А Макс и правда выглядит будто с обложки журнала о мужском здоровье – высокий и широкоплечий, сильный, как воин. Поставь их с Александром рядом, неизвестно, кто будет смотреться мощнее и мужественнее. Но сейчас у Исаева непринужденный стиль: джинсы, серый пуловер под расстегнутой нараспашку курткой из дубленой кожи. И явно все это стоит не одну сотню баксов. На его фоне я, одетая почти так же, смотрюсь гопницей со своим «оверсайзом».
С трудом получается выдавить из себя простое «привет». А Макс улыбается так, что мои ноги становятся ватными. Он открывает передо мной дверь джипа и решает окончательно добить: целует в губы. Быстро, мимолетно, даже дежурно, как чмокают девушку, с которой встречаются очень давно. Однако этот поцелуй отзывается дрожью во всем теле, заставляет вспомнить недавний и крайне неприличный сон. Подозреваю, что заливаюсь краской. Хорошо, что в зимних сумерках мое состояние не так заметно.
Усаживаюсь на переднее сиденье и мешкаю, ища негнущимися пальцами защелку ремня безопасности. Что за паралич?! Стыд и срам мне, дочери Хардлеймов! Было бы от чего растекаться лужицей, подумаешь, поцелуй. К тому же не первый, чтобы вот так замирать в трепете. Что вообще происходит? Сновидение так повлияло? С Максом же в нем я предавалась утехам? Или дорвалась до настоящих мужчин, насмотревшись на гномов? Хорошо, что учение Вильфа в этот раз дало сбой, а то бы и этого возмутителя спокойствия чем-нибудь стукнула. Да той же дверью машины, например…
Макс приходит на помощь и перегибается через меня, фиксирует замок. Успеваю заметить хитрую усмешку, прежде чем он снова прижимается ко мне губами. Забываю дышать под его горячей, сладкой и пьянящей лаской. А Исаев тем временем стягивает шапку с моей головы, запускает руку в волосы, притягивает к себе еще ближе, целуя так, словно не видел меня целую вечность, будто получил то, чего так долго хотел, ставя клеймо или заявляя права, присваивая, дурманя остатки моего разума и свободной воли. На задворках сознания неожиданно для себя самой осознаю, что этого мужчину отталкивать не хочу, уж тем более лупить первыми попавшимися предметами. Раствориться бы в нем, полностью отдаться голодной и нетерпеливой атаке, подчиниться несгибаемой воле.
Макс с трудом отрывается от меня, да и я понимаю, что протестующий писк в тишине салона – мой собственный. Что за странные порывы? Месяц назад, когда я требовала себя поцеловать, мною больше управляла веселящая жидкость и интерес – сам процесс, как целуются люди. Сейчас же двигали инстинкты, что-то не совсем понятное, ускользающее, не поддающееся здравой логике.
Прижимаю руку к опухшим губам, силясь осмыслить происходящее. Сон так влияет или байки о Максе, какими я так усердно кормила Ову, что сама поверила: он нравится мне? Да и как не нравиться, когда сидит тут рядом, красивый, как древний бог, и аж светится от удовольствия! И явно забавляется моим растерянным видом.
Только когда заводится двигатель, я задаю вопрос:
– А куда мы едем?
– За твоим ушастым, – поясняет Исаев, убирая прядь волос мне за ухо.
Я и не заметила, когда он успел стянуть резинку с конского хвоста. Вижу ее на консоли между нашими сиденьями и тянусь, чтобы забрать. Максу приходит в голову та же идея, и мы сталкиваемся руками. Он тут же берет мою кисть в свою, большую и крепкую, поглаживает пальцем сбитые в мозоли костяшки. Если и удивлен огрубевшей за день коже, то не показывает виду. Пока я раздумываю, стоит ли вырваться (в каком-то смысле стыдно за отсутствие должного ухода), Макс нежно целует меня в тыльную сторону ладони. Кончики ушей начинает покалывать – верный признак того, что я красная как рак.
