Вся процедура заняла час: инженер и его помощник наверняка отработали её заранее. Снятые полозья были выброшены вовсе, поскольку прицеп изначально создавался с расчетом на одноразовое использование.
— Всё топливо, что в прицепе, мы сожжём ещё до того, как вернёмся к Пределу, после чего перегрузим оставшееся добро в кузов, чтобы не тащить за собой полтонны мёртвого груз ради сотни килограммов снаряжения, — пояснил конструктор вездехода, — и в итоге обратная дорога будет ещё более быстрой, тьфу-тьфу.
Вскоре люди начали снимать лишнюю одежду: температура перешагнула нулевую отметку и медленно ползла вверх. Снега уже не оставалось — только слякоть чавкала под гусеницами, да местами пробивались кустики зелёной травы.
Макса мучило чувство дискомфорта, и дело даже не в ощущении опасности. Он как будто оказался в космосе или на луне, словом, где-то за пределами своего мира, в месте, где всё иначе, не так, как он привык. Кроме того, очень мешал свет: хотя солнце по-прежнему было скрыто тучами, но куда менее густыми и плотными. И подобные чувства испытывали и другие, можно не сомневаться в этом. А еще жара. Плюсовая температура на открытом воздухе — это очень жарко для того, кто привык к жилищам с температурой в три-четыре градуса в лучшем случае.
— Скоро мы увидим ещё один город, — сверился с картой Слепнев, — обойдём или заедем туда?
— Плохая идея, — покачал головой Игорь, — там нас не ждёт ничего хорошего.
— Полностью согласен, — кивнул Пустынник, — в таких городах можно, впрочем, разжиться свежим мясом… или самим стать чьим-то обедом.
— Значит, обойдём, — подытожил Латышевский.
Он чуть прибавил газу, и вездеход погромыхал веселее.
За этот и последующий день экспедиция, без каких бы то ни было препятствий, даже ни разу не увидев алчущих или других опасных хищников, преодолела ещё около семи сотен километров. До заветной цели оставалось всего двести километров — один день пути.
* * *
— У нас есть небольшая проблема, — сказал инженер, когда Волгоград уже виднелся вдали, — это река. Называется она Волга, и это самая большая река, которую мы вообще увидим. Меня беспокоит, что мосты через неё могли и не уцелеть. Я, скажем так, не гарантирую, что устоял хоть один.
— Вот чёрт, — Игорь выбросил пустую банку тушёнки и облизал ложку, — а я-то надеялся, что всё и дальше будет так же гладко, как до этого момента!
— Похоже, настало время зарабатывать наши гонорары, — Макс с ледяным спокойствием, словно взятым взаймы у Пустынника, проверял запасные обоймы в разгрузке.
— И что будет, если ни один мост не уцелел? — с беспокойством спросил Валера.
Этот Валера Максу не понравился практически в первый же день. Суетливый, вечно как-то неискренне улыбающийся, он только раздражал всех окружающих, вечно норовя завязать разговор ни о чём, хотя урчание мотора и лязг гусениц попросту отбивали охоту трудить голосовые связки просто так.
— Увы, дальше пешком пойдём, — ответил инженер, — этот вездеход раньше, к слову сказать, был плавающий, но дело было очень уж давно. Мы восстановили его, как могли, но теперь он уже не способен плавать. Так что будем искать плавсредство для переправы, если моста не найдём.
— И далеко придётся идти после того, как переправимся? — спросил Макс.
— Около пятидесяти километров по прямой. По старому шоссе будет больше, так как оно малость искривлённое.
— Чёрт, — негромко, но тоскливо выдохнул Валера.
— Ладно, не переживайте раньше срока, — успокоил бойцов Латышевский, — мосты раньше строили основательно, сами всё сейчас увидим.
Вездеход полз со своей обычной скоростью, однако теперь эта скорость казалась очень уж медленной. Впереди экспедицию ждал ещё один мёртвый город, самый большой из всех, ими виденных по пути. Да и вообще, лишь немногие, включая Пустынника, видели раньше такие большие города.
Минут через сорок они уже находились почти у самого города. В глаза бросилось огромное количество насквозь проржавевших автомобилей, запрудивших все въезды в город.
— Что за чёрт?! — с досадой воскликнул инженер, — почему тут так много машин?
— Это беженцы, — пояснил Пустынник, — дальше мы, скорей всего, не проедем. Когда началась Эпидемия, огромные количества людей пытались спастись бегством, убравшись как можно дальше от очага заражения.
— Это я понимаю, но почему все эти машины именно тут?
— Потому что все эти люди добрались только сюда. Дальше их не пустили.
