больше хлопот с нами биться.
– Эх, Авенир, сердцеед ты. То Ягоду охмурил, то эту бестию – красивая, за
ночь с такой и жизнь отдать можно… Бабы к тебе лезут, а ты ломаешься, как
нецелованная девица. Мне бы таких забот.
– Будут тебе заботы еще. А пока спать надо.
Авенир повернулся к стене, поплотнее закутался в одеяло. Перед взором
стояла Фатира из стана Чыдаха, в печальных зеленых глазах горела любовь. Волхв
сглотнул, набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул. Мысленно пообещал -
не знаю как, но я тебя отыщу, хоть в преисподней.
В глазах мелькнули белые зайцы, в голове ломило. Волхв скрипнул зубами и
повернулся к стене – поглубже в тень, туда, где свет не достанет. За плечо дернули, раздался добрый басоватый голос:
– Нир, просыпайся! Опять всю ночь молился небось. В путь пора.
С трудом разлепил веки. Голова гудит, во рту как будто помоев, хотя нет, помои – слишком… мягко, что ли. Как с десяток свиней наделали. Руки ломит. И
горло болит. Надо же, волхв, а простыл. Авенир присел, потихоньку разогнулся, ругнул сам себя:
– Ну и лекарь. Заболел же. Сейчас, приберу себя в кучу.
Пошарил в суме, достал серо-зеленый порошок, зажмурившись, проглотил.
Внутри что-то зашипело, на глазах выступили слезы. Сразу стало весело, бодро, тепло.
– Пойдем наружу. Пармен где?
– Вышел. Ты даже не проснулся, когда он тебе дверью в лоб въехал. Так, бормотнул что-то, и дальше задрых.
Прошли через пустующую корчму. Опухший хозяин устало мел пол, в углах и
за парой столиков храпели упитые гости, не нашедшие сил уйти на покой. В
воздухе повисла плотная завеса перегара и дыма – от вони резало глаза и
схватывало дыхание. Маленькая девчушка ловко залезла по стропам в самый верх
крыши и дернула щеколду. Завесь отъехала и в помещение ворвался еще
прохладный воздух. Корчмарь остановился, вдохнул:
– Умница, доча. Слезай, буди старшого. А я уж спать пойду.
Девчушка, махнув соломенными – почти желтыми, косами, исчезла за дальней
дверью. Авенир с Корво вышли на улицу. Солнце еще только выглянуло, но воздух
нагревается быстро, через пару часов станет жарко. Обошли корчму, приблизились
к конюшне. На завалинке лежали плащ, да рубаха со штанами. Подле них
горделиво красовались добротные кожаные сапоги и знатный опоясок.
Рыжебородый резво сунул ремень в мешок, довольно подмигнул Авениру. В
конюшне мирно посапывал ахалтекинец, увидев Корво, мотнул головой и фыркнул.
Помеченный огнем – во всех рыжих течет капля крови огненного бога, – ласково
погладил зверя по морде.
Раздался всплеск. Неподалеку от кормушки в бочке с водой отмывался
чернявый Пармен. Пучком сена стирал вьевшуюся грязь, руки натирали мылом
волосы, соскребали налипший жир. Увидев появившихся друзей замялся, видно
было, что стесняется. Корво махнул рукой, мол, чего на тебя смотреть, вылезай, не
пужайся. Парень просеменил к завалинке. Волхв отметил, что юноша хоть и худой, но жилы тугие, во время движения видно каждую. Через минуту бывший бродяга
появился, придерживая объемные штаны – предыдущий хозяин был помясистей, да
в боках поширше. Корво ухмыльнулся:
– А где ремень?
Пармен растерянно замотал вихрастой башкой:
– Да… был на завалинке. Я помню, что там снимал. Наверное, девчонка…
Авенир прервал его:
– Кинжалы куда затырил?
Юноша засуетился, побежал к бочке:
– Здесь, здесь…
Упал на четвереньки, порылся, в ворохе желтого сена блеснула узенькая
темная полоска:
– Вот, я тут рядом положил. А вы пришли, опасаться ж нечего, ну я их и
оставил.
– Собирайся. Трогаться пора.
Рядом с конюшней ждал муравит. Авенир подошел, протянул лепешку,
обмазанную жиром. Унтц-гаки осторожно щелкнул челюстями, ароматный паек
исчез в бездонной глотке.
Пармен вздохнул. Волхв обернулся:
– Ты чего?
– Эх, такой бы пастью, да винца бы хлебнуть.
Бородач уставился с сомнением на юнца:
– Да тебя от четверти уже положит. А в такую пасть не меньше двух ведер
надо.
