Чувствую, он может быть полезен.
Диптрен потянулся к бутерброду. Взял, прилег на клетчатый плед. Громадный, исчерченный бороздами куб был выставлен в качестве экспоната в музее истории
компании. Ох, много было с ним неприятностей. Сколько энергии зря перевели, оборудования испортили немерено – и все бестолку. Каждый год находились (да и
сейчас находятся) амбициозные практиканты, желающие разгадать свойства
агрегата. Некоторых пришлось реанимировать от полученных травм, стрессов, эмоционального перенапряжения. Диптрен относился к этой штуке с иронией и
даже не приближался к Рукибу. Сейчас же, слова Натиллы вселили в него надежду.
Он уже научился «ловить» необычные ощущения и понимал, что сейчас
вдохновение идет от надматериального мира. Так учила белокожая красавица, заставляя прислушиваться к внутреннему «Я», постигать душой явления, чувствовать мир без включения разума и мысли. «Где кончается наука и начинается
магия?»
Юноша, дожевал очередного кальмара, отхлебнул из бутылки:
– Нати, отправь Хеминсу запрос о переводе эпифакта на остров. Попробуем
активировать.
Диптрен придвинулся и посмотрел девушке прямо в глаза:
– Только, пожалуйста, не давай ему гарантий и обещаний. Я потрачу на эту
глыбу неделю – максимум, две. Если ничего не добьюсь, отправлю булыжник
обратно.
Гринвин отреагировал на заявление о переводе артефакта спокойно.
Положение заместителя Хеминса давало ему право на подобные операции. Он
привычно протер очки, кинул их на переносицу, взглянул на экран исподлобья:
– Значит, хотите с этим кубиком поиграться? Ну, давайте, отправим.
Лицо Диптрена в кристалле подернулось – сказывается энергетическое поле
острова, юноша слегка кивнул:
– Благодарю, профе.
Гринвин уже давно оставил научные работы, сконцентрировавшись на
управлении компанией, но знакомые никак не могли привыкнуть к титулу второго
герра. Для них он так и остался профессором.
Юноша выдержал паузу:
– И еще одна просьба. Вышлите мне архив всех работ с Рукибом. Удачных и
провальных. Настоящих.
– Друг мой любезный – вы же понимаете, что эти данные засекречены, к ним
нет свободного доступа.
Мужчина провел пальцем по ободку стакана.
– Хотя… Знаете, я удовлетворю этот запрос. Дабы вы не повторяли ошибок
прошлого, а могли наделать своих. Может, эта информация окажется полезна. Но
учтите, – Гринвин поправил усы, губы беззвучно что-то произнесли, – у архива
будет защита, которая будет открывать доступ только вашей сетчатке. И только на
территории вашего «родового поместья».
Диптрен улыбнулся:
– Да, профе. Как обычно. И не забудьте стандартный двухнедельный срок
действия кода.
– Думаю, Вам надоест раньше.
Глава 19. Пармен
Полет мыслей от пятого дня, семи энамбелов, двести семьдесят первого
вита…
За последнее время я увидел и узнал очень многое. Видел, как простые
крестьяне, захваченные зовом сердца, разгромили обученную армию. Видел, как
человек ничего не значащий, предатель своего народа, стал героем для святичей.
Тулай позволил чудовищным клыкам разорвать свое тело, сделав демона-ящера
врагом бога джунгаров. Делал ли он это из ненависти к монстру или от любви к
принявшим его? За мною шли люди, веря и ожидая спасения от тирании
одержимого сцера, но я при этом не знал, куда и зачем направляюсь. Я просто
шел, не находя покоя душе, не зная, для чего жить.
Я прошел ложь и предательство человека, ставшего мне наставником и
другом. До сих пор не понимаю причин, по которым Марх оставил меня.
Возможно, он не стал исполнять наказы Фитрича из желания остаться
независимым? Может, решил начать все заново, сам пройдя через предательство
Глинтлейских начальств, вспомнив отвержение любимой и подлость друга?
Особенно меня поразила встреча с пустынным отшельником. Странные
слова, безумное видение. Но я понял.
