— Отчего же? Я вас прекрасно понимаю и поддерживаю.
— Вот и чудненько! Значит, вы согласны со мной, что употребление любого алкоголя есть зло?
— Ну-у-у, — заминается Григорий, — я бы не утверждал так категорично. Я за употребление, но в разумных пределах.
— Я смотрю, наш спор все равно ни к чему не приведет. Каждый остался при своем мнении. Пойду гляну своих больных и отправлюсь к себе в комнату, если не возражаете.
— С чего же я возражать стану? Сегодня воскресенье — законный выходной. Вы уже отдежурили, смену сдали.
— Добро! Если понадоблюсь, то звоните, не стесняйтесь! Номер мой вам известен.
Глава 17
Только я прилег после сытного обеда, как в кармане звонит телефон и незнакомый мужской голос интересуется:
— Добрый день. Дмитрий Андреевич Правдин?
— Он самый, а вы, простите, кто будете?
— Рудольф Сигизмундович Бобович, заместитель главного врача по хозяйственной части, — гордо представляются на том конце. — Михаил Михайлович попросил меня показать вам квартиру.
— Что за квартиру? — не понимаю я.
— Как какую? Ту, в которой вы станете жить. Больница предоставляет вам жилье как врачу-хирургу, если вы соберетесь сюда на постоянное место жительство. Вы разве не в курсе?
— В курсе! — с жаром отвечаю я в трубку, а сам думаю: «Любопытно. Так плотно занялись моей персоной, что уже и жилье подыскали. Надо съездить, взглянуть».
— Так что, вы готовы поехать прямо сейчас? Я на машине, мигом окажусь у больницы.
Рудольф Сигизмундович — крепкий сорокалетний парень с кудрявой, как у Есенина, головой, пивным животиком и трогательным румянцем на пухлых щечках. Его «уазик» лихо тормозит возле меня, обдав клубами серой пыли.
— Карета подана! — почти кричит здоровяк и предупредительно открывает передо мной дверь автомобиля.
— Вы очень любезны, — отвечаю я, усаживаясь на место рядом с водителем. — Далеко ехать?
— Не очень. По спидометру можно засечь, сколько километров.
Ловко вырулив на проезжую часть, Рудольф Сигизмундович прибавляет скорость, и мы быстро мчимся куда-то на юго-запад, в ту часть Карельского района, где мне еще не доводилось бывать. Ехать и в самом деле не очень долго: минут пятнадцать. Всю дорогу водитель, не переставая, весело балагурит, сыплет все больше скабрезными шуточками-прибауточками, пару анекдотов про начальство рассказал и на меня все косится: как отреагирую? Похоже, проверяет. Я еду молча, лишь изредка улыбаюсь из вежливости.
Меня больше занимает вопрос: а куда мы едем? Карельск остается позади через пять минут после старта, и за окном мелькают нестройные ряды деревьев, неогороженные, нераспаханные и незасеянные поля. Еще через пять минут показывается непонятный населенный пункт с покосившимися деревянными домами, рассыпанными как попало по опушке леса. Заборов вокруг них нет.
— Вот, приехали! — торжественно объявляет водитель, когда мы останавливаемся у самого крепкого на вид строения почти в самом центре этого диковинного поселка. — Вот ваш будущий дом.
— Хм! — это все, что я могу произнести, взглянув на свои предполагаемые хоромы.
Длинное здание, смахивающее на дощатый барак времен, наверное, Николая Второго, возвышается на небольшом пригорке. Вокруг него густыми кустами желтеет картофельная ботва. Верх дома сияет новенькой жестяной крышей, маленькие окна над самой землей радуют глаз недавно вставленными запыленными стеклами, свежеструганое крыльцо приятно поскрипывает под ногами.
— Дмитрий Андреевич, проходите сюда! — Завхоз в некоем полупоклоне приглашает меня проследовать вовнутрь, отворяя входную дверь.
— Бог ты мой! — невольно вырывается у меня, когда я спотыкаюсь о груду пустых бутылок, выставленных в длинном коридоре, рассчитанном на две квартиры. Повсюду громоздятся какие-то фанерные ящики, картонные коробки. В дальнем углу стоит огромная деревянная бочка с проржавевшими кольцами — то ли из-под соленых огурцов, то ли из-под квашеной капусты. Пахнет грязными носками, перегаром и чем-то кислым.
На шум падающей стеклотары из левой боковой двери выходит небритый, ханыжного вида мужичок в грязной майке-алкоголичке, черных трениках с пузырями на коленках и погасшим окурком, присохшем в углу беззубого рта.
— Што надо? Хто такие? Шо, тару пришли тырить? — заметно шепелявя, спрашивает он.
— Очень нужны нам твои бутылки! — раздражается Рудольф. — Что ты их выставил на самом пороге?
— Шлушай, а твое какое дело? Хто вы такие?
