— И немедленно! — поддержал его Поль Марьяж, уже успевший заскучать среди неба, воды, песка, зелени. Столько всего вокруг, — но ни единого намека на существование игрального стола. А вот в доме, смекнул Поль, что-нибудь такое непременно отыщется.
Вскоре космические путешественники уже подымались по пологим ступеням вытянутого в длину сооружения, напоминавшего фешенебельные курортные виллы родной Земли.
Двери гостеприимно отъехали в сторону, и глазам удивленных землян открылось просторное помещение со стеклянными стенами (так, что видны были и море, и небо, и рощица вокруг). Посредине бил небольшой фонтан, струи воды, стекая, играли на блестящей зеркальной сфере, висящей в самом его центре безо всякой опоры.
Слева высился накрытый стол.
— А где же хозяева? — удивленно озираясь по сторонам, спросила Лина.
— Что-то никого не видно, — констатировал Поль, и, сложив руки рупором, прокричал: — Ау-у!..
Эйнштейн укоризненно покачал головой, глядя на это ребячество Марьяжа, но ничего не сказал.
Тут раздалось негромкое жужжание, и перед незваными гостями возник приземистый металлический пенек с ободком из вспыхивающих лампочек.
Все дружно воззрились на странное создание.
— ДО-БРО-ПОЖА-ЛО-ВАТЬ-НА-НА-ШУ-ПЛА-НЕ-ТУ-ДО-РО-ГИ-Е-ДРУ-ЗЬЯ-МИ-ЛО-СТИ-ПРО-СИМ-К-СТО-ЛУ-ОБЕД-ЖДЕТ-ВАС! — гнусавым голосом, разрывая слова на слоги, произнесло оно. Пожужжав, для верности повторило: — ДО-БРО-ПО-ЖА-ЛО-ВАТЬ-К-СТО-ЛУ.
— Неудобно отказывать, — процедил Поль, скосив рот на сторону, чтобы его слышали только спутники. После нервотрепки последних дней и прогулки по берегу моря Марьяж чувствовал зверский голод.
Остальные нерешительно переглянулись. Эйнштейн, как самый старший, взял инициативу на себя:
— Как говорится, спасибо вам с кисточкой. Вы такой любезный, это что-то.
По разумению Сола, это был знак вежливости с их стороны, однако, увидев громоздящиеся на столе яства, Эйнштейн напрочь забыл, что принял приглашение лишь для проформы.
А сейчас надо вообразить себе все то, от чего даже не у самых впечатлительных начинают слюни течь, как водопад. И еще представить состояние космических скитальцев, давно уже принужденных существовать на синтетической пище и вдруг учуявших божественно аппетитные ароматы настоящей еды.
Это была восхитительная трапеза. Обильная, многообразная, сытная и вкусная.
Эйнштейн, сидя во главе стола, подробнейшим образом представлял едокам каждое новое блюдо. Все они были популярны в докосмическую эпоху, а теперь напрочь позабыты.
— Натуральные продукты, — витийствовал он, — с древности ценились человеческой цивилизацией и, надо сказать, ценились абсолютно заслуженно. Мясо, овощи, фрукты, пряности, масла, рыба… Мы сами ограбили себя, отказавшись от главнейшего из земных наслаждений, а именно, наслаждения процессом еды. Что проку в этих унылых энергетических таблетках, лишенных вкуса и запаха? Что проку в высококалорийной питательной жидкости, которой мы привыкли утолять жажду? Что проку в наших тюбиках?.. Вино! Копчености, икра! Целебный солнечный нектар — он дарует человеку радость, чтоб я так жил! Запейте вином эту отлично зажаренную птичью ножку и вы таки, да, поймете, что такое счастье!
Старик заметно охмелел, впрочем и на щеках остальных тоже играл горячечный винный румянец, а глаза весело и игриво блестели.
Действительно, вдруг оказалось, что еда — это не глотание таблеток, а процесс, действо, компания, веселье. Друзья, перебивая друг друга, со смехом вспоминали свои приключения, столь благополучно завершившиеся в инопланетном раю.
— Простите меня, мадам и месье, — винился Поль, уже не поправляя упавшую на лоб длинную черную прядь волос. — Я не знаю, что буду делать, если вы меня не простите! Плохой или хороший, но я вас всех люблю! Честное слово игрока!
— Мы тебя тоже любим, дружище! — уверял его Сайрус, едва справляясь с заплетающимся языком. — Мы любим тебя и уважаем!
— Вы правда меня уважаете?
— Спрашивает!
Мэтью благостно улыбался, бросая на Лину быстрые жгучие взгляды. Она благосклонно позволяла ему это, сама иногда отвечала улыбкой, отчего Мэт вспыхивал до корней волос.
Словом, сидели хорошо.
Когда за стеклянными стенами окончательно стемнело и в небе вспыхнули россыпи ясных звезд, гундосящий пенек развел гостей по комнатам, где для каждого уже была приготовлена широкая кровать под балдахином, застеленная шелковым бельем.
