сейчас.
Я вспомнил инструкции Холмса.
– Мне надо быть в другом месте.
– Хорошо, я поеду один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Можете на меня положиться, я буду у него через полчаса, не позднее.
Когда я снова входил в спальню Холмса, сердце у меня тревожно сжималось. За время моего отсутствия могло случиться самое страшное. К моему несказанному облегчению, Холмсу стало намного лучше. Выглядел он все так же неважно, однако больше не бредил. Говорил, правда, слабым голосом, но даже яснее и отчетливее, чем обычно.
– Ну что, Ватсон, увиделись с ним?
– Да, он едет.
– Замечательно, Ватсон! Замечательно! Вы лучший из посланцев.
– Он хотел поехать со мной.
– А вот это было бы ни к чему, Ватсон. Просто неприемлемо. Он спрашивал, что со мной?
– Я ему рассказал про китайцев в Ист-Энде.
– Именно! Что ж, Ватсон, вы сделали все, чего ожидаешь от доброго друга. Теперь вы можете удалиться со сцены.
– Я должен остаться и выслушать его мнение, Холмс.
– Конечно должны. Но у меня есть повод подозревать, что наедине со мной Калвертон-Смит выскажет более откровенные и ценные мысли. Вот там, Ватсон, за изголовьем кровати, есть немного места.
– Ну знаете, дорогой Холмс!
– Боюсь, Ватсон, выбирать не приходится. В этой комнате не очень-то спрячешься – тем меньше будет подозрений. Думаю, Ватсон, для наших целей это укрытие вполне подходит. – Внезапно изможденное лицо Холмса застыло в напряженном внимании, он приподнялся на постели. – Стук колес. Если я вам дорог, Ватсон, шевелитесь! И, что бы ни случилось, сидите тихо. Что бы ни случилось – понятно? Не двигайтесь, не открывайте рта, а только слушайте внимательно каждое слово.
Миг – и силы оставили Холмса; его четкая, осмысленная речь перешла в неразборчивое полубезумное бормотанье.
Сидя в тайнике, куда был так поспешно упрятан, я слышал, как затопали по лестнице шаги, как распахнулась и захлопнулась дверь спальни. К моему удивлению, последовала длительная тишина, прерывавшаяся только затрудненным дыханием больного. Я мог только догадываться, что гость стоит у постели и рассматривает страдальца. Но вот странная пауза закончилась.
– Холмс! – воскликнул гость. – Холмс! – повторил он настойчиво, словно будя спящего. – Слышите меня, Холмс?
Послышался шорох: наверно, он грубо потряс больного за плечо.
– Это вы, Смит? – прошептал Холмс. – Не смел и надеяться, что вы придете.
Гость рассмеялся:
– Еще бы. И все же, как видите, я здесь. Горящие угли на вашу голову, Холмс, – горящие угли!
– Это так благородно… так великодушно с вашей стороны. Я так высоко ставлю ваши знания.
Гость усмехнулся:
– Ну да, ну да. К счастью, вы единственный в Лондоне человек, кто их высоко ставит. Вы знаете, что с вами?
– То же самое, – ответил Холмс.
– А! Вы узнаете симптомы?
– Слишком хорошо.
– Что ж, меня бы не удивило, Холмс. Меня бы не удивило, если бы они оказались теми же самыми. В таком случае вас не ждет ничего хорошего. Бедный Виктор умер на четвертый день… совсем молодой парень, крепкий и сильный. И не зря вас это насторожило: надо же, в самом сердце Лондона подхватить очень редкую азиатскую болезнь, ту самую, изучению которой я посвятил немало усилий. Странное совпадение, Холмс. Очень умно с вашей стороны, что вы это заметили, но очень нелюбезно – что усмотрели в этом причину и следствие.
– Я знал, что это ваших рук дело.
– Ах вот как, знали? Но доказать-то не смогли. И как вы такое себе позволяете: сперва распространяли обо мне подобные слухи, а в минуту беды обратились за помощью? Что за игра такая, а?
Я услышал тяжелое, прерывистое дыхание больного.
– Дайте мне воды! – прохрипел он.
– Ваше время истекает, друг мой, но я не хочу, чтобы вы умерли прежде, чем выслушаете меня. Только поэтому я дам вам воды. Эй, не пролейте! Вот так. Вы понимаете, что я говорю?
Холмс простонал.
– Помогите мне. Забудем о прошлом, – прошептал он. – Те слова… клянусь, я не стану их повторять. Я все забуду, только вылечите меня.
– Что забудете?
– Ну, смерть Виктора Сэвиджа. Вы только что, по сути, признались, что это ваших рук дело. Я забуду об этом.
– Можете забыть, можете помнить – как вам угодно. Не думаю, что увижу вас на свидетельской скамье. Уверяю, мой славный Холмс, вас ожидает совсем иное пристанище. Знаете вы, не знаете, как умер мой племянник, – что мне до того? Мы сейчас говорим не о нем. Мы говорим о вас.
– Да-да.
– Ваш приятель, который за мной приходил… запамятовал, как его зовут… Он сказал, вы подхватили заразу в Ист-Энде, от моряков.
– Больше нигде не мог.
– А вы ведь так кичитесь своим умом, не правда ли, Холмс? Никого умнее и на свете нет, а? Так нет же – нашелся на сей раз. А теперь, Холмс, пораскиньте мозгами. Как вы могли заразиться? Не приходит в голову другого варианта?
– Нет. Ничего не соображаю. Помогите мне, ради бога!
– Хорошо, помогу. Я помогу вам понять, что с вами и как так получилось. Хочу, чтобы вы перед смертью об этом узнали.
– Дайте мне что-нибудь, чтобы облегчить муки.
– Муки, говорите? Да, кули орали как резаные ближе к концу. Начались спазмы, как я понимаю.
– Да-да, спазмы.
– Ну ладно, так или иначе, слышать они не мешают. Слушайте! Постарайтесь припомнить: не случалось ли с вами чего-то необычного как раз перед тем, как болезнь дала о себе знать?
– Нет-нет, ничего.
– Подумайте еще.
– Не могу думать, мне слишком плохо.
– Ну ладно, я вам подскажу. Не приходило ли вам что-нибудь по почте?
– По почте?
– Шкатулка, например?
– Боже, я теряю сознание… мне конец!
– Слушайте, Холмс! – Судя по звукам, Калвертон-Смит тряс умирающего за плечи, а мне приходилось сидеть смирно в своем тайнике. – Вы должны меня выслушать. Должны. Помните шкатулку… шкатулку из слоновой кости? Ее доставили в пятницу. Вы ее открыли… помните?
– Да-да, открыл. Внутри была острая пружина. Чья-то шутка…
– Совсем не шутка, и вы в этом убедитесь на собственной шкуре. Дурень, вы сами этого добивались. Кто просил вас перебегать мне дорогу? Держались бы в стороне, я бы вас пальцем не тронул.
– Помню, – выдохнул Холмс. – Пружина! Поранился до крови. Вот она, эта шкатулка, – на столе.
– Ну да, черт возьми, она самая! Знаете что, переложу-ка я ее к себе в карман! Ваша единственная улика – и я ее забираю. Но теперь, Холмс, вы услышали правду и умрете с сознанием, что это я вас убил. Вы слишком многое вызнали о судьбе Виктора Сэвиджа, и потому я позаботился, чтобы вы ее разделили. Конец ваш близок,