— Это твой новый сосед, — завхоз многозначительно показывает на меня. — Мы пришли казенную квартиру посмотреть! Не возражаешь?
— Так шмотрите. Мне-то што? — сразу теряет к нам интерес забулдыга. — У меня швое жилье имеетшя. Мы в чужие квартиры не ходим!
— Это хорошо, что не ходишь! — удовлетворенно отвечает завхоз.
— А это что такое? — я указываю на кипу белых бумажек, заткнутых за дверную ручку.
— Квитанции об оплате! — отзывается сосед. — Как Трофимыч помер, царштво ему небешное, так никто квартплату и не вношил. Вот только квитанции и приношят! Ишправно, каждый мешяц!
— А когда он помер? — настораживаюсь я.
— Так когда? — Сосед глубокомысленно трет затылок. — Почитай, энтой жимой, в январе. Шейчаш авгушт? Ну, точно! Он на штарый Новый год перебрал беленькой да и жамерж вот ждешя!
— Где вот «ждешя»? — передразнивает его мой сопровождающий.
— Там, — сосед машет рукой в сторону картофельных грядок, — на шамом огороде. Пяти метров не дотянул до дома! Хороший был человек! Душевный! Вшегда выручал, ешли что! У ваш, кштати, полтинничка не будет? А шошед? Я отдам, не шумлевайшя!
— Так что, — я протягиваю пьянице просимые пятьдесят рублей, — получается, все эти восемь месяцев никто не вносил квартплату?
— Выходит, что так, — довольно кивает тот, рассматривая на свет подаренную купюру. Я строго смотрю на завхоза:
— Как это понимать, Рудольф Сигизмундович?
— Понятия не имею, — тушуется мой провожатый. — Честное слово, ничего про оплату не знаю! Мне только велено вам показать квартиру. Наверное, Михал Михалыч все утрясет. Давайте вовнутрь пройдем?
— Давайте пройдем, раз приехали!
Завхоз достает связку ключей и начинает ковырять в замочной скважине, сменяя ключи по очереди. Промучившись минут десять, он говорит:
— Извините, кина не будет! Похоже, не те ключи прихватил.
— Что же вы так?
— Бывает! А можно и в окно посмотреть! Я весной тут был, как раз рабочие заканчивали ремонт.
— Евро?
— Что евро?
— Евроремонт сделали?
— Нет, какой там евро! Обычный: поклеили обои, покрасили пол, рамы, вставили новые стекла взамен старых. Да Дмитрий Андреевич, вы не сомневайтесь: ремонт хороший сделан!
— Точно, — подтверждает сосед. — А еще тридцаточку не добавите?
— Не добавлю! — с раздражением отвечаю я.
— Ну, пару червонцев? Что вам, жалко? — не унимается пройдоха.
— А может тебе еще и ключ дать от квартиры, где деньги лежат? — смотрю я в его пропитую физиономию.
— Какой ключ? От какой квартиры? — разевает рот враг Ильфа и Петрова.
— Никакой! Рудольф Сигизмундович, поехали отсюда!
— Так что, в окна смотреть не будете? — не теряя надежду заинтересовать меня, спрашивает Рудольф, когда мы выходим на улицу.
— Давай глянем!
Мы подходим к ни разу не мытым окнам и смотрим внутрь. Признаться, я так ничего толком и не рассмотрел: сквозь толстый слой пыли смутно виднелись межкомнатные двери, желтоватые обои и раковина с одним краном возле крайнего окна.
— Кухня? — показываю я на раковину.
— Ага! — радостно соглашается Бобович. — Там и горячая вода есть, и холодная. Правда, горячая только зимой.
— Подумать только! И горячая вода есть!
— Так как вам квартира? — спрашивает завхоз, как только мы выруливаем на дорогу.
— Обычная, — равнодушно говорю я. — Стоп! Мы так и не посмотрели, сколько километров от больницы до дома.
— Обижаете. Шесть с половиной километров, я по спидометру все точно засек!
— А как тут автобусы ходят? Регулярно?
— Признаться, не знаю. Я же все время на своих колесах! — Он радостно похлопывает баранку автомобиля. — А на что вам автобус?
— Как на что — а на работу добираться? Мы что туда едем, что обратно, а ни одного автобуса я так и не заметил!
— Так на машине будете ездить!
— За мной что, станут машину посылать?
— Зачем посылать? Купите себе свою машину…
— А вы бы оставили возле этих домов свой «уазик» на ночь? Думаю, вряд ли. К утру бы вообще ничего не осталось от автомобиля…
— Выходит, не понравилась вам квартира?
— А ты бы сам стал бы там жить? — теряя терпение, перехожу я «на ты».
— Не знаю, — честно признается завхоз, выезжая на финишную прямую. — Если бы один жил да был помоложе, может быть, и согласился бы. Дмитрий Андреевич, вы просто внутри не были, поэтому у вас и сложилось такое нехорошее впечатление…
