— Оставляю эту шпильку на вашей совести, дорогой маркиз.
— Еще одна, граф. Почему, узнав о смерти Раймунда, вы восславили Господа?
— Я поблагодарил его. Он предпочел убить графа Триполитанского, не дав Раймунду перекинуться к нашим противникам.
Глава XXVII. Посвящение
К воротам капитула шевалье де Труа подъехал в темноте.
У входа тихо спросили пароль; он отозвался столь же приглушенно…
За воротами ему помогли сойти с коня и шепнули на ухо, что он может о нем не беспокоиться.
Здесь ощущалось присутствие многих людей, стоявших во мраке темными группками или бесшумно переходивших с места на место.
Шевалье направился в платановую рощу, и здесь было то же. Слева, где вход в собор, горели перекрещенные факелы.
Ждать пришлось недолго. По толпе, напитавшей рощу, прошел тихий шепот, и темная масса рыцарей двинулась к факелам.
Ночь была жаркая, влажная. Гремели хоры цикад. Ветерок порывами доносил ароматы цветов.
Де Труа, мягко ступая в своих кожаных германских полусапожках, двинулся против хода людей. В темноте он все видел. Вот обломки белых колонн и щель между ними. С неудовольствием де Труа обнаружил, что у него дрожат руки. Но волноваться — глупо. Что и кто ему помешает?
И он шагнул из темноты во мрак.
В каменной прорези было жарче и более влажно. Неудивительно. Далее находились резервуары с водой, издревле запасаемой на случай осады.
Сойдя по трем скользким ступенькам, де Труа повернул направо. Под ногами хрустела зелень, пахло раздавленными растениями. Еще поворот направо… Шагнув налево, окажешься на дне колодца в компании пары скелетов.
Еще две ступеньки — и свод становится вовсе низким, несколько метров пришлось ползти на животе. Дышать становилось труднее. Воздух в каменной глотке застойный. Но надо терпеть. Если верить чертежику прокаженного короля, пройдена большая часть предварительного лабиринта. Ощупаем стену. Вот она, кладка камня, король утверждал, что камни в ней сцеплены лишь для вида. Хитроумные тамплиеры не раз побывали здесь и, обнаружив, что дальше пути уже нет, лишь главная цистерна, выдолбленная в скале, поворачивали назад. Они не замуровывали этот канал, чтобы вода в цистерне не протухала.
Шевалье пришлось попотеть. Прихваченный бронзовый лом в его руках гнулся. Работать пришлось на карачках, упершись спиною в шершавый свод и обдирая руки.
Выломал-таки камень, потом второй. Пахнуло прохладой и влагой, и впереди ощутилась большая вода — огромная, тяжкая. Шевалье вспомнил схватку с Мертвым морем.
Он разделся, оставив на себе сделанную по эфиопскому образцу набедренную повязку с набором необходимых вещей. Нож и яд. В руках его был бронзовый лом. Одежду шевалье обмотал вокруг камня и бросил в воду. Вода проглотила улику. Пора. Де Труа прочистил, насколько возможно, легкие. Король предупреждал, что в цистернах водятся слепые тритоны, выловленные в подземных речках, без них вода давно бы закисла и зацвела. Они не ядовиты и их опасаться не стоит, даже если какой ткнется в грудь, а то и в лицо. Шевалье заранее передернуло.
Глубоко вздохнув, он мягко слез в холодную воду. Она была очень холодная по контрасту с ночной жарою. Теперь — выдержать направление к противоположной стене. Она?.. Нечто мохнатое, скользкое. Водоросли. Теперь вправо, побыстрее. Цистерна залита доверху. Воздух надо экономить. Выплыть обратно во мраке немыслимо.
Перебирая руками по волнующимся и липким подводным травам, шевалье сдвинулся вправо. Вот первое углубление в стене, через два метра должно быть второе. Что-то живое рванулось из-под пальцев! Спасибо королю, что предупредил, а то бы поперхнулся. Воздуха уже не хватало. Вот второе углубление. Де Труа забрался в него, уперся ногами в скользкий нижний край и стал спиною поднимать крышку. Сначала — никакого впечатления. Он должен бы испугаться, но удивился, не веря, что король обманул. Не мог, не мог, не мог! С каждым разом он все сильнее упирался в плиту, что, якобы, закрывала путь к свету, богатству. И чудо произошло. Первым его проявлением была вспышка света, потом порыв свежего воздуха. Де Труа едва не рухнул обратно. Но устоял. Отдышался и отодвинул плиту. В глазах рябило, грудь разрывалась от воздуха. Трудно было что-нибудь рассмотреть и понять. И вдруг шевалье услышал.
— Ну, что же вы остановились?
Голос был знаком, лишь изменен акустикой подземелья. Но почему он здесь?! Шевалье затрясло.
— Идите, идите. Обратной дороги нет, — услышал он.
