— Боюсь, что черные линии оплетают не каждого. Хорг и его отец, судя по твоим рассказам, оба сошли с ума от горя. Может, Хорг внешне и сохранил видимость здравомыслия, но сердце его окутало отчаяние. И он поддался. — протянул Аобран, но резко подскочил на облучке содрогнувшейся повозки: — Ой, проклятье! Увязли! И ведь колючей проволоки тут нет…
— Зато есть весна, — отозвалась из своей кибитки Офелиса. — И дороги с колеями. Чем помочь?
— Да как тут поможешь! У тебя магия воды, тут и так луж хватает. У Чигусы и у меня — огня, сгорим только. «Проколы» открывать несолидно, мало ли куда унесет, — посетовал Аобран, но Адхи уже бойко соскочил на землю:
— Я помогу!
— Да ты вроде мэйв теперь… — пробормотал Ледор, но Адхи уже привычно навалился плечом на груженую повозку с двумя кудесниками. И ощутил приятную легкость, без труда вытаскивая из глубокой лужи увязшие задние колеса. Все-таки он вернул прежний облик и родную силу. Говорили, каждого орка питает мощь его племени, значит, он восстановил эту едва уцелевшую связь.
— Какой ты сильный, — восторженно пискнула из своей кибитки Чигуса. Они с наставницей еще не лицезрели настоящей силы орков. И зачем с ней была магия?
Если бы не все эти потрясения, Адхи прекрасно прожил бы и без нее. Хотя… Тогда, возможно, племя Огненной Травы смело бы его деревню еще в первый раз, а ему самому грозила неминуемая смерть от вражеской сабли. Адхи вновь вспомнил, что в какой-то мере действительно умер, и едва не выронил повозку, резко вытягивая ее на сухое место.
— Эй-эй, колеса не сломай! — встрепенулся Аобран.
— Нет, ты точно снова орк, — продолжая свою мысль, отозвался Ледор, когда Адхи отряхнул грязь, облепившую сапоги, и запрыгнул обратно.
Впрочем, несколько раз он спешивался, чтобы размяться. Двигались они все равно медленно, пока точно и не зная, в верном ли направлении идут. Но картины вокруг представали мирные: нигде не виднелось сожженных деревень или вытоптанных полей, не доносился гул пушек и боевой клич воинов. Казалось, в этом мире и нет никакой войны, казалось, все затопляет одна тишина. И ее нарушил задумчивый голос Адхи, который вернулся к расспросам:
— Расскажите мне о вашем беглом собрате. Может быть, я узнаю его при встрече, мы поймаем его и спасем Даду. И, может быть, Хорга.
— Мы мало о нем знали. Он был нелюдимым и странным. Но кудесники все странные, каждый по-своему. Что еще рассказать? — пожал плечами Аобран.
— Он носил длинные рыжие усы! — вдруг воскликнула Чигуса.
— Точно-точно! Усы! Вот это запоминалось, — спохватился Аобран. — Рыжие усы и нелепую шляпу с высоким верхом и мятыми полями.
— Цилиндр, — напомнила моду злополучного родного мира Чигуса. — А еще вокруг шеи повязывал как их там… галстук! Вот. Вроде шарфа, но тоненький. И еще… этот, ну этот… пиджак в клеточку.
Как выглядит пиджак, Адхи не знал, но полагал, что эта одежда похожа на кафтан. В любом случае образ складывался узнаваемый. Но никто из спутников не вспомнил, было ли у их темного собрата имя, называл ли он себя хоть как-то.
Всплывали лишь незначительные детали: и будто носил он золотую цепочку, а на ней штуку, которая отмеряла время, и будто вместо сапог на ногах у него красовалась странная лакированная обувка, а на штанах вместо тесемок были не пуговицы, а сложное приспособление, называемое почему-то «молния». А еще он постоянно менял лошадей и никогда не брал в странствия спутников. И вроде бы путешествовал даже без кибитки. Но рассказы рознились, Офелиса и Аобран вступили в спор, не сумев договориться о времени, когда в последний раз видели их общего врага.
— На позапрошлую луну в таборе он мелькал! Да и было у него имя, точно было, ну назывался же он как-то! — громко доказывала Офелиса.
— А я говорю, что не назывался он никак и никому, — настаивал Аобран. — И не на позапрошлую луну видели мы его, а позже.
— Когда пропал Дада, его уже не было в таборе, — настаивала Офелиса.
