тень валуна шагах в тридцати от них. Прыгать, как этот человек из кедровой кроны, латиняне не умели, этому не учили и в тамплиерских палестрах. То, что прыгун, был с Востока, с сарацинского Востока, не вызывало сомнений. Но это — не сельджук, не египетский гулям, не курдский мерхас. Сердце шевалье заколотилось. Дохнуло пугающе знакомым.
Свидание в кедровой тени было короткое. Барон отправился тем же путем обратно. А его таинственный собеседник поспешил дальше в горы. Шевалье, не раздумывая, скользнул следом.
Итак, рыцари Храма связаны с ассасинами! Ассасины, храмовники… Что получалось?
Кровь прилила к лицу шевалье. Де Труа стал сокращать дистанцию. Неизвестный что-то почувствовал. Остановился, прислушался. Сделал шаг, опять остановился и оглянулся. Он стоял, улавливая токи ночи. Потом, бормоча что-то себе под нос, пошел дальше. Сделав шагов пять или шесть, снова замер. У шевалье не осталось сомнений. Именно так учили в замке определять, крадется кто-нибудь за тобой или нет. Он выдернул из пояса метательный кинжал. И стоило неизвестному обернуться еще раз, как лезвие, блеснув под луной, вонзилось в его грудь.
Де Труа обыскал труп, нашел то, что рассчитывал найти, и сел на камень, подбрасывая на ладони нож с коротким позолоченным лезвием — непременный атрибут фидаина.
Одно ему стало ясно: надо теперь столкнуть замок Алейк с тамплиерами, и тогда он, Реми де Труа, отец Марк, Анаэль, Исмаил отомстит за себя. Начало есть — он посмотрел на труп ассасина. Можно считать, что орден храмовников нанес грубый удар своему тайному партнеру, нарушая течение скрытных взаимовыгодных дел. Замок должен ударить ответно.
Шевалье встал и, взвесив в руке ассасинский нож, стал спускаться к харчевне.
Интересно, что делает барон? Задание выполнено, ложится спать?
Барон обречен дважды. Во-первых, как человек, знающий, кем был рыцарь де Труа год назад. Во-вторых, как тайный посланец ордена, он будет убит точно так, как делают фидаины, чтобы сомнений не было.
Перебравшись через ограду харчевни, шевалье тихо подошел к коновязи и пересчитал лошадей. Все на месте. Он собирался вернуться в свою комнату, но услышал шаги, которые не мог спутать ни с чьими. Он недооценил своего бывшего хозяина. Для этого обжоры и выпивохи служба все-таки — прежде всего. Сейчас влезет на коня и ускачет. Коня! Шевалье осмотрел лошадей; у одного из породистых жеребцов висела на морде торба с овсом. Решил барон покормить в дорогу своего друга.
