обсуждали потасовку и сбежавших бандитов. Авенир смочил рукав захваченной
рубахи в чаше с водой, протер лицо. Рана оказалась неглубокой, – нож скользнул по
обручу, – затянется за ночь. У Корво после схватки появилось несколько порезов, от
предложения волхва полечиться отмахнулся – мол, кошки царапаются сильнее.
– Пармен, примерь обновки. Да не стесняйся, ты и так почти голый.
Пока бродяжка смущенно переодевался, рыжебородый наклонился к волхву:
– Не боишься, что эти прихвостни вернутся ночью?
Волхв отхлебнул из пиалы травяного отвара, мотнул головой:
– Я им перцу нашептал. Ну, туда где у твоего ахалкетинца хвост. Бежать до
самого Глинтлея будут. Еще и руки им обжег. Чтобы с месяц кулаки сжать не могли.
Авось, посмирнее станут.
Корво ухмыльнулся, загреб за пазуху вяленой конины:
– Наживешь себе врагов со своими благородными замашками. Люди уроков не
понимают. Когда враг мертв, то не сможет отомстить.
– Знаю, ученый. Только книга убивать разрешает только в крайних случаях.
Рыжебородый кивнул:
– Что-то в этой твоей книге есть такое… Особенное. Из-за нее нас когда-нибудь
утоптают. Ладно, чего зря глотки рвать, надо бы сил набраться. О, Пармен, прям на
тебя сшито!
Бродяжка смотрелся хорошо. Сапоги из бычьей кожи по щиколотку, темно-
коричневые суконные штаны на талии затянуты толстым ремнем с двумя рядами
дыр и монетками, только рубаха на месте живота топорщится. Застегнутое горло
заставило держать шею прямо, сзади опустился плотный кожаный плащ. Ноша
давила, заставляя юношу выпрямляться, придавала статность и горделивый вид.
Новоиспеченный щеголь сел за стол, зардевшись от счастья:
– Не привык я к такой одежке. Жарко, неудобно.
Корво протянул кусок телячьей печенки:
– Жар не холод, костей не ломит. Настоящему мужчине потеть не стыдно –
пусть знатные господа моются, а у нас всегда найдется друг, чтоб спину чесануть.
Ты горло расстегни, удобней станет.
Авенир накинул капюшон, подал знак. Мужчины придвинулись поближе.
Волхв жарко зашептал:
– Не оборачивайтесь. За нами наблюдают. Стол справа. В черной накидке. И
еще, цыган.
Чародей достал сверток, положил на стол. Немного распрямился, повысив
голос, обратился к Пармену:
– Раз ты с нами, получи, что надлежит.
Бродяжка развернул сверток. В сукне поблескивали два расписных кинжала.
Узкое вороненое лезвие – таким колоть надо, да еще метать можно – для рубящих
движений недостаточно тяжел, но прекрасно сбалансирован. Юноша расплылся в
широкой улыбке, глаза поблескивают, как у дикого кота:
– Когда?
– Тогда. Остальное растащили, успел только эти подобрать. Чтоб в зубах
ковыряться. Потом, даст Высший, взрослое оружие доверю.
Повернулся к Корво:
– Узрел? Кто она?
– Жрица богини Мокошь. Сурьезно. Для такой мы, как мыши супротив тигра.
Кх-м, тигрицы. Разве только магия твоя и обаяние ее успокоит.
Авенир перевел взгляд. На расстоянии двадцати шагов, за столом сидела
молодая красивая женщина. Короткие кудрявые волосы напомажены воском и
завиты вверх. Высокий лоб обхватил обруч с изумрудом. Бледное лицо с ярко-
красными губами, аккуратненьким носом и остреньким подбородком. Зеленые
глаза без тени смущения рассматривали троицу, пронзая взглядом то одного, то
другого. За плечи закинут дымчатый плащ, тело обвито черными ремнями, соединявшимися между собой бронзовыми колечками. Жрица стройна и красива, но любой покусившийся на кажущуюся хрупкой женщину, очень скоро пожалеет о
своём заблуждении.
Адептки богини Мокошь обладали огромной силой. Жрицы взглядом убивали
мелких грызунов, ударом руки глушили разъяренного быка. Если же в руки
попадал кнут, на расстоянии трех шагов смерть косила всех. Кроме того, женщины
обладали редким видом магии, заклинания которой другие волшебники боялись
применять. Говаривали, что поклонники темной богини отдавали душу, взамен
получая безумную страсть, становясь безудержными в ярости, уничтожающей все
живое вокруг. Те, кто знал о силе жриц, обходили их стороной. Те же, кто по
неведению или случаю сталкивался с ними, погибал в бою, либо сгнивал от
рабского труда в катакомбах.
Адептка подошла к сидящим за столом мужчинам. Высокий мягкий голос
приятно щекотал слух:
– Что такие отважные воины ищут в этой жалкой корчме?