Опьяневшие от вина и счастья путешественники уснули глубоким, покойным, счастливым сном…
Глава 23
Стремительно и под джаз
«Яблочный пирог…
Ты уверен? Да, абсолютно. И еще… как же она называется? Ах да, жареная индейка. Ее нашпиговывают маленькими кисловатыми орегонскими яблочками, зашивают брюхо суровой ниткой и отправляют в сильно нагретую духовку. Затем надо каждые десять минут поливать ее жиром, чтобы образовалась хрустящая корочка. А яблочный пирог? Его нужно накрыть полотенцем, чтобы не осел…»
Сол открыл глаза и сладко потянулся.
«Надо же, какой сон! Прямо как в детстве… Мама готовила яблочный пирог на Рождество и в День Благодарения. Даже запах мне приснился такой же, как тогда…»
Соломон понюхал воздух. Запах не исчезал. Приподнявшись на постели, он увидел, что на небольшом столике рядом с кроватью сервирован завтрак.
Спустив ноги с кровати, он ощутил босыми ногами теплое прикосновение пушистого ковра. Накинув халат, висящий тут же, на стуле, Сол приподнял крышку самого большого из стоящих на столике блюд. В нем лежал изрядный кусок горячей жареной индейки, окруженный дольками орегонских яблок и картофеля.
«Кто-то тут умеет читать мои мысли», — подумал Сол, снимая крышки с остальных тарелок. Там были: несколько ломтей дымящегося барбекью из баранины, жирный цыпленок по-кентуккски и… огромный кусок обжигающего яблочного пирога! У Сола потекли слюнки. Однако на пятой, последней тарелке он с удивлением обнаружил ненавидимую им в детстве тушеную капусту брокколи в мучном соусе.
— Это какая-то ошибка, — сказал Сол куда-то вверх. — Я не люблю и никогда не любил брокколи.
Тем не менее остальные блюда пришлись в самый раз, и Сол славно позавтракал, запив еду большой кружкой кофе с молоком.
— Ну, что же, теперь пора навестить остальных, — решил он, поднимаясь из-за стола.
Старый тюремный комбинезон валялся в дальнем углу комнаты. Солу ужасно не хотелось его снова напяливать.
«Посмотрю-ка я в шкафу», — подумал он, заметив в противоположной стене дверцу с маленьким ключиком. В шкафу оказалось как раз то, что нужно: легкие белые брюки, хлопчатобумажная клетчатая рубашка, твидовый пиджак и мягкие коричневые башмаки. Размер был тоже подходящий.
Выйдя в коридор и заглянув в соседние комнаты, Сол обнаружил, что остальные еще спят.
«Вот сони», — подумал он.
Побродив немного по дому, Сол решил обследовать окрестности. Накинув пиджак, он вышел за дверь.
Метрах в двадцати от крыльца дома Сол заметил новенькое, покрытое темным асфальтом, пустынное шоссе. «На дороге должны быть указатели. Нужно узнать, как называется эта местность». Сол зашагал по направлению к шоссе.
Но никаких знаков он не обнаружил. Услышав за спиной шум мотора, Сол обернулся. Рядом с ним затормозил автомобиль неизвестной ему марки, и из окошка выглянул лысый водитель.
— Могу подвезти.
Секунду помедлив, Сол забрался в машину.
«Двадцатый век на Земле, — подумал Сол. — Тоже бензиновые двигатели внутреннего сгорания. Ужасно неэкономные и опасные.»
— В город направляетесь? — обратился к Солу водитель, когда они отъехали.
— Да, — не очень уверенно ответил он.
— Ученый, наверное?
Они проехали небольшую табличку с цифрой «22».
— Ученый…
— Да, — продолжал водитель. — Сейчас полный город ученых. У них этот… как его…
Сол с удивлением обнаружил, что язык, на котором говорил водитель, был французский. Сол с трудом, но понимал его и даже мог отвечать.
«Вот уже не думал, что на планете-двойнике Земли все будет так буквально похоже…»
— … Симпозиум, — вспомнил лысенький водитель. — Научный симпозиум.
По обеим сторонам дороги тянулись бесконечные пшеничные поля, кое-где прерываемые маленькими деревушками, состоящими из деревянных, крытых черепицей домиков. На горизонте виднелся высокий прямоугольник элеватора.
Вскоре поля сменились городскими постройками, а впереди, к бесконечному изумлению Сола, появился большой синий щит с отчетливой белой надписью «ПАРИЖ — 10 км».
Соломону всего один раз довелось побывать в Париже — когда он безуспешно пытался уговорить Робеспьера не устраивать революцию. Теперь Париж был совсем другим.
— Приехали, — водитель остановил машину. — Идите прямо по Латинскому кварталу, за углом как раз будет Сорбонна. Там и проходит симпозиум. С вас шестьдесят франков.
