Рон ухмыльнулся, Гермиона взглянула на него крайне осуждающе.
— А если… у меня есть подозрение, кто это мог сделать? Гипотетически?! Допустим, я предполагаю…
— Скажи немедленно, — потребовал Рон. — Ты посмотри, что этот гад устроил! Тебе теперь из министерства не уйти без объяснений с прессой, они тебя там затопчут! Кто это мерзавец?
Гермиона с трудом сглотнула. Во рту страшно пересохло.
— Что там ему грозило бы? — с интересом спросила она. Гарри набрал в грудь побольше воздуха.
— Ну, учитывая взлом кабинетов, подлоги, древняя магия не считается преступлением, не тёмная ведь, дальше… э-э-эм, провокация заключённого, провокация бунта в Азкабане. Повезло ещё, что Трэверс там не помер от сердечного приступа от неожиданности. Короче говоря, на пару лет в Азкабане потянет.
— Говори, кого ты подозреваешь! — потребовал Рон. — Этот кретин должен понести наказание.
— Я же сказала, гипотетически! — закатила глаза Гермиона, скрещивая руки на груди. — Знаешь, что означает это слово?
— Гермиона, ты меня извини, но должен напомнить, что я давно не студент Хогвартса, — обиженно проворчал Рон. — Я понимаю, что тебе нелегко…
— Прости, Рональд, — виновато вздохнула она. — Ты прав, я не в себе от всего этого.
— Да нет, — улыбнулся Гарри. — Ты отлично держишься. Я даже удивлён, что ты не орёшь, не швыряешься вещами…
— Чего это всё стоит, — ухмыльнулась она. — Хотя, знаете… — и во всей её внешности отразилась какая-то удивительная трогательность и мечтательность. — Мне просто есть за что бороться. Серьёзно. Майлз он… такой необыкновенный. У меня нет ни тени сомнения, что мы поступили правильно. Правильно, что не отказались от этих отношений, хотя знали, что будет нелегко. Малфой об этом талдычил каждый день, провокатор несчастный. Как будто Майлз ему бельмо на глазу.
— Малфой? Зачем это ему? — подозрительно прищурился Рон.
Гермиона чуть не подавилась.
— Да ну его! Ты же знаешь, какое он трепло! — засмеялась Гермиона. — Его слушать, себя не уважать.
Она почувствовала, как загорается лицо, потом уши, грудь начинает полыхать.
— Спасибо, ребята! Будут новости, забегайте, ладно? Пожалуйста!
Гермиона понеслась по коридору, как ужаленная. И зачем она упомянула Малфоя? Хотелось надавать себе пощёчин. Встречая сотрудников министерства, Гермиона несгибаемо смотрела всем в глаза. Люди смущались, косились на неё украдкой. Но она уверена в своей правоте. Она всем покажет — кто такая Гермиона Грейнджер. Она не бросает слов на ветер, не сомневается и не идёт на компромисс. Только бы пережить этот вечер, не сказать ничего лишнего.
Она погрузилась в работу. Но этот бесконечный трепет, от которого то и дело содрогалось её сердце, возвращал Гермиону в прошедшую ночь. Его рукам, его взгляду, его нежности. Каково ему сейчас? Каково быть подозреваемым во всех грехах этого мира? Ему, кто по-настоящему чист душой, кто искренен во всех своих проявлениях! Ему быть главным подозреваемым? За что? За слабость юности, за послушание отцу? Нет! Она не допустит, чтобы их чувства опорочили. Она будет смело сражаться!
Смелость. Чем ближе подходил момент истины, тем меньше её оставалось. К шести часам вечера, Гермиона уже не чувствовала себя от ужаса. Почему она должна отчитываться о своей личной жизни? Ну почему?
Стук в дверь поверг её в шок. Она молча смотрела перед собой и просто ждала. Испуганная секретарша заглянула в кабинет.
— Извините, мисс Грейнджер, к вам мистер Трэверс, — тихо произнесла она.
Жаркая волна охватило всё тело, ударяя в голову. Дыхание перехватило. Она медленно поднялась с кресла.
Майлз вошёл в кабинет. Было видно, как он взволнован, как тяжело дышит. Тёмно-серый строгий костюм, голубой галстук, белоснежная рубашка. Он словно готовился к ответственной встрече. Синева его глаз завораживала. Она ещё не видела его таким. Гермиона молчала, просто потеряла дар речи. Так нуждалась в нём, так надеялась на спасение, невероятное и несбыточное. И вот он здесь, просто стоит перед ней и молчит.