Волхв, стараясь не поднимать капюшона, пригласил незнакомку к столу:
– Присядь, достопочтимая жрица. Мы путешествуем, ища обетованное
Царство. Я – Авенир, это Корво и наш новый спутник Пармен. Зашли поесть и
отдохнуть. Как же ты оказалась здесь, так далеко от своих земель?
Женщина загадочно улыбнулась:
– Мелисса. Исполняю волю повелительницы, разгласить которую не имею
права. Вы неплохо отделали моих рабов… Возможных рабов. Я весь вечер их
опутывала.
Корво повернулся к жрице. Авенир отметил, что бородач еле сдерживал страх, пытаясь держаться непринужденно:
– Мы защищались. Они хотели схватить друга. Видимо ты их хорошо
охмурила, что они решили показать удаль молодецкую.
– Я не против потасовки и не виню вас. Но мне нужно кое-что взамен, так
сказать, восполнение затрат. От тебя.
Мелисса завораживающе посмотрела на Авенира. В тело чародея впились
невидимые сладкие иглы – они заставляли сердце неистово колотиться, сознание
помрачилось, а в голове проносились манящие образы. Вторая голова не замедлила
и жар охватил тело. На лбу проступил пот, в висках застучало. Акудник, проклиная
свое нежелание поддаться соблазна, буркнул в рукав слово защиты. Сразу
задышалось легче, похоть отступила. Приподнял голову, вперил взгляд в жрицу.
– Польщен твоим вниманием. Обмен магическими силами приятен.
Плотскими – вдвойне, но – увы… Я заключил завет с девушкой из твоего рода. И не
буду его нарушать, дабы не прогневить Высшего.
Воительница ухмыльнулась:
– Ты служишь Высшему? Этому старому хрычу, безразличному к своим
творениям и замкнувшемуся в своей божественной келье?
– Он мудрее всех созданных им существ, коих по заблуждению люди назвали
богами. Я – его служитель и не преступлю. Даже перед такой прелестью.
В воздухе расплылось напряжение – того гляди заискрит. Они смотрели друг
на друга, лица застыли будто маски. «Никак, мысленно языки чешут» – Корво с
Парменом уставились на молчащих магов.
Авенир мягко произнес:
– Ты желанна, Мелисса. Любой свободный мужчина будет твоим от одного
взгляда. Но у меня есть суженая. Та, к которой обращены все устремления. Есть ли
в твоей душе такой человек? Или Мокошь считает любовь ненужной, заменяя ее
пылающей смертоносной страстью?
Жрица молчала. Чуть дрогнула скула. С ресницы на покрасневшую щеку
упала слеза, скользнула, проторила влажный след и повисла на подбородке.
Женщина смахнула слезу, повернулась, и потребовала у перепуганного
трактирщика эля. Корво с облегчением вздохнул. Об пол глухо ударилась смятая
жестяная кружка.
Воспользовавшись тем, что никто больше не питает к ним интереса, путники
ушли в приготовленную комнату. Закрыв на засов тяжелую дверь, осмотрелись.
Небольшая каморка. В выемке на стене тускло горит оранжевая сфера, на полу в
углу друг на друге лежат несколько соломенных тюфяков и потертых одеял из
овечьей шерсти – то, что нужно для усталых гостей. В стене прорублено окно с
локоть шириной. Корво деловито обошел комнату:
– Будем спать по очереди. Сначала ты, потом я. Пармен под утро будет
караулить.
– Нет нужды, – волхв устало зевнул, – Я положил на комнату защиту, никто не
сможет пройти незамеченным. Кроме нас, ессно.
– Тогда давайте укладываться.
Путники разложились. Корво отстегнул ремень, схватил тюфяк, закинул его
под окно – не могу, мол, без свежего воздуха. Авенир снял плащ, стянул сапоги, оставшись в рубахе, да штанах. Лег у двери, вместо возглавия положил сумку, в
руке сжал посох. Пармен повертелся, вздохнул, кинул постель посреди комнаты.
Наспех стянул одежу и зарылся в плед. Через пару минут уже посапывал, аки
довольный барсук.
Рыжебородый тихо спросил Авенира:
– Как это ты её утихомирил? Они ж, бабы, настырные.
Волхв почесал макушку:
– Я каким-то… У них, чтобы стать жрицей, надо убить мужчину из семьи –
отца, мужа, сына, или любимого. Она не убила – я нутром это почуял, не знаю, как.
Ну, и чтоб перед богиней оправдаться, искала кого-нибудь, чтобы снасильничать
и… отрезать в общем.
Корво оскалился:
– Штуку, которой детей делают?
– Ну. А я когда про любовь сказал, то она своего мужика вспомнила и… все. Да
девица молодая, себе еще найдет кого-нибудь, бессмысленно нас арканить – жрице
больше хлопот с нами биться.