Понял себя. Хватит нести груз прошлого – переживания, связывающие и
ранящие, не дающие действовать и говорить то, чего желает мое сердце. Авенир, перестань думать, начни действовать! Хватит смотреть в будущее и пытаться
предсказать каждый шаг. Это съедает изнутри, делает тебя немощным
стариком и лишает сил. Мне пора признать, что я тот, кто я есть сейчас –
странник, ищущий Веллоэнс – царство, в глубине которого сокрыт смысл моей
жизни, предназначение. Со мной мои друзья – Корво, который весел и груб, как
обычный крестьянин, но при этом ничего не говорит о себе и муравит, мой
верный… да, так уж складывается судьба – мой конь. Я чувствую, что он больше, чем животное, но не могу объяснить, чем отличается от других существ.
Видимо, не пришло время.
В моей суме старая книга, а на лбу – синий камень. Из-за них начались мои
приключения. Я охвачен учением Высшего, и лазурит все ярче горит во время
молитв. Я – странник, жаждущий прийти в Веллоэнс! Как странно думать, что
безвестный и молодой юноша может стать пророком Высшего! Вселяют
надежду слова безлицего о том, что в Царстве я найду любовь. Хочу верить, что
встречу в Веллоэнсе Фатиру…
Авенир Мес’о Дитроу.
***
Каменную пустыню объяло вечернее покрывало, солнце скрылось за
виднокраем, вечный нескончаемый ветер лихо закручивал песчаные карликовые
вихорьки. С чернеющего небосвода упала капля. Потом еще и еще. Спустя минуту
дождь прибил пыль, воздух похолодел, дышать стало легче. По земле потекли
ручейки, в образовавшихся лужах вскипели бурунчики, толкаясь и лопаясь.
Путники приближались к одинокой харчевне – пристанищу скитальцев.
Массивные столбы по углам широкого здания, стены из толстых длинных прутьев, завязанных в хитрый узор – сделаны добротно, никакой ветер не страшен. Сверху
грузно нависла крыша, опорные балки выпирают из плетеного настила, из прорех
опасливо выглядывает пустырник. Недалеко от входа, в грязной луже сидел
моложавый бродяга-цыган. Руки в ссадинах, пепельные от грязи волосы скатались
в уродливые сосульки, бледно-серая кожа покрыта гусаками, на плече разросся
черный синяк, грудь и живот в царапинах. Штаны – наверное, единственное, что
осталось у парня, – изодраны от лодыжки до колен, справа разорвано до пояса, там
жалкие лохмотья завязаны узлом.
Корво спешился рядом с нищим. Авенир сидел на муравите поодаль, что-то
бормотал под нос.
– Чего это ты такой нарядный?
Бедняга поднял глаза. Рыжеволосый смотрел по-доброму, без ехидства.
Цыганенок всхлипнул, утер кулаком расквашенный нос:
– Проиграл. Все проиграл. В кости… Думал, отобьюсь в ничью. Не смог. А я
говорю им – займите еще, а они – беги отсюда… а я…
Худые руки обхватили колени, голова безнадежно упала на грудь.
– А конюшня в этом притоне есть?
Юноша взглянул на стоящего перед ним мужчину. Почему странник
разговаривает с грязным побитым нищим? Путники, которых он видал, даже не
остановились бы – прошли, не заметив. Это был шанс. Бродяга поспешно встал, срывающимся голосом затараторил:
– Да, имеется. Я могу проводить, показать…
– Отведи туда наших… хм, коней. Отдай конюху медяк, пусть моему сыпанет
отборного овса, а муравиту вареной капусты и мясного бульона, можно помоев. Да
смотри, попробуешь увести, сожрет. Зверь голодный… и все понимает. Потом
заходи в харчевню – накормим… может быть.
Парень подскочил, схватил ахалкетинца за узду. Немного помедлил, боязливо
подошел к муравиту. Существо не подало виду, что заметило пришельца. Юноша
потянул за узду. Сначала тихо, потом с усилием. Набравшись смелости, дернул со
всех сил и, поскользнувшись, плюхнулся в лужу, подняв фонтан грязи.
Авенир улыбнулся:
– Унтц-Гаки, можно.
Муравит тряхнул антеннками и лениво поплелся за отряхивающимся
бродяжкой. Корво взглянул на друга.
–Что ты сказал?
– Унтц-Гаки. Это его имя.
За входной дверью широкие ступени вели вглубь на два, а то и три
человеческих роста. Изнутри веяло жаром, манили запахи щей и мяса. Взору
открылся округлый зал, в конце была огорожена кухня с рубленым ходом. Ход,
скорее всего, вел в кладовую, наверняка за дверью еще несколько отводов. Тут и
там стояли дощатые столы и стулья. Здесь, в каменистой пустыне, дерево, особенно
широкое, очень ценилось – харчевня считалась достойным заведением в этих