— Как? — наконец выдавила она. — Как ты вошёл?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Его напряжённое лицо немного расслабилось.
— Не думал, что эта штука и правда работает, — ухмыльнулся он, доставая из кармана тёмные очки. — Журналисты смотрели на меня, как на сумасшедшего, но не узнали.
— Майлз, — нежно улыбнулась она.
Гермиона подошла к нему, смотрела в глаза. Его решительность немного пугала и… восхищала. Они в едином порыве шагнули друг к другу, заключая в объятия.
— Зачем ты пришёл, — быстро зашептала она, пряча лицо на его груди. — Ты хоть представляешь, что сейчас будет? Напрасно. Не надо было так рисковать. Они… нас разорвут.
— Потому и пришёл, — хрипло говорил он. — Я не могу допустить, чтобы ты одна оправдывалась за нас. Мы сейчас должны быть вместе, развеять все сомнения, всё расставить по местам. Нельзя допустить, чтобы о тебе писали гнусности, ложь. Ты этого не заслужила.
Она прерывисто вздохнула.
— Твой отец направил запрос на вызов нотариуса. Он хочет… изменить завещание.
Гермиона почувствовала, как его сильные руки, осторожно сжимают её плечи.
— Если бы ты знала, как я этого хочу. Хочу избавиться от этого тяжкого бремени. Чтобы ничто не разделяло нас, никакие условности.
Она крепче прижалась к нему.
— Мой прекрасный рыцарь, если бы ты знал, как я счастлива. Не смотря ни на что. Где ты пропадал так долго?
Майлз бережно целовал её макушку.
— Идём, Гермиона. Покончим со всем этим и продолжим наш путь.
— Хорошо, — весело прошептала она, поднимая голову и задыхаясь от внезапно настигнувшего поцелуя. Её сладкий стон стоит всех богатств мира. Ему больше ничего не нужно.
Через пару минут они вышли из кабинета. Попрощавшись с секретарём, Гермиона взяла Майлза под руку. Они неспеша шли по коридору, словно никакие неприятности и не сваливались им на голову. Встречающиеся люди задерживали на них взгляд, особенно на нём. Майлз знал, о чём думают все эти люди. Это был безмерный интерес. Он пытался найти в звучащих вокруг мыслях хоть каплю осуждения. Но его не было. Так было всегда, женщины, впервые увидев его, внутренне вздыхали и восхищались его красотой, мужчины подозревали, что он попросту альфонс. Так было с его четырнадцатилетия, так что за пятнадцать лет Майлз к этому совершенно привык.
Лёгкая улыбка играла на его устах, потому что слышал её. Гермиона репетировала пламенную речь о том, что каждый человек в этой жизни имеет право на шанс быть счастливым, и даже если он совершил ужасные поступки, но раскаялся, нужно дать ему этот шанс. А уж мистера Трэверса это даже не касается, потому что он образец честности и благородства.
И в лифте, окружённые волшебниками, они были под прицелом. Гермиона вдруг вспомнила, как неловко было ехать с ним рядом впервые, она так откровенно к нему прижалась. Когда Майлз вдруг расплылся в очаровательной улыбке, она осуждающе на него взглянула: «Не подслушивай! — беззвучно потребовала она. — Так нечестно!»
— Прости, — шепнул он. — Это было слишком сложно.
Гермиона взглянула шутливо-укоризненно, невольно крепче прижимаясь к его плечу.
Когда лифт открылся, они не торопились покинуть кабину. Гермиона дрожала, Майлз это чувствовал.
— Мы просто будем честны, — тихо произнёс он. — Правду всегда говорить проще всего.
— Что если они зададут такой вопрос, на который нельзя ответить? — встревоженно говорила она. — Например…
— О легилименции? — немного напрягся Майлз.
— Да. Ведь это очень важно.
— Я отвечу.
Гермиона вздохнула.
— Ну, идём.
Стоило сделать шаг в холл, и вокруг защёлкали камеры, ослепили вспышки. Гермиона крепко стиснула его локоть, но спину держала прямо, чуть приподняла подбородок, как она это делала всегда. Оба были серьёзны и спокойны. Одному Майлзу было известно, что творилось в её и его душе, это смятение, волнение, заставлявшее руки дрожать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мисс Грейнджер! Мистер Трэверс! Один вопрос! Скажите…