Зажмуриваю глаза, переводя дыхание, а когда открываю, вижу Дашкину любовь – Титова, пялящегося на нас с отвисшей челюстью через окно. Язык у него что у Вильфа и Овы – завтра весь универ будет трезвонить о моем ухажере. Это не Иванов, который не станет болтать почем зря, и не моя девичья банда, что подкалывает меж собой, но чужим наши секреты ни за что не сливает. Что ж, может, хоть Соколова успокоится. В какой-то мере будет прикольно хвастануть перед ней Максом. На что мне Игорь, когда тут Бред Питт во плоти руки целует?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Знать бы еще, что этому «Питту» от меня нужно, какой статус у наших отношений, если вообще их можно так назвать. Даже нашу сегодняшнюю встречу сложно считать свиданием. Он всего лишь заехал за мной, и мы направляемся за подарком на днюху. А все эти нежности как бы не в счет без объявления меня его девушкой. Или я мыслю по-детски, а у взрослых людей все происходит по-другому? Тот же Александр не спрашивал меня, когда целовал. Макс хотя бы ведет себя цивилизованно. Впрочем, Страж, когда накинулся на меня со всей страстью в Леорухе, сделал это как бы Максу назло. Таинственному Максимилиану-Максу… Этому, что сидит в нескольких сантиметрах от меня, или просто далекому тезке, с которым я так и не успела познакомиться?
– Вытащил его вчера из машины, – поясняет Исаев про зайца. – Не мерзнуть же ему всю ночь.
Он будто нехотя выпускает мою руку и трогается с места. Свет фонарей на стоянке отражается в окнах джипа, и в глазах мужчины на миг проскальзывают такие же желтые блики. Невольно вздрагиваю, пораженная очередным совпадением. Через пару секунд нет и следа столь знакомого мне свечения. Показалось? Преломление света и ничего сверхъестественного? Или Макс действительно именно тот, о ком я думаю? Есть еще третий, совершенно бредовый вариант: Исаев оборотень, перевертыш или им подобное чудо-юдо. Ну а что, если есть Тривинд, параллельный мир, почему бы не существовать всякой нечисти в придачу?
– Забыл утром с собой взять, – продолжает Макс. – И хорошо, а то бы половина фирмы и не вспомнила бы, что надо работать, а не обсуждать начальство.
Блин. Он еще и мой босс, и сплетни не любит. Стоит ли рассказать ему, что нахожусь у него в подчинении? Лучше всего обозначить наши рабочие отношения, чтобы ненароком не счел охотницей за богатством. Но сначала Черное Дерево, все остальное потом.
Не спугнуть бы удачу, когда Макс сам везет меня к себе. Не пришлось навязываться и строить коварные планы по его соблазнению… Черт! Да это он меня соблазняет, а не наоборот! Я еду в ночь со взрослым мужиком к нему на дачу! Я в своем уме? Еще и отговаривал меня с Игорем водиться, его братом стращал, а сам?! В какое пекло я опять лезу? В Леорухе у меня за спиной были хотя бы дядья с топорами, а в родном мире положиться не на кого. Написать, что ли, Дашке, что еду к Исаеву? Или перестать нагнетать, пугая себя? Поняла вроде давно уже, что его не боюсь...
Зотова, пора взрослеть! Приказываю себе определиться с планом действий, вернее, с его развилкой, куда меня может завести тот или иной выбор. После небольшого препирательства с самой собой решаю плыть по течению и действовать по обстоятельствам.
– Есть хочешь? – спрашивает Макс.
Неопределенно пожимаю плечами. О еде не вспоминаю, как и о сне. Все как отрезало. Тут вселенские проблемы в голове кипят, а желудок тихо забился в угол.
– Понятно, – ухмыляется мой начальник. – Едем ужинать. Тут хороший ресторанчик недалеко.
– Э-э-э… – осекаюсь, – я не одета для ресторана.
– Ты прекрасно выглядишь, – уверяет Макс.
Приятно слышать комплимент из его уст, но я настаиваю:
– Пойдет шаурма или хот-дог.
– Серьезно? И не боишься отравиться?
После походной гномьей кухни я ничего не боюсь, а уж про ужин из «мышей» вообще молчу. Но ведь не расскажешь ни ему, ни подругам – никому…
Через пару кварталов Макс выходит за едой, а я остаюсь в машине. Достаю телефон и пишу маме, что задержусь с девчонками, «буду повторять материал, потому что все напрочь забыла», и проверяю баланс на карте, есть ли деньги на такси, если придется удирать от Исаева из пригорода.
Он возвращается с шаурмой и сокрушается, что это нездоровая пища, сто лет такое не покупал. Однако ест с аппетитом, как говорят, аж за ушами трещит. Чем их там кормят в Обители? В Леорух бы его на откорм…