— Значит, мы ищем Рыжеусого, — мрачно прекратил бессмысленную ссору Адхи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Рыжеусый? А что, вполне подходящее прозвище, — кивнула Офелиса. — Так и будем его звать, если никто не помнит иного.
Разговор больше не складывался, все двигались в неприятном молчании. Адхи же думал о своем, вспоминал все, что произошло за короткий конец лета: драку с Хоргом, попадание на пустошь, похищение Дады, нападение орков Огненной Травы, скитания по чужим местам, обращение в мейва — и все больше злобы и горечи вставало темной волной в его душе. Обида на тяжелую долю кружилась острыми осколками, свиваясь в тугую черную воронку. Он мучился, его терзали страхи. И что он получил, кроме новых испытаний и тревог?
Конечно, любой шаман сказал бы, что услышать голос самого Белого Дракона — это великая милость, особый дар. Но ведь и Белый Дракон говорил далеко не то, что хотелось бы услышать.
Все больше Адхи сомневался, все больше раздумывал, не окажется ли его наставник очередным хитрым кудесником. От всего увиденного в душе прорастали липкие водоросли неверия. Все более разумными казались речи Ледора и Аобрана в их первую встречу.
Сомнения взвились ядовитыми змеями после славословий шамана Ругона: невидимых кудесников с легкостью приняли за мифических духов-из-скорлупы. Возможно, и многие века назад все чудеса были лишь искусными фокусами. Адхи посмотрел на свои руки, которые с некоторых пор и творили эти чудеса, открывали проходы между мирами и делали хитрые ловушки для врагов. Разве такая сила считалась милостью духов?
Но даже если легенды не лгали, даже если его отметил неведомой волей сам Белый Дракон, пока что такая избранность напоминала проклятье.
«А если ничего нет и все ложь? Если ты просто трусливый мальчишка?» — шептал тягучий чужой голосок в голове, то же, который заставлял уничижать себя на Пустыни Теней. Адхи вздрагивал и сжимал кулаки на коленях. Нет, ему определенно требовалось проветрить голову и размять ноги.
Перекусив овечьим сыром и остатками соленого мяса, Адхи спешился, раздумывая, что неплохо бы в ближайшие дни поохотиться в лесу, чтобы пополнить припасы.
В степи кудесники сноровисто настигали добычу прицельными бросками молний или огненных шариков, а Офелиса ловила крайне удивленную рыбу, вытаскивая ее прямо в водяных пузырях из речушек и озер. Адхи же не забывал о тренировках с луком. В этом мире почему-то не попадалось шестикрылых фазанов: у всех замеченных птиц оказалось по два крыла. Но наверняка в лесах, высящихся стенами по обе стороны тракта, хватало дичи.
Адхи, впрочем, совершенно не нравилась дорога среди деревьев. Он ощущал себя пойманным, заточенным в клетку. Сперва они ехали среди полей и холмов, где привольно гулял ласковый ветер. Но вскоре все чаще начали попадаться раскидистые великаны, приветственно качающие оттаявшими ветвями. И от них тянулись длинные густые тени, перекрёстной решеткой заслоняющие расхлябанные колени, наполненные весенними дождями.
Тени… При въезде в лес оказалось слишком много теней. Но деревья мирно покачивали кронами, лошади недовольно фыркали, ездовые птицы цокали шпорами длинных лап, скрипели колеса повозок. И все отбрасывало тень.
Адхи зажмурился, тряся головой: в груди бешено заколотилось сердце. Он ощущал незримую опасность спиной, чувствовал ее прикосновение к косицам на затылке. Так же подкрадывалась, втекая в его существо, магия Хаоса, но ее объятия были иными, они окутывали привычным узнаванием, точно раскрывая нечто, всегда спящее глубоко в душе.
Здесь же что-то тянулось извне, заставляя рассудок затуманиваться, как в дурном сне. Адхи шагал возле кибитки, как заведенный механизм, и не понимал, где находится, куда двигается. Он словно превратился в одну из теней с «записи», которую вызвала из загробного мира воля змей-проводов и контрольной панели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сердце колотилось уже в горле, веля рукам вытащить короткий нож. И вовремя: из-за спины послышалось едва заметное шевеление, что-то темное и разрастающееся заслонило рассеянный ветвями лесной свет. Адхи резко обернулся и выбросил вперед нож, еще не видя толком, кого атакует. Он только знал, что к нему подкрался недруг.