Авенир огляделся, исчез в конюшне. Вывел гнедого жеребца, протянул
Пармену поводья:
– Старым хозяевам незачем, они и так где-то аки степные кони скачут. Будешь
на нем гарцевать. Как, не умеешь? Надо. Люди ж не свиньи, они верхом должны, а
не на лапах.
Глава 20. Проклятые
Неделя минула стремительно. Диптрен изучил всё, что предоставил ему герр.
Каких только опытов не ставили над Рукибом! В ход шли всевозможные вещества, различные виды воздействия. Эпифакт прогоняли через магнитно-импульсные
поля, били ударными и звуковыми волнами, заряжали энергией от портативных
атомных реакторов. Большинство экспериментов оканчивались неудачей –
громадина не подавала никаких сигналов. Интересным оказался опыт с
применением крови – на обработку уходило от пяти литров, после чего
поверхность Рукиба излучала особое поле, в котором создавались биоэнергенные
кристаллы. Ученые впоследствии смогли искусственно синтезировать этот
процесс, но биоэнергены выходили не такими мощными – все равно, что витамины
в капсулах супротив огородной бабушкиной редиски. От создания натуральных
кристаллов отказались – слишком уж привлекало внимание журналистов и службы
правопорядка. Самые сильные «бионы», – так их назвал Гринвин, – остались у
Хеминса, Натиллы и Диптрена. Профессор от волшебной палочки демонстративно
отказался, заявив, что работает исключительно с научными теориями и не желает
навлекать на себя порчу – мало ли что прилипнет от убитой души. Интересным
был и первый эксперимент, во время которого из Рукиба вырвался луч, расщепив
на атомы водопроводчика Суховского и оставив в здании лаборатории
внушительную дыру. Каким-то образом получилось активировать артефакт, но вот
каким? Этого ученые не отследили.
Диптрен раз за разом прочитывал документы, сопоставлял факты и
размышлял о возможностях находки. Натилла говорила, что эксперименты, опыты
и любые другие действия бесполезны, если не вникать в суть. Можно хоть сотни
раз бить молотком по гвоздю, но нужно понять, зачем. И тогда может прийти
мысль, что гвоздь можно вбить в стену. Вбить! А на этот гвоздь, например, повесить картину. А картина, в свою очередь, будет радовать глаз. Или закрывать
дыру в стене. Вот она, суть.
Юноша улыбнулся. Человечество, сначала недоверчиво, понемногу, а сейчас
уже сломя голову меняет курс с техногенного на биогенный. Весь мир погрузился, как говорит Хеминс, в продвинутое Средневековье. Улучшенные породы
животных, новые диковинные виды растений, одежда древнего покроя из
современных износостойких материалов – течение набирало глубину и силу. Мода
диктует свои каноны, а она же такая – дай палец, до шеи сгрызет. Стало популярно
выражаться, как простодушный крестьянин, словари с древними словечками
скупались бешеными партиями (благо, Диптрен имел несколько книжных
магазинчиков – неплохая прибавка к зарплате).
«Экостарс» вовремя подмял под себя несколько стратегически важных
компаний, став монополистом в производстве различных «магических» штучек. По
дорогам, вымощенным декоративным камнем, катились повозки высокой
комфортности, экологически безвредные. По желанию можно было запрячь в нее
настоящего живого коня, но это стоило дополнительных расходов. Дамы щеголяли
в кожаных, шелковых и суконных платьях, которые по прочности превосходили
двухмиллиметровую сталь.
Вкусив последствия экологической катастрофы, человечество обратилось
восстанавливать испорченное, словно извиняясь перед планетой за тысячелетнее
скотство. Обратились с пылом, без оглядки. Поверхность земли перекроена, острова сшиты в огромный материк – считай, новая планета, так почему бы и
жизнь не начать заново? Не везде конечно все идет гладко. В месте Килтейского
хребта повылезали вулканы, по периметру новой земли пришлось искусственно
нарастить скалы – мировой океан под воздействием Луны вел себя агрессивно, норовя затопить обжитые поверхности. Да и за скалами, за охраняемой
биокристаллами и сферическими аккумуляторами сушей, бушевал первородный
хаос.
Если он, Диптрен, реализует проект, запустит безвольно дрейфующий в
космосе второй спутник, все может выровняться. Землю перестанет постоянно
клонить в одну сторону. «Нужно активировать Рукиб», – напомнил он себе. С
помощью его энергии получится зарядить спутник надолго, на сотни, а может, и
тысячи лет. Космическая станция сможет сама корректировать все траектории, человеку даже влезать не надо – людофактор лишь все портит. Юноша опять
мысленно пробежался по удачным опытам. Озарение пришло как вспышка,
освежающий фонтан искр в иссушеном мозгу. Суховский! Точно!!!
