— Я помню. Помню, что я обещал.
Майлз облокотился на колени, закрыл лицо руками.
— Я больше всего в этой жизни хочу быть с тобой, но не такой ценой. Я не готов создавать тебе трудности.
— А я готова! — Гермиона вскочила на ноги. Майлз устремил на неё поражённый взгляд. — Вот так просто отказываешься? Ты… так просто…
Она с вызовом смотрела ему в глаза. Прямо, несгибаемо. Ему стало так совестно, за каждое слово, за каждый шаг. Он был готов на что угодно, чтобы быть с ней.
— Ты должна подумать…
— Я подумала, когда приняла твоё приглашение на обед. Тогда, когда ты встретил меня у кабинета. Всё было решено в ту же минуту! Мы встречались в холле министерства, в «Серебряной маске» у всех на виду! Если… дело только во мне… Если ты не боишься этих трудностей…
— Пойми, за себя мне нечего бояться. Я уже отбоялся. Давно.
— Я смогу за себя постоять, поверь. Ты… важен для меня. Может даже важнее, чем…
Она отвернулась к окну. Гермиону била мелкая дрожь. Неужели только что она призналась Майлзу в своих чувствах? Она почувствовала себя слабой, уязвимой и ненавидела себя за это. В оконном отражении видела, как он поднялся подошёл и робко положил ладони на её плечи, сжал осторожно, трепетно, словно боялся повредить тонкую фарфоровую статуэтку.
Гермиона ощутила его дыхание на своей макушке. Это было так приятно, что-то родное и близкое.
— Ты — самое дорогое, что есть в моей жизни, — прошептал он. — И я… никогда не потерял бы тебя из вида. Оберегал бы на расстоянии, чтобы ты была счастлива. Но если ты готова жить с Пожирателем смерти, нести на себе это клеймо…
Гермиона медленно повернулась, запрокинув голову смотрела в его волшебные искренние глаза, а Майлз нежно перебирал её кудри, лежащие на плечах.
— Ты смелая гриффиндорка, — улыбнулся он. — Очень смелая. Я… должен сказать тебе ещё кое-что очень важное. Может быть, это даже важнее, чем клеймо Пожирателя.
Майлз бережно обнял её плечи, прижимая девушку к своей груди, как будто в последний раз. Как она это выдержит? Жизнь с легилиментом — это совершенно другая жизнь. Гермиона вдруг порывисто обняла его в ответ, и Майлз вздрогнул от боли, издав глубокий тяжёлый стон.
Она отскочила, врезаясь спиной в подоконник.
— Что с тобой? — воскликнула она. — Тебе больно? Повернись!
Майлз послушно повернулся, и Гермиона осторожно приподняла его футболку. Жуткий, чёрный кровоподтёк оставленный цепью, заставил её тихо заскулить.
— Как же… Как… он мог? Ты же… его сын, — простонала она. — Что же ты молчал?
— Всё не так плохо, — прошептал он. — Я его почти не чувствую, только когда ты дотронулась.
— Снимай немедленно! — потребовала она. — Садись. Я буду очень осторожна, но если будет больно говори сразу же, хорошо? Ох, какой ужас. За что он так с тобой? Ты хоть защищался? Дурацкий вопрос, видно же, что нет. За что можно так бить своего собственного сына?
— За то, что не отказался от тебя, — тихо ответил Майлз и ощутил мягкое прикосновение к спине. Её липкая скользкая рука бережно погладила кровоподтёк от плеча до самой поясницы. Он почувствовал, как на него наваливается потрясающая, умиротворяющая слабость. Каждое движение, как ласковые волны, омывающие пустынный каменистый берег. Тепло разливается внутри, заставляя веки устало сомкнуться. Ничего прекраснее он не испытывал в своей жизни.
Она видела, как расслабились его широкие плечи, как он ссутулился, дыхание стало тихим, размеренным. Ей казалось, что это какой-то несбыточный сон. Мужчина, которого она так ждала — здесь, в её доме, и она лёгкими, нежными движениями словно привязывает его к своему сердцу, пропитывается им.
Майлз внезапно чувствует, как её движения становятся всё невесомей, снадобье впиталось полностью, он это знает, но она нежно ласкает его рану легко, как будто эти движения сами по себе целебное зелье. Он расправил плечи, поднял голову, боль, как тяжесть проскользнула между лопатками и тут же утихла. Но она это заметила, осторожно положила ладонь именно туда, откуда был выстрел. Майлз блаженно выдохнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ей так хотелось, пройтись ладонями по его плечам, обвить шею, окунуться носом в тёмные растрёпанные пряди. Нет. Так нельзя. Она и так позволила себе быть слишком смелой. Сердце бешено забилось, когда он медленно, осторожно повернулся к ней. Майлз обвил мускулистыми жилистыми руками её тоненькую талию. Мурашки прошли по рукам девушки, и она невольно приблизилась, нежно проскальзывая пальцами по его плечам.