Шевалье с шумом высвободил ноги из черной воды, выбрался на сухой каменный пол. Пещера. Да, это — пещера, вырубленная в скале. В левом углу сидел на покрытом шкурою камне некто в монашеском одеянии. Вокруг него на каменных выступах горели огни в глиняных светильниках.
— Вы напрасно оглядываетесь, — сказал монах, и шевалье понял, что это — брат Гийом.
— Он меня обманул, — сказал шевалье первое, что пришло ему в голову.
— Нет, — сказал монах, — король Бодуэн сказал правду. Здесь находились сокровища. Некие. И недавно.
— Что значит — некие? — мрачно спросил шевалье.
Брат Гийом показал на кучку одежды.
— Оденьтесь. Нам предстоит побеседовать.
Помедлив секунду, шевалье взял шерстяные шоссы и просторное блио.
— Одевайтесь и бросьте подальше свое оружие, чтобы не сделать глупость прежде, чем я объясню вам, что это бесполезно.
Сбросив набедренную повязку, шевалье облачился в сухое платье.
— Что вы имели в виду, брат Гийом, сказав «некие» о сокровищах.
— По преданию, капитул стоит на развалинах конюшен царя Соломона. Молва связала схороненные здесь ценности с именем этого легендарного правителя. Я изучил эти «сокровища» и убедился, что к большей их части царь Соломон не мог иметь никакого касательства. Кое-что — да. Знатоки могут спорить. Но у любого иудейского менялы или банкира храмовников найдутся монеты разных времен, от статеров Александра Великого и Ахеменидских до мараведисов современной чеканки.
— Хорошо, — шевалье похлопал себя по бокам, обминая новую одежду. — То, что золото было не соломоновым, меня не слишком расстраивает. Но где оно?
— Еще при правлении нашего прокаженного Бодуэна мы его отыскали. Бедняга не знал.
— А для чего его было тогда держать?
Брат Гийом погладил свое колено.
— Вы перескакиваете через ступени лестницы, по которой нам надлежит подняться не торопясь. Но я скажу, чтобы с этим покончить, что каждый лепрозорий у нас в Святой земле это — и сумасшедший дом. Очень многие там повреждаются в уме и объявляют себя гонимыми королями, пророками и ангелами Господними. С нашей легкой руки там объявилось множество Бодуэнов. Слухи о них произвели впечатление только на двойника короля, которого мы усадили на трон. До поры до времени он нас слушался, зная, что где-то жив настоящий Бодуэн и оба в наших руках. — Брат Гийом указал шевалье на каменное сиденье рядом. — Садитесь, мне неудобно задирать голову, разговаривая.
— Я еще не очухался, ваша милость.
— Вам придется услышать такое, что лучше принять это сидя.
Шевалье зловеще улыбнулся и сел. Монах был слишком самонадеян. По сути, он ничего не мог. Пытать и убить? Этого бывший ассасин ничуть не боялся. Пусть говорит…
— Для начала — о золоте, — сказал отец Гийом. — Мы его отыскали пять лет назад. И немного. У нас другие источники силы и власти. — Брат Гийом кашлянул и набросил на плечи плащ. — Зато, благодаря этим слухам, мы обрели много врагов. И сильных. Король Бодуэн Первый очень возвысил нас, но зато с той поры мы обрели смертельных врагов — орден иоаннитов. Нынешней ночью они попробуют с нами разделаться.
Монах замолчал и посмотрел на слушателя.
— Я жду продолжения, — сказал шевалье де Труа.
— Вы считаете, что в катакомбах, вход куда обозначен скрещенными факелами, происходит обряд истинного посвящения в члены ордена тамплиеров?
— Да. Что же еще я должен думать?
— Я расскажу, что там делается. Вы сбежали от этой загадочной процедуры, однако вам, думаю, интересно. Любопытство — не грех.
— Я слушаю, — сказал де Труа.
Монах поправил плащ.
— Для начала вам бы велели стать на колени перед изображением Иоанна Крестителя. Никто так не чтит его, как мы. Затем вы поклялись бы, что схороните на дне своей души жуткие тайны, какие вам будут открыты. Влиятельнейший брат сообщил бы вам, что нарушивший клятву, в лучшем случае, будет сразу казнен, а в худшем — пожизненно заключен в подземелье ордена, в сравнении с чем адские печи и сковородки — милое развлечение.
Отец Гийон был серьезен.
— Далее вас поднимают с колен и вводят в зал заседаний капитула в сопровождении двух братьев. Там вы услышали бы, стоя перед распятием Христовым, что в него верить глупо, а отныне преступно, ибо Христос был лжепророком, лишенным власти, и действовал по наущению мелкой гордыни и бестолкового ума. Кстати, примерно это исмаилитские учителя внушают правоверному мусульманину относительно священной книги Коран.