— Как не пустили? — ужаснулась Ольга, — кто не пустил?
— Другие люди. Чтобы остановить распространение «химеры», беженцев пытались не выпустить из зоны бедствия. Этого, конечно, много где не удалось сделать, огромные массы людей в отчаянье бросались на солдат, колючую проволоку, пулемёты и бронетранспортёры. Прорывали кордоны, точнее, даже сметали. И вирус продолжал распространяться — ведь многие беженцы уже были заражены. Были убиты сотни тысяч беженцев — но всё напрасно. В конце две тысячи двенадцатого года очаг заражения площадью в тысячи квадратных километров был зажат между двумя реками — Днепром и Волгой, а в начале две тысячи тринадцатого эпидемия вспыхнула с новой силой — уже во всём мире, везде одновременно.
— Откуда, чёрт побери, вы всё это знаете? — изумился Слепнев.
— Я читал сохранившиеся газеты, которые находил. Под Москвой я наткнулся на укреплённую усадьбу, в которой был мощный радиопередатчик — тогда многие люди увлекались любительскими радиостанциями. Хозяин того дома продержался до две тысячи четырнадцатого года, а затем застрелился. Но до последнего дня он вёл журнал, в который записывал всё, что сообщали ему другие радиолюбители — когда все коммуникации были оборваны, именно они стали последним средством передачи информации.
— Поразительно! Просто невероятно! И вы всё это время молчали?!!
— Меня никто не спрашивал. Я думал, это никого не интересует, — пожал плечами сталкер, — то есть, теперь-то я уже знаю, что данные очень ценные, но тогда, когда я читал это, то не был способен осмыслить важность этого журнала.
— И где этот журнал?!
— Я положил его туда же, где взял — в сейф радиста.
Слепнев сокрушённо покачал головой. Ещё бы, источник из первых рук, освещающий все тогдашние трагические события.
— А скажите, там была точная дата падения метеорита?
— Да. Двадцать восьмое октября.
— А начало эпидемии?
— Радист не был уверен, но написал, что первые случаи нападения свихнувшихся людей произошли в Москве спустя четыре дня. Спустя шесть дней Москва уже кишела носителями «химеры», нападающими на всех подряд.
Петруха быстро взглянул на своего старшего коллегу:
— Семён Борисович, вы думаете о том же, что и я?
— Полагаю, что да. Инкубационный период «химеры» был тогда менее пяти дней. Хотя, как мы знаем, теперь он составляет пару месяцев, плюс-минус. И я без понятия, чем это объяснить.
— На самом деле, нам нужнее решить, что дальше делать, — напомнил Латышевский.
— Полагаю, спрятать вездеход и дальше идти пешком, — сказал Пустынник, — навьючимся и пойдём. Нам понадобится вся высококалорийная еда, медикаменты, патроны. Снимем с вездехода оба кормовых пулемёта, возьмём как можно больше патронов и пойдём.
— Да уж, нелегка наша ноша будет, — вздохнул Ворон, — но нам не привыкать.
Вездеход загнали между остовами двух больших грузовиков и накрыли кузов брезентом. Получилось неплохо, если не знать, что именно тут есть исправный транспорт — не найти его среди множества ржавых машин, автобусов и грузовиков. Затем начали сгружать припасы и выбирать самое необходимое, снимать пулемёты с турелей.
Макс доверху набил свой и так не пустой рюкзак галетами и тушёнкой, привязал к нему пару коробов с пулемётными лентами, проверил, удобно ли будет доставать гранаты и револьвер.
— Кто понесёт пулемёты? Кто вообще стрелять из них умеет? — спросил Игорь.
— Я понесу один, — вызвался Петруха и забросил свою трехстволку за спину.
— Оставь её, — посоветовал Пустынник, — я тебе дам потом свой дробовик, нам сейчас нельзя брать лишнего.
Петруха со вздохом положил ружьё в кабину и взял в руки пулемёт:
— Хорошая машинка этот «Печенег». Старый, конечно, восстанавливали из хлама, но на совесть. Коробы у кого? Я штуки четыре возьму, больше не сдюжу.
— У меня два на рюкзаке болтаются, — Макс указал пальцем себе за спину, — просто верёвки перережешь или развяжешь, если что.
Пустынник взял второй пулемёт, отдав свою «сайгу» Ольге, а винторез забросив за спину:
— Свой «калаш» оставь, — распорядился он, — «винтореза» и пары автоматических дробовиков тебе должно хватить, патронов только набери к ним побольше, сколько унесёшь.
— Лучше я возьму ваш автомат, Оля, — сказал Латышевский, — я, признаться, только с пистолетом.