— Ты позволишь мне остаться с тобой? — прошептал он, с нежностью глядя ей в глаза. — Мне больше некуда идти.
Гермиона ласково улыбнулась, с наслаждением погружая пальцы в его чёлку.
— Оставайся, — шепнула она. — Тебе не нужно никуда идти.
— Я должен сказать тебе что-то очень важное, Гермиона, — выдохнул он. — Я давно хочу признаться.
Она вдруг яростно замотала головой.
— Это важно! — шепнул он и медленно поднялся.
Её почти испуганные глаза, как будто кричали: «Не надо!» Это было хуже, чем «Обезъяз». Эти нежные приоткрытые губы горели алым пламенем, щёки зарумянились, она ждала чего-то, ей было страшно. И Майлз не решался всё испортить, только не сейчас. Он почти уверен, Гермиона всё поймёт однажды. Но ему так важно сейчас знать, о чём она думает. Шум прибоя исчез, уступая место её тихому дыханию. «…как мне сказать то, что я знаю? Ты думаешь, я не поняла? Ты ведь слышишь меня? Скажи, ты меня слышишь?»
Его глаза расширились, ресницы дрогнули.
«Что же ты молчишь? Ответь, ты меня слышишь?» Он не верил тому что происходит. Неужели? «Майлз, просто сделай шаг. Ответь мне?» — это был стон. Стон её души. Мольба в глазах.
— Я… слышу тебя… — почти беззвучно прошептал он. — Я слышу.
Восторженная улыбка озарила её лицо. Гермиона всё поняла. Это было ни с чем не сравнимое счастье. «Тогда почему ты… так далеко?»
Мороз прошёл по его спине. «Я хочу быть твоей… только твоей!» Он страстно припал к её губам, и восторженный стон вырвался из её груди. Умопомрачительный, уничтожающий все преграды. Майлз прижал её к себе нежно, безудержно. Её объятия пьянили, движения губ, её хрупкое, дрожащее в нетерпении тело, вздохи дурманили. Он подхватил её за бёдра инстинктивно, словно уже делал это когда-то, и она осторожно обвила его бёдра ногами, крепко обнимая за шею.
— Держись, — выдохнула она прямо в поцелуе. Раздался хлопок, и всё вокруг потемнело. Он столкнулся с чем-то и потерял равновесие, покачнулся и сел на что-то мягкое. Гермиона оказалась у него на коленях. «Это спальня, Майлз. Просто… моя кровать», не отпуская его губы улыбалась она. Его руки скользнули по её обнажённой спине, смело сдёргивая тонкую футболку. Её стройный силуэт в свете луны был прекрасен. Его и без того тяжёлое дыхание стало прерывистым, он почти задыхался от этой жажды, которой никогда прежде не испытывал с такой силой. «Смелее… Я так хочу этого!» И его губы плавно, осторожно касаются её груди. Резкий, шумный выдох, она запрокидывает голову, прогибается ему навстречу.
— Ещё! — нежно стонет она, и её голос лишает рассудка окончательно. Майлз больше не чувствует боли, всё напряжение сосредоточено внизу, там где он не привык его чувствовать. Он резко выдыхает, внезапно переворачивая её на спину, роняя на кровать. Она улыбается, ласково оглаживая ладонями его грудь, живот, расстёгивает пуговицу на джинсах, молнию. Майлз впивается в её грудь внезапно, резко, Гермиона вскрикивает, крик перерастает в стон, мучительно сладкий, он ласкает её голодно, упивается ею. Она стонет громко, безудержно, словно они одни во вселенной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ему страшно, но страх затмевает жажда, она разожгла её так, что погасить невозможно. Он быстро стаскивает с неё шорты вместе с бельём. Видит, как она вдруг вздрагивает, игривая улыбка становится мягче, это ожидание мучает. Ей страшно, он это видит, даже не читая мысли. «Иди ко мне, просто… иди поближе», это похоже на шёпот. Майлз нависает над ней, прикасается ладонью к её щеке, его взгляд нежен, движения неторопливы. Гермиона осторожно обхватывает ногой его бёдра, прижимается своим животом к его. Это тепло дурманит, он не выдерживает напряжения, чуть подаваясь вперёд, и она вздрагивает, приподнимает бёдра ему навстречу. И он скользит, видя, как её ресницы смыкаются, спина прогибается, а пальцы впиваются в покрывало. Этот стон… Нет, он ничего подобного не слышал в своей жизни. Чувствует, как внутри всё пульсирует, напрягается, заставляя сделать резкий рывок. Его окутывает нежность, смешанная с дикой страстью, он впивается в её губы, движется резко, беспощадно, наслаждаясь этими сладкими звуками: её стонами, вздохами. Его собственные стоны вперемешку с хриплым тихим рычанием, как будто ему не принадлежат.
